Проект конституции Н. М. Муравьёва
Поделись знанием:
В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
«Конститу́ция» Никиты Михайловича Муравьёва — проект программного документа Северного общества декабристов. Составлялась в 1822—1825 годах. Наряду с «Русской Правдой» П. И. Пестеля является важнейшим источником для изучения политических воззрений декабристов.
Официально обществом не была принята как программный документ, однако была широко известна и отражала настроения большинства его членов.
Содержание
Источники идей
Основой всех конституционных проектов декабристов стали идеи «Эпохи Просвещения», принципы «естественного права».
В целом Н. М. Муравьёв придерживался весьма умеренных позиций. В своей работе он свёл воедино многие неосуществлённые проекты эпохи Александра I.
Во многом «Конституция» повторяла положения «Уставной грамоты» Новосильцева — Вяземского (закончена в 1821 году).
Преобразования, предусмотренные «Конституцией»
Государственное устройство
- Вводилась конституционная монархия с оговоркой о возможности введения республики. «Если бы императорская фамилия, — показал Муравьёв на следствии, — не приняла Конституции, то как крайнее средство я предполагал изгнание оной (фамилии) и предложение республиканского правления».
- Образовывалась федерация из 13 держав и 2 областей:
| Державы | Столицы | Население, тыс. чел. |
|---|---|---|
| Ботническая | Гельсингфорс | 450 |
| Волховская | Город Святого Петра | 1685 |
| Балтийская | Рига | 750 |
| Западная | Вильно | 2125 |
| Днепровская | Смоленск | 2600 |
| Черноморская | Киев | 3465 |
| Кавказская | Тифлис | 750 |
| Украинская | Харьков | 3500 |
| Заволжская | Ярославль | 2450 |
| Камская | Казань | 2000 |
| Низовская | Саратов | 1425 |
| Обийская | Тобольск | 490 |
| Ленская | Иркутск | 250 |
| Московская область | Москва | |
| Донская область | Черкасск |
- Державы привязывались к морям или крупным судоходным рекам. Состоять они должны были из 368 уездов или поветов, а те из волостей от 360 до 1500 жителей мужского пола в каждой. Столицей должен был стать Нижний Новгород — город, славный своим вкладом в борьбу с польской интервенцией в XVII веке. Его предлагалось переименовать в Славенск.
- Власть разделялась на законодательную, исполнительную и судебную.
- Создавалось двухпалатное «Народное вече», обладающее законодательной властью. Оно избиралось на основе большого имущественного ценза и состояло из «Верховной думы» (верхняя палата) и «Палаты представителей народных» (нижняя палата). Депутаты в обе палаты должны были избираться на 6 лет, и каждые два года треть депутатов переизбиралась. В верхнюю палату избирали по 3 депутата от органов управления каждой державы и по два от областей. В нижнюю — по одному депутату от 50 тыс. жителей мужского пола.
- Верховная Дума состояла из 42 человек (по три из каждой державы, два — из Московской области, один — из Донской). Дума вершила суд над «сановниками Империи» (министрами, верховными судьями и т.п.). Подсудимый признавался виновным, если за то проголосовало не менее ⅔ членов Думы. Дума могла назначить вину и лишить подсудимого должности и звания, но дальнейшее разбирательство продолжалось в присутственных местах обычным порядком. Помимо этого, Дума участвовала в назначении верховных судей, главнокомандующих, корпусных командиров, начальников эскадр и Верховного Блюстителя.
- Исполнительная власть принадлежала императору — «верховному чиновнику российского правительства», бывшему также Верховным главнокомандующим, назначавшим с согласия Верховной думы послов, консулов, судей верховных судебных палат и министров. Император получал большое жалованье — от 8 до 10 млн рублей серебром в год[1]. Император мог содержать свой двор, однако придворные в таком случае лишались избирательных прав, так как находились «в услужении». Во время царствования император не имел право покидать государство и даже посещать его заморские владения. Престол передавался только по прямой мужской линии, женщина не могла наследовать престол или передавать его по браку. В случае пресечения прямой мужской линии Народное вече должно было избрать новую династию. Члены императорской семьи в правовом отношении не отличались от других граждан.
- В каждой державе власть разделялась на правительствующую (Палата выборных и Державная дума), исполнительную (Державный правитель, его наместник и Совет) и судебную.
Земельный вопрос
- Крепостное право планировалось отменить: «Крепостное состояние и рабство отменяются. Раб, прикоснувшийся земли Русской, становится свободным»[2].
- Земельные владения помещиков полностью сохранялись в I и II редакции Конституции. В собственность бывших крепостных крестьян планировалось передать только дома с огородами, а не пахотные земли: «Земли помещиков остаются за ними. Дома поселян с огородами оных признаются их собственностью со всеми земледельческими орудиями и скотом, им принадлежащим»[3]. В более поздней редакции - III, Н.Муравьёв передаёт крестьянам не только усадьбы с огородами и рабочий инвентарь, но и две десятины земли в собственность с возможностью наследовать[4].
Права граждан
- Равенство всех граждан перед законом.
- Свобода слова, печати, вероисповеданий.
- Свобода собраний, занятий, передвижения
Напишите отзыв о статье "Проект конституции Н. М. Муравьёва"
Литература
- Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев. — М., 1933.[5]
Примечания
- ↑ Моряков В. И., Фёдоров В. А., Щетинов Ю. А. История России для поступающих в ВУЗы. — М.: Проспект, 2006. — С. 185.
- ↑ Проект Конституции Н. М. Муравьева. Глава III, п. 13.
- ↑ Проект Конституции Н. М. Муравьева. Глава III, п. 24.
- ↑ Н.Дружинин. Декабрист Никита Муравьёв. — Москва: Всесоюз. о-во политкаторжан и ссыльно-поселенцев, 1933. — С. 330.
- ↑ В приложении давался текст «Конституции».
Ссылки
- [vivovoco.astronet.ru/VV/1000/C_NIKITA.HTM Текст «Конституции»]
- [constitution.garant.ru/history/act1600-1918/5400/ Конституция Н. М. Муравьева]
- [xn--d1aml.xn--h1aaridg8g.xn--p1ai/19/konstitutsionnyy-proekt-n-m-muraveva-vtoraya-redaktsiya/ Конституционный проект Н.М. Муравьева. Вторая редакция]. 1826. Проект Российского военно-исторического общества «100 главных документов российской истории».
| ||||||
Отрывок, характеризующий Проект конституции Н. М. Муравьёва
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
