Пуйда, Казис

Казис Пуйда
Kazys Puida
Имя при рождении:	Kazys Aleksandras Puida
Дата рождения:	19 марта 1883(1883-03-19)
Место рождения:	Шетияй Сувалкская губерния ныне Шакяйский район
Дата смерти:	24 января 1945(1945-01-24) (61 год)
Место смерти:	Науседай под Каунасом Каунасский район
Гражданство:	Российская империя, Литовская Республика
Род деятельности:	прозаик, драматург
Годы творчества:	1905—1944
Направление:	реализм с элементами символизма
Жанр:	рассказы, повести, романы, драмы

Казис Александрас Пуйда (лит. Kazys Aleksandras Puida; 19 марта 1883, Шетияй Сувалкской губернии, ныне в Шакяйском районе — 24 января 1945, Науседай под Каунасом) — литовский поэт, прозаик, драматург, переводчик.

Биография

Родился в деревне Шетияй недалеко от заштатного города Шаки Сувалкской губернии. Окончил гимназию в Мариямполе, затем Политехнический институт в Берлине (1904). В 1905—1907 работал в редакции газеты «Вильняус жиниос» („Vilniaus žinios“). Участвовал в деятельности литовских организаций. В 1907—1912 преподавал литовский язык в гимназии в Шавлях.

Из-за преследований властей вместе с женой выехал в Челябинск, где преподавал немецкий язык, по другим сведениям — математику. По возвращении в Литву (1920) работал в книгоиздательском товариществе «Швитурис» („Švyturis“), в типографии «Спиндулис» („Spindulis“). В 1922 основал издательство «Вайва» („Vaiva“), выпускавшее серию литературной классики, редактировал и издавал литературные журналы «Гайрес» („Gairės“; 1923—1924), «Кривуле» („Krivulė“ 1923—1925), «Гайсай» („Gaisai“; 1930—1931).

В 1937 обосновался в деревне Науседай под Каунасом, где и умер 24 января 1945. Похоронен в Паневежюкасе.

Творчество

Дебютировал стихотворениями (сборник „Iš sermėgiaus krūtinės“, 1906; под псевдонимом Žegota). Выпустил сборник рассказов «Осень» („Ruduo“, 1906).

Был очень продуктивным и стал одним из первых литовских профессиональных писателей. Уже в 1911—1912 выпустил собрание сочинений в 4 томах, между 1911 и 1913 — три сборника статей на литературные и педагогические темы; издал свыше пятидесяти книг переводов Г. Зудермана, О. Уайльда, Г. Ибсена, Г. Сенкевича, С. Лагерлёф, Майн Рида, Джека Лондона и других западноевропейских и американских авторов.

Автор повестей «Песнь земли» („Žemės giesmė“, 1911), «Красный петух» („Raudonas gaidys“, 1929) и других, фантастико-публицистического романа «Железный волк» ( „Geležinis vilkas“, 1927), произведений на исторические темы — легенды „Karalius Haraldas“ (1920), повести „Vaidevutis ir Brutenis“ (1923), романа „Magnus Dux“ (1936).

Автор пьес „Mirga“ (1912), «Русалка» („Undinė“, 1912) и других. В драматургии пытался использовать достижения М. Метерлинка и А. П. Чехова, не избегая аллегорической риторики и фрагментарности. В прозе и драматургии элементы импрессионизма и символизма, цитаты из Ф. Ницше сочетались с традицией реализма. В пьесе „Gairės“ (1913) ибсеновский конфликт поколений основан на реалиях литовской деревни. Наиболее зрелой считается драма «Степь» („Stepai“, 1920).

Литература

• Vytautas Kubilius. Puida Kazys // Lietuvių literatūros enciklopedija. Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2001. ISBN 9986-513-95-2. P. 401 — 402.
• Vl. Klb. Puida Kazys // Lietuvių enciklopedija. T. 24: Prezidentas Smetona — Raudondvario Padangėj. Boston: Lietuvių enciklopedijos leidykla, 1961. P. 220 — 222.

Ссылки

• [www.rasyk.lt/index.php/fuseaction,writers.view;id,594 Kazys Aleksandras Puida]  (лит.)
• [www.lekeciai.lt/static.php?strid=3327& Kazys Puida]  (лит.)

Отрывок, характеризующий Пуйда, Казис

– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.