Пушкарёв, Сергей Германович

Сергей Германович Пушкарёв
Дата рождения:	8 августа 1888(1888-08-08)
Место рождения:	слобода Казацкая, Старооскольского уезда, Курской губернии
Дата смерти:	22 января 1984(1984-01-22) (95 лет)
Место смерти:	США
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	история России
Место работы:	В Чехо-Словакии: Славянский институт чешской Академии наук, Русский свободный университет в Праге, курсы при Русской академической группе для русских и чешско-русских детей, учащихся в нерусских школах; В США: Кафедра славистики Йельского университета
Учёная степень:	Профессор
Учёное звание:	приват-доцент русской истории
Альма-матер:	Харьковский императорский университет
Научный руководитель:	Россия — М. В. Клочков Чехо-Словакия — И. И. Лаппо
Известен как:

Серге́й Ге́рманович Пушкарёв (англ. Sergei G. Pushkarev) — русский историк российского зарубежья.

Биография

В России

Становление личности

Окончив в 1907 году с золотой медалью Курскую гимназию, Пушкарёв поступил на историко-филологический факультет Харьковского императорского университета, затем продолжил обучение в Киевском университете Св. Владимира. В студенческие годы Пушкарев увлёкся марксизмом и принял участие в социал-демократическом кружке, за что провёл в начале 1910 года два с половиной месяца в заключении в трёх тюрьмах — белгородской, курской и харьковской и был исключён из университета.

Проведя год под гласным надзором полиции в имении своих родителей в селе Прохоровка, в 1911 году выехал в Германию, где, с перерывом в 1912—1913 годах, когда вернувшись в Россию вновь оказался в заключении, до 1914 года проходил курс обучения в университетах сначала Гейдельберга, а затем Лейпцига.

Первая мировая война и революция 1917 года

После начала Первой мировой войны возвратился в Россию и смог с 1 января 1916 года возобновить прерванные из-за революционной деятельности занятия в Харьковском университете. После позорного наступления Керенского, испытывая душевную боль за судьбу России, Пушкарёв, несмотря на слабое зрение, из-за чего ему приходилось носить корректирующие очки или пенсне, записался в «армию революционной России» добровольцем. Пробыл в различных запасных и учебных частях до окончательной катастрофы Восточного фронта, ввиду развала Русской армии. Вернувшись в родительское имение, пережил ужасы установления советской власти, готовясь к государственным экзаменам, которые должны были бы состояться летом 1918 года. После заключения большевиками «похабного мира» смог перебраться из имения родителей, оставшегося на территории Советской России в Харьков, в Украинскую Народную Республику, оказавшуюся под немецкой оккупацией. Сдав в мае 1918 года госэкзамен был, по представлению профессора Клочкова, оставлен при Харьковском университете для подготовки к профессорскому званию по кафедре русской истории.

Участие в Гражданской войне

В июне 1919 года, после взятия Харькова Добровольческой армией, записался добровольцем в Сводно-стрелковый полк, был направлен на пулемётные курсы, после их окончания принимал участие в походе на Москву и в подавлении выступлений Махно. В декабре 1919 года, во время рейда махновцев на Екатеринослав, был тяжело ранен в правую ногу, пуля раздробила кость — но ему повезло — санитарный поезд забрал его в Симферополь. После выздоровления в июне 1920 года недолго служил в управлении авиации, затем по собственному почину был переведён на бронепоезд «Офицер». Во время Севастопольской эвакуации на борту парохода Добровольного флота «Саратов» навсегда покинул родину.

В эмиграции

В Чехо-Словакии

В ноябре 1920 года Пушкарёв прибыл в Константинополь. К этому моменту в городе скопилось огромное количество русских беженцев. В начале 1921 года стало известно, что чехословацкое правительство объявило о начале «русской акции» — приглашении нескольких тысяч русских молодых людей для продолжения образования в чешских высших учебных заведениях за счёт Чехо-Словацкого государства, которое брало на себя расходы не только по обучению русской эмигрантской молодёжи, но даже на их проживание и питание. Для соответствия требованиям, предъявляемым к русским студентам, в различных центрах русской эмиграции были образованы учебные комиссии, экзаменовавшие кандидатов. Пушкарёв стал членом такой комиссии в Константинопооле, экзаменуя кандидатов (в основном бывших белых воинов) по истории.

В конце 1921 года Пушкарёв в составе группы примерно ста русских студентов прибыл в Прагу, где поселился и занялся научной и педагогической работой. По выдержании в 1924 г. установленных испытаний на звание магистра русской истории и по прочтении пробных лекций в Союзе русских ученых («Русской Академической Группе») (секретарём которой он являлся), получил звание приват-доцента по кафедре русской истории. Состоял доцентом Русского народного университета (позднее переименованного в Русский свободный университет), постоянным научным сотрудником Чешской Академии Наук, членом Славянского Института в Праге. Здесь он подготовил ряд трудов по русской истории, напечатанных (на русском, чешском и английском языках) в разных изданиях и в виде отдельных публикаций, в частности работу: «Происхождение крестьянской поземельно-передельной общины в России», в 2-х частях (напечатано в «Записках Русского научно-исследовательского объединения в Праге» в 1939 и 1941 гг.).

В первой половине 1920-х годов Пушкарёв увлекался идеями евразийства, популярными в то время, но затем в них разочаровался. Когда этого ещё не произошло, по просьбе П. Н. Савицкого, Пушкарёв написал статью «Россия и Европа в их историческом прошлом», напечатанную в 5-й книге «Евразийского Временника» за 1927 год. Национально-Трудовой Союз Нового Поколения время от времени приглашал Пушкарёва читать лекции по истории для его членов.

Хотя с началом нацистской оккупации Чехословакии активность русских эмигрантских организаций была ограничена, но она не прекратилась вовсе. В дела русской академической среды немецкая администрация не вмешивалась, русское издательство работало вплоть до 1942 года. Как и большинство пражской русской интеллигенции Пушкарёв с полным сочувствием отнёсся к власовскому движению и его целям.

В апреле 1945 года, ввиду наступления Красной армии, Пушкарёв получив семейное разрешение на въезд в Германию для работы лектором в лётной школе РОА в Баварии (без разрешения немецких властей покинуть Чехославакию было невозможно), начал движение на запад, стараясь попасть в американскую зону оккупации, что ему удалось. До 1949 года он вместе с семьёй проживал в лагерях перемещённых лиц на территории Германии, где был директором и преподавателем средних школ для русских детей.

В США

В 1949 году ЮНРРА начала перевозку беженцев из немецких лагерей в США. 21 июля 1949 года Пушкарёвы прибыли в США и поселились в в Нью-Хэвене. В 1950 году Пушкарёв поступил в Йельский университет в качестве преподавателя русского языка. Вышел на пенсию в 1953 году, но продолжил заниматься историческими исследованиями вплоть до 1976 года. В течение 1951—1952 учебного года прочел курс лекций по русской истории в Русском институте Фордамского университета, а летом 1954 года — в Русском институте Колумбийского университета в Нью-Йорке.

Семья

Отец — Герман Иосифович (нотариус в Курске и землевладелец).

Мать — Александра Ивановна, урождённая Шатилова.

2 сентября 1927 года Пушкарев женился на Юлии Тихоновне Поповой (скончалась в США 19 августа 1961 года).

Сын Борис 1929 года рождения.

Двоюродный брат — Н.Н. Попов.

Сочинения

Англоязычные

• А Sourcebook for Russian History from Early Times to 1917. New Haven: Yale University Press, 1972

• Vol. I. Early Times to Late Seventeenth Century.
• Vol. II. Peter the Great to Nicholas I.
• Vol.III. Alexander II to the February Revolution.

• Dictionary of Russian Historical Terms from the Eleventh Century to 1917. New Haven: Yale University Press, 1970, 194 p.
• The Emergence of Modern Russia: 1801—1917. New York: Holt, Rinehart & Winston, 1963, 512 p.
• S. P. Melgunov. The Bolshevik Seizure of Power. Santa Barbara: ABC-Clio Press, 1972, 260 p.

Русскоязычные

• [elib.shpl.ru/ru/nodes/24152-pushkarev-s-g-ocherk-istorii-krestyanskogo-samoupravleniya-v-rossii-praga-1924#page/1/mode/grid/zoom/1 Очерк истории крестьянского самоуправления в России.] — Прага, 1924. — 43 с.
• Обзор русской истории. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953, 509 с.
• Россия в XIX веке (1801—1914). Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956, 509 с.
• Учебник по истории России 1801—1917 годов
• [krotov.info/libr_min/16_p/ush/karev_0.htm Историография Русской Православной Церкви]
• Крестьянская поземельно-передельная община в России, Newtonville, Mass.: Oriental Research Partners, 1976, 165 с.
• Роль православной Церкви в истории России. New York: Posev-USA, 1985, 125 с.
• [lenin-rus.narod.ru/index.htm Ленин и Россия. Сборник статей]. — Франкфурт: Посев, 1978. — 196 с.
• Самоуправление и свобода в России. — Франкфурт: Посев, 1985. — 176 с.
• [www.xxl3.ru/belie/pushkarev.htm Воспоминания историка 1905 — 1945]. — Посев, 1999. — 112 с. — (Библиотечка россиеведения №3. Журнал «Посев», специальный выпуск за 1999 г.).

Более полные библиографии содержатся в «Записках Русской Академической Группы в США» том XIX, Нью-Йорк, 1986 (169 названий) и в журнале «Библиография» № 4, Москва: «Книжная палата», 1994, стр. 88-99 (139 названий).

Литература

• Пушкарёв С. Г. [www.xxl3.ru/belie/pushkarev.htm Воспоминания историка 1905 — 1945]. — Посев, 1999. — 112 с. — (Библиотечка россиеведения №3. Журнал «Посев», специальный выпуск за 1999 г.).

Ссылки

• [petrov5.tripod.com/P1.htm#_top Русские историки-эмигранты в США. Пушкарёв Сергей Германович] (рус.). Справочник. Проверено 17 мая 2012. [www.webcitation.org/6AqwwvrXI Архивировано из первоисточника 22 сентября 2012].
• [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/pushk/index.php Аннотация к книге С. Г. Пушкарёва «Россия в XIX веке (1801 – 1914г)»] (рус.). Библиотека Гумер. Проверено 17 мая 2012. [www.webcitation.org/6AqwxOvFl Архивировано из первоисточника 22 сентября 2012].
• Ковалёв М. В. [www.history.vuzlib.net/book_o064_page_85.html Профессор С. Г. Пушкарёв как историк русско-американских отношений] (рус.). Проверено 17 мая 2012. [www.webcitation.org/6AqwzohF1 Архивировано из первоисточника 22 сентября 2012].
• Ковалёв М. В. Проблема Россия-Запад в общественно-исторических взглядах С. Г. Пушкарева // Ставропольский альманах Российского общества интеллектуальной истории. Ставрополь: Изд-во ПГЛУ, 2005. Вып. 7. С. 155 – 165.

Отрывок, характеризующий Пушкарёв, Сергей Германович

За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.