Плимутское сражение
| Плимутское сражение | |||
| Основной конфликт: Первая англо-голландская война | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
победа голландцев | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Плимутское сражение — морское сражение Первой англо-голландской войны, состоявшееся 16 (26) августа 1652 года между английским флотом под командованием «морского генерала» (англ. General-at-Sea) Джорджа Эйскью и флотом Соединённых Провинций под командованием вице-командора Михаила де Рюйтера, завершившееся неожиданной победой голландцев[1].
Содержание
Предыстория
29 июля Михаил де Рюйтер был назначен вице-командором (голландское воинское звание между капитаном и контр-адмиралом) объединенного голландского флота. Вскоре после этого он, в отсутствие вице-адмирала Витте де Витта, принял на себя командование эскадрой, снаряженной в Вилингене, у берегов Зеландии, для сопровождения большого торгового каравана. Около 20 августа де Рюйтер отправился на помощь каравану, узнав, что 29 июля из Даунса вышел английский флот Джорджа Эйскью[2]. Эскадра де Рюйтер на тот момент состояла из 23 военных кораблей и шести брандеров, в общей сложности около 600 пушек и 1700 матросов. Де Рюйтер сообщил Генеральным штатам Нидерландов, что большинство матросов были ослаблены, многие корабли находились в плохом состоянии. Тем не менее он предпочел дать бой англичанам, чтобы защитить конвой [3].
Войдя в Ла-Манш, де Рюйтер обнаружил, что Эйскью не был заинтересован в открытом бою с голландской эскадрой, а рассчитывал перехватить конвой. Чтобы привлечь англичан, де Рюйтер появился у берегов Суссекса, но несмотря на панику среди местного населения, Эйскью, чья эскадра к этому времени возросла до 42 кораблей, не отреагировал. Между тем де Рюйтер потерял два корабля, которые он отправил к устью реки Сомма — в результате столкновения с торговым кораблем Sint Nicolaes затонул, а Gelderlandt получил серьезные повреждения.
21 августа де Рюйтер, наконец, встретился с конвоем в южной части Северного моря. Он с удовлетворением заметил, что в составе конвоя были десять военных кораблей, которые присоединились к эскадре, увеличив её численность до 31 корабля. 23 августа де Рюйтер вновь вошел в канал в районе Кале. Его задачей было сопроводить конвой до Атлантики; там большинство судов отправились бы в Средиземное море вместе с десятью кораблями сопровождения, а эскадра де Рюйтера дождалась бы подхода торговых судов, везших серебро из Вест-Индии. Флот Эйскью к тому времени вырос до 47 судов: 38 военных кораблей, среди которых были вооруженные торговые корабли; 5 брандеров и четыре кеча.
Битва
25 августа англичане заметили голландский флот у Плимута. На следующий день около 13:30 Эйскью у берегов Бретани предпринял лобовую атаку на конвой[4]. Он рассчитывал, что голландцы запаникуют и бросят наименее быстроходные суда конвоя, что сулило англичанам трофеи. Но Рюйтер неожиданно разделил свою эскадру и изменил курс, чтобы встретить атаку Эйскью. Английские корабли в среднем были лучше вооружены, но потеряли строй из-за действий самых быстрых судов эскадры, в том числе флагмана Эйскью George и вице-флагмана Vanguard, вырвавшихся вперед в надежде стремительным ударом обратить голландцев в бегство. В итоге англичане уже были не в состоянии сформировать линию фронта и в полной мере использовать своё преимущество в огневой мощи. Голландская эскадра, развернув паруса на северо-запад, сформировала оборонительную линию с флагманом Рюйтера в центре. Около 16:00 голландский флот и семь вырвавшихся вперед английских кораблей сблизились. Англичане, поймав ветер, взломали голландскую линию, но и потеряли свой строй. Корабли противников смешались, и сражение перешло в ближний бой. Большая часть английской эскадры ещё только приближалась к месту боя, и голландцы до этого времени получили преимущество в численности и огневой мощи[5].
Крупнейший 40-пушечный голландский корабль Vogelstruys[6], по голландским стандартам вооруженный 18-фунтовыми орудиями, отбился от остальной части голландского флота и попал под огонь сразу трех английских кораблей. Его экипаж был близок к капитуляции, когда капитан Доув Аукес пресёк панику. Он с зажжённым пальником стал около порохового погреба и пригрозил команде взорвать судно, если матросы спустят флаг и сдадутся. Столкнувшись с этой перспективой, голландские матросы воодушевились, отбили попытку абордажа и вернулись к орудиям. В итоге английские корабли получили серьезные повреждения, два из них еле держались на плаву, третий вышел из боя и атака прервалась. Голландцы использовали свою любимую тактику, выводя из строя корабли противника огнём по мачтам и такелажу[7][8].
В конце второй половины дня Эйскью, не видя перспектив в продолжении боя, дал приказ отступить и вернуться в Плимут для ремонта[9].
Противники не потеряли ни одного корабля, но обе стороны понесли тяжелые потери среди экипажей. Голландцы потеряли около шестидесяти убитыми и пятидесяти человек ранеными. Отчеты о потерях англичан разнятся: по одним данным, потери составили около семисот человек (большинство — в ходе неудавшегося нападения на Vogelstruys), по другим — 91 убитый, среди них капитан английского флагмана Томас Лисл. Контр-адмиралу Майклу Пэку ампутировали ногу, и вскоре после этого он умер от осложнений[10].
Рюйтер преследовал английский флот после его отступления. Утром следующего дня выяснилось, что противники по-прежнему находились вблизи друг от друга, и Рюйтер рассчитывал захватить некоторые отставшие английские суда. Однако Эйскью, опасаясь за свою репутацию, 27 августа убедил военный совет снова дать бой, если это будет необходимо, и эта решительность позволила ему благополучно довести свою эскадру в Плимут 28 августа. После этого Рюйтер послал два военных корабля для сопровождения торгового флота через Ла-Манш в Атлантику. Некоторое время спустя он попытался атаковать вражеский флот на рейде в Плимуте, но из-за погоды решил этого не делать. Узнав, что Роберт Блейк следует на запад с превосходящими силами, Рюйтер решил отступить ещё западнее. 25 сентября Блейк достиг Портленда и разослал эскадру из восемнадцати парусников под командованием Уильяма Пенна, чтобы перехватить Рюйтера[11], но тот укрылся у французского побережья и дождался, пока англичане из-за бури отправятся в Торбей. Рюйтер благополучно сопроводил двенадцать торговых судов в Кале 2 октября[12]. Вскоре после этого девять или десять голландских судов, среди них был и флагман Рюйтера Kleine Neptunis, были вынуждены вернуться в порт для ремонта[13].
Последствия
Англичане ожидали легкой победы из-за их превосходства в вооружении и численности, и исход боя явился для них неприятным сюрпризом. Между тем голландцы радовались тактической победе, а Рюйтер в одночасье стал национальным героем. Эйскью же был обвинен в плохом руководстве и организации: его попытка представить исход боя как победу оказалась неубедительной. Он был уволен с морской службы, хотя, вероятно, на то были и политические причины — он был известным роялистом.
Эта победа оказалась очень важной для военно-морской карьеры Рюйтера — он впервые самостоятельно командовал флотом. После боя он получил прозвище Морской лев. Прежде чем вернуться домой, Рюйтер принял участие в битве при Кентиш-Нок, а прибыв в Мидделбург он был награждён золотой почетной цепью.
Составы эскадр
Нидерланды
| Название | Командир | Количество орудий | Примечания |
|---|---|---|---|
| Vogelstruys | Доуве Аукес | 40 | Голландская Вест-Индская компания |
| Vrede | Петер Саломонсзон | 40 | Голландская Вест-Индская компания |
| Haes in 't Veldt | Лендерт ден Хаэн | 30 | Адмиралтейство Зеландии |
| Sint Nicolaes | Андрес ван ден Букхорст | 23 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Liefde | Йост Банкерт де Йонге | 26 | Адмиралтейство Зеландии |
| Kleine Neptunis | Михаил де Рюйтер | 28 | Адмиралтейство Зеландии |
| Albertina | Ромбоут ван дер Парре | 24 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Sint Pieter | Ян Янсзон ван дер Валк | 28 | |
| Westergo | Йорис Петерсзон ван ден Бруке | 28 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Engel Michiel | Эммануил Залинген | 40 | Адмиралтейство Амстердама |
| Drie Coningen | Лукас Альбертсзон | 38 | Адмиралтейство Амстердама |
| Gelderland | Корнелис ван Велсен | 28 | |
| Graaf Hendrik | Ян Рендерсзон Вагенер | 30 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Wapen van Swieten | Якоб Сигельсзон | 28 | Адмиралтейство Зеландии |
| Kasteel van Medemblick | Габриэль Антойниссен | 26 | Адмиралтейство Амстердама |
| Westcapelle | Клес Янсзон Зангер | 26 | Адмиралтейство Зеландии |
| Eendraght | Андрес Фортуйн | 24 | |
| Amsterdam | Симон ван дер Эк | 36 | Адмиралтейство Амстердама |
| Faeme | Корнелис Лонке | 36 | Адмиралтейство Зеландии |
| Schaepherder | Альберт Петерсзон Квабур | 28 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Sarah | Ханс Карелсзон Беке | 24 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Hector van Troye | Рейнер Секема | 24 | Адмиралтейство Фрисландии |
| Rotterdam | Ян Арентсен Верхефф | 26 | |
| Hoop | Томас Янсзон Дийк | Адмиралтейство Амстердама; брандер | |
| Amsterdam | Ян Овербеке | брандер | |
| Gekroonde Liefde | Якоб Херман Виссер | Адмиралтейство Зеландии; брандер | |
| Orangieboom | Лендерт Арендсзон де Ягер | Адмиралтейство Амстердама; брандер | |
| Sinte Maria | Ян Клеасзон Корф | Адмиралтейство Амстердама; брандер | |
| Goude Saele | Корнелис Беке | Адмиралтейство Амстердама; брандер |
Англия
| Название | Командир | Количество орудий |
|---|---|---|
| George (флагман) | Джордж Эйскью | 52 |
| Amity | Майкл Пэк | 36 |
| Success (торговый) | 30 | |
| Ruth (торговый) | 30 | |
| Brazil frigate (торговый) | 24 | |
| Malaga Merchant (торговый) | 30 | |
| Increase (торговый) | Томас Варвелл | 36 |
| Vanguard | вице-адмирал Уильям Хэддок | 46 |
| Success | Уильям Кендалл | 36 |
| Pelican | Джозеф Джордан | 42 |
| Pearl (?) | Роджер Каттенс | 24 |
| John and Elizabeth (торговый) | 26 | |
| George Bonaventure (?) (торговый) | Джон Крампе | 20 |
| Anthony Bonaventure (торговый) | Уолтер Хоксон | 36 |
| Unity (торговый) | ||
| Maidenhead (торговый) | 36 | |
| Constant Anne (кеч) | ||
| Bachelor (кеч) | ||
| Charity (брандер) | Саймон Ортон |
Напишите отзыв о статье "Плимутское сражение"
Примечания
- ↑ Reyne 1996.
- ↑ Baumber 1989, p. 135
- ↑ Plant, 2013.
- ↑ Baumber 1989, p. 136
- ↑ [3decks.pbwiki.com/Battle+of+Plymouth Naval sailing warfare history]
- ↑ edited by Samuel Rawson Gardiner. [scans.library.utoronto.ca/pdf/7/33/letterspapersrel02gard/letterspapersrel02gard.pdf Publications of the navy records society «First Dutch War» 1652-1654] (англ.) 147. Проверено 4 июля 2014.
- ↑ edited by Samuel Rawson Gardiner. [scans.library.utoronto.ca/pdf/7/33/letterspapersrel02gard/letterspapersrel02gard.pdf Publications of the navy records society «First Dutch War» 1652-1654] (англ.) 149-150. Проверено 4 июля 2014.
- ↑ David C. Wallace. [books.google.ru/books?id=Mkpl2cBZn3gC&pg=PA144&lpg=PA144&dq=Douwe+Aukes+the+Battle+of+Plymouth&source=bl&ots=WHmQGXoBum&sig=QNaTn1I5uYPjqgDQfSa9b-2RJTI&hl=ru&sa=X&ei=2IG2U569B5DT4QS6xIGoAg&ved=0CEsQ6AEwBQ#v=onepage&q=Douwe%20Aukes%20the%20Battle%20of%20Plymouth&f=false books.google.ru «Twenty-Two Turbulent Years 1639 - 1661»]. Проверено 4 июля 2014.
- ↑ Baumber 1989, p. 137
- ↑ Baumber 1989, p. 138
- ↑ Baumber 1989, p. 141
- ↑ Baumber 1989, p. 142
- ↑ Mariner’s Mirror vol. 24 (1938)
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Plant, 2013 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Плимутское сражение
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
