Производственный роман

Производственный роман (англ. Occupational Novel) — литературное произведение, в центре повествования которого находится профессионал, решающий стоящие перед ним производственные задачи. Так Н. Л. Лейдерман определил его, как «жанр, в котором человек рассматривается прежде всего в свете его рабочих функций».

Многие исследователи считают производственный роман прямым наследником натуралистического романа: вместе с построением индустриального общества возникла потребность в литературе, описывающей такие категории человеческого бытия, как «труд» и «производство».

При вычленении производственного романа как самостоятельного жанра из смежных литературных стратегий, опора возможна на два жанрообразующих признака: тема труда в качестве содержательной основа, и образ человека труда как художественная доминаната.

История

Возникновение

Создателем жанра был французский писатель и инженер Пьер Амп, который в начале XX века (первый роман опубликован в 1908 году) стал автором цикла романов Страда человеческая, посвящённый людям различных профессий. Ему же принадлежит и авторство самого термина производственный роман.

Первым «каноническим» и «программным» производственным романом в России литературоведы назвали «Цемент» Ф. Гладкова, (1925 г.). Верхняя граница угасания жанра может быть отнесена к 1970-80 гг., но остаётся спорной.

СССР, 1930-40-е годы

В дальнейшем, вплоть до 60-х гг. XX века производственный роман стал в основном «визитной карточкой» советской литературы, основным жанром соцреализма. Так А. М. Горький на Первом съезде советских писателей в 1934 году говорил, что «Основным героем наших книг мы должны избрать труд, то есть человека, организуемого процессами труда, (…) и человека, в свою очередь, организующего труд более легким, продуктивным, возводя его в степень искусства» И. М. Нусинов в своей работе «Вопросы жанра в пролетарской литературе» выделил жанр производственного романа в качестве одного из основных жанров новой советской литературы, призванного освещать «процесс создания нового социалистического производства». Наряду с ним он описал такие жанры, как семейно-бытовой роман, перспективный и утопический романы, исторический роман, и близкий к последнему интернационально-пролетарский роман. Все эти жанры он рассматривал с утилитарной точки зрения — их роли в строительстве нового общества. В. М. Фриче писал что именно производственный роман лучше всего соответствует наиболее важному для того времени «образу пролетариата» как «класса-строителя». При этом Фриче отвергал такие важные элементы романного повествования, как любовная линия и вообще всякий психологизм. Тем не менее, несмотря на важность этого жанра для литературы СССР, в Литературной Энциклопедии 1935г-1938 гг. есть большая статья о «пролетарской литературе» но нет ни слова о «производственном романе».

Ранние производственные романы, будь то книги Ампа или писателей-соцреалистов отличались использованием приёмов и форм, характерных для журналистики, а не художественной литературы. Нередким приёмом при написании подобных произведений в СССР была творческая командировка писателя на стройку или производство, имеющее важное значение для индустриализации СССР. Теоретики пролеткульта писали о создании романов, как о процессе родственном конвейерному производству. Пропагандисткая и публицистическая роль, отводимая советской идеологией литературе влияла не только на форму, но и на содержание литературы: так герой романа Юрия Крымова «Танкер „Дербент“» рискует собой ради коллектива; У Валентина Катаева в романе «Время, вперёд!» герои днюют и ночуют на стройке, забывая о еде; в романе «Цемент» Фёдора Гладкова — отказываются ради индустриализации страны от личного счастья, теряя дочь; а у него же в романе «Энергия» герой умирает на работе на глазах у зарубежной делегации. Для производственных романов этого периода страдали был характерен казарменный коллективизм и узко-функциональный взгляд на человека, который порой просто вытеснялся за пределы романного полотна. Как писал в 1954 году М. М. Кузнецов, «главным героем стал конвейер, а не человек»

Писатели обращались к тематике производственного романа зачастую из конъюктурных соображений, это гарантировало достаточную благосклонность власти, что в то время было единственным способом достижения материального благополучия и личной безопасности. Михаи́л Гаспа́ров писал —

…образцовую опись образов и мотивов советского производственного романа дал в своё время А. Твардовский в поэме «За далью — даль»:

«Глядишь, роман, и все в порядке:
Показан метод новой кладки,
Отсталый зам, растущий пред
И в коммунизм идущий дед;
Она и он — передовые,
Мотор, запущенный впервые,
Парторг, буран, прорыв, аврал,
Министр в цехах и общий бал…»

.

— М. Л. Гаспаров [detective.gumer.info/etc/gasparov-3.doc «Снова тучи надо мною…» Методика анализа] // Гаспаров М. Л. Избранные труды. Т. II. О стихах.. — М., 1997. — С. 9-20.

Ю. Б. Кузьменко подобную схему в своей книге «Советская литература вчера, сегодня, завтра», вышедшей в 1981 году: местом действия служит завод, стройка, колхоз или фабрика; героем должен быть передовик производства или инженер-новатор, антагонистом которого — некий мешающий прогрессу герой-консерватор, а порой и вредитель; производственный конфликт неизбежно кончался победой первого.

Вышедший в 1930 году научно-фантастический роман Александра Беляева «Подводные земледельцы» также построен по принятому тогда соцреалистическому канону производственного романа (включая вредителей: как «врага народа» так и японских диверсантов). Он, в свою очередь, положил начало так называемой «фантастике ближнего прицела».

СССР, 1950-60-е годы

Основные структурные элементы производственного романа получили своё разыитие в других жанрах соцреализма, которые завоёвывают популярность в 1950—1960 гг. Так в пятидесятые годы в СССР становится популярным жанр «Семейной хроники», к которому относятся такие произведения, как «Журбины» и «Братья Ершовы» Всеволода Кочетова, «Ястребовы» Михаила Обухова, «Колобовы» Виссариона Саянова, «Волгины» Георгия Шолохова-Синявского, «Строговы» Георгия Маркова, «Семья Рубанюк» Евгения Поповкина. Авторы, пишущие в этом жанре равнялись на такие образцы как «Дело Артамоновых» Горького, «Тихий Дон» Шолохова и «Хождение по мукам» А. Н. Толстого. Эти произведения, как и ранние советские производственные романы, обычно строились по одной клишированной схеме, с приматом описания не личных, человеческих отношений, но трудовых. Такие семейные хроники имели тенденцию превращаться в рассказ о трудовых буднях рабочей династии.

С середины 50-х гг. в книги этого жанра (такие, как цикл очерков Валентина Овечкина «Районные будни» или роман Галины Николаевой «Битва в пути»), сохраняя все внешние атрибуты производственного романа, приобретают критический взгляд на окружающую социалистическую действительность. Важной вехой в переосмыслении жанра производственного романа, произошедшем на фоне «хрущёвской оттепели», стала книга Дудинцева «Не хлебом единым».

Своего рода производственными романами являются произведения Даниила Гранина «Искатели» и «Иду на грозу».

Артур Хейли и возрождение жанра

Возрождение жанра на Западе начал Артур Хейли, своим дебютным произведением Посадочная полоса 08 (англ. Runway Zero-Eigh) (другое название «На грани катастрофы» (англ. Flight into Danger)) (это была пьеса, ставшая затем киносценарием и повестью). Своим литературным предшественником сам Хейли считал Робина Мура, автора документальных романов и левого публициста, известного такими своими произведениями, как «Зелёные береты» и «Французский связной».

Верный традициям натурализма Хейли (впрочем, как и Робин Мур) тщательно «вживается в материал», старался максимально сохранить «правду жизни». Прежде чем писать о людях какой-то профессии, он стажировался в ней, а описывая какое-то предприятие (банк, отель, аэропорт) много работал с текущей документацией подобных предприятий.

В советской/российской литературе традиции Хейли продолжает ленинградский/петербургский писатель Илья Штемлер.

Последователем Хейли является и Том Клэнси, создавший жанр технотриллера, книги которого отличает внимательность к деталям функционирования армии, полиции и других силовых структур.

Полицейский роман

Особой разновидностью производственного романа, сюжетно близкой к детективу является роман полицейский (фр. polar), герои которого — профессионалы-полицейские, а дело, которое они делают — расследование преступлений. Как и собственно детектив, полицейский роман — это разновидность криминального романа. Но, в отличие от классического детектива герой которого (независимо от профессии) — одиночка, оружие которого — наблюдательность, аналитические способности и жизненный опыт, сыщик из «полицейского детектива» — часть системы правоохранительных органов.

Артур Хейли обратился к этому поджанру в 1997 году в своём последнем романе Детектив, где он подробно рассказывает об охоте на серийного убийцу. Хейли убедил взяться за этот роман его знакомый — бывший полицейский Стив Винсон, который много лет проработал в «убойном отделе» полиции Майами. При подготовке романа писатель несколько недель выходил в рейды с полицейскими Флориды, работал с полицейскими архивами.

«Советский детектив» всегда тяготел скорее к производственному полицейскому (точнее «милицейскому») роману, чем к классическому детективу. К этому жанру относится многие классические для советского детектива произведения, братьев Вайнеров, Виля Липатова, Юлиана Семёнова и др. Производственным романом о милиции в чистом виде являются и произведения Андрея Кивинова, положившие начало телесериалу «Менты».

См. также

• Социалистический реализм
• Литература факта
• Фантастика ближнего прицела
• Полицейский роман
• Юридический триллер

Литература

• Юрий Борисович Кузьменко. Советская литература вчера, сегодня, завтра. — М.: Советский писатель, 1981.
• Анна Анатольевна Гаганова. [litinstitut.ru/sites/default/files/diss_gaganova.pdf Художественный кризис производственного романа 1920-1970 гг.]. — Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. — М.: Литературный институт им. А. М. Горького, 2014. — 175 с.
• Гаганова А. А. Производственный роман: кристаллизация жанра. — Научная монография / рецензия доктора филолог наук Небольсина С. А. — ИМЛИ РАН. — М.: Спутник, 2015. — 246 с. — ISBN 978-5-9973-3651-6.
• Московская Наталия Леонидовна, Мацаева Марина Александровна. [cyberleninka.ru/article/n/k-voprosu-o-zhanrovoy-spetsifike-proizvodstvennogo-romana-na-materiale-proizvedeniy-artura-heyli К вопросу о жанровой специфике производственного романа (на материале произведений Артура Хейли)]. — Вестник Челябинского государственного педагогического университета. № 3. — 2013.
• Александр Долгин, Борис Кузьминский, Дмитрий Ицкович. [polit.ru/article/2006/03/21/trud/ Литературные трудни]. polit.ru (21 марта 2006). Проверено 6 августа 2013.
• Анна Гаганова-Гранатова, историк литературы. [www.rospisatel.ru/gaganova.htm Почему в России нет производственного романа?]. Российский писатель. Проверено 6 августа 2013.
• Ольга Лебёдушкина. [magazines.russ.ru/druzhba/2009/10/le13.html Прощай, королевская грусть? О любимчиках и пасынках «нового производственного романа»] // Дружба народов. — 2009. — № 10.
• Володина, Елена Николаевна. Романы В. Дудинцева: Типология и эволюция жанра. — Тюмень: ТОРРИГО, 2012. — ISBN 9785899675751.
• Сергей Морозов. [историк.рф/special_posts/производственный-роман-как-отражени/ Производственный роман как отражение советского проекта]. Историк.

Отрывок, характеризующий Производственный роман

Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.