Рамон, Джонни

Джонни Рамон Johnny Ramone
Основная информация
Полное имя	John William Cummings
Дата рождения	8 октября 1948(1948-10-08)
Место рождения	Лонг-Айленд, штат Нью-Йорк
Дата смерти	15 сентября 2004(2004-09-15) (55 лет)
Место смерти	Лос-Анджелес, Калифорния
Годы активности	1974 — 1996
Страна	США США
Профессии	музыкант
Инструменты	гитара
Жанры	панк-рок
Коллективы	Ramones
Лейблы	Sire, Radioactive, Chrysalis

Джон Уильям Каммингс (англ. John William Cummings, 8 октября 1948, Лонг-Айленд, Нью-Йорк, США — 15 сентября 2004, Лос-Анджелес, Калифорния, США) — более известный как Джонни Рамон (англ. Johnny Ramone) — гитарист и один из основателей американской панк-рок группы Ramones. Вместе с вокалистом Джоуи Рамоном он был в группе с момента её создания и до распада. В 2003 году по версии журнала Rolling Stone Джонни Рамон занял 16 место среди лучших гитаристов всех времен.

Карьера

Джон Каммингс родился в Лонг-Айленде и был единственным ребенком в семье строительного рабочего ирландского происхождения. Он вырос в Форест Хиллс, пригороде Нью-Йорка. Будучи подростком, Джонни играл в группе Tangerine Puppets вместе с будущим ударником Ramones Тамашом Эрдели (известным как Томми Рамон). Он был болельщиком Нью-Йорк Янкиз. Джонни учился в военном училище и работал водопроводчиком вместе со своим отцом до того, как группа Ramones стала успешной, и недолго учился в колледже в штате Флорида.

Джонни стал виновником одного из главных конфликтов в группе, когда начал встречаться и позже женился на экс-подруге Джоуи Рамона. Вероятно после этого Джоуи написал песни «The KKK Took My Baby Away» и «She Belongs To Me», хотя есть предположение, что вторая песня была написана ещё до основания Ramones. Хотя группа просуществовала ещё в течение многих лет после этого инцидента, отношения между двумя участниками оставались прохладными и они почти не общались вне сцены. Годы спустя, когда Джоуи был в больнице, где умирал от рака, Джонни отказался позвонить ему. Позже он обсудил этот инцидент в фильме End of the Century: The Story of the Ramones, сказав, что подобная попытка примирения была бы бесполезной. Он добавил, что находился в депрессии в течение недели после смерти Джоуи. В своей книге менеджер группы Монти Мельник написал о том, что Джонни говорил в то время: «Я ничего не сделаю без него. Я думаю, что это всё… Он был моим партнером. Я и он — мне этого не хватает».

Помимо музыкальной карьеры, Джонни снимался в нескольких художественных (в том числе Rock 'n' Roll High School) и документальных фильмах. Он также участвовал в некоторых телепроектах, в частности Симпсоны (серия Rosebud, 1993) и Космический призрак (серия «Bobcat»).

Политика

Внутри в целом левого американского панк-сообщества Джонни, бывший убежденным сторонником Республиканской партии, был хорошо известен как один из самых заметных консерваторов.

Джонни подтвердил свою политическую принадлежность перед широкой публикой в 2002 году, когда Ramones были введены в Зал славы рок-н-ролла. Во время благодарственной речи, будучи одетым в футболку, рванные синие джинсы и кожаную куртку, он сказал: «Боже, благослови президента Буша, и, Боже, благослови Америку».

Он сказал в интервью, когда его спросили о его консервативных взглядах, «Я думаю, Рональд Рейган был лучшим президентом в моей жизни».

Эти убеждения подтвердились ещё в 1985 году, когда группа выпустила в Великобритании сингл «Bonzo Goes To Bitburg». (В мае 1985 года Рейган посетил могилы погибших солдатов Ваффен-СС в немецком Битбурге. Противники этой акции ещё до начала визита называли эту поездку «Bonzo Goes to Bitburg»). Джонни настаивал на переименовании сингла, посчитав это название оскорбительным для Рейгана, и для выпуска в США песня была переименована в «My Brain Is Hanging Upside Down». В том же интервью он утверждал, что «Панк — правый».

Личная жизнь

Как отмечает в своей книге «On the Road with The Ramones» тур-менеджер группы Монти Мельник, отец Джонни был сторонником жесткой дисциплины. Джонни рассказывал следующее: «Мой отец постоянно переводил разговор на то, что он не пропустил ни одного дня работы. В один день я сломал большой палец на ноге, это был тот день, когда мы должны были играть в бейсбол, и он начал: „Ты что — младенец? Что я сделал, воспитал младенца? Иди играй“. И хотя мой палец был сломан, мне все же пришлось играть. Это было ужасно. Так было постоянно, и я рад, что он воспитывал меня именно так, но он всегда говорил: „Ты что болен? Ты не болен. Я что воспитал младенца? Я не пропустил ни одного дня работы.“ Потом я пошел в военное училище, и в военном училище вообще нельзя было отсутствовать по болезни».

В начале взрослой жизни у Джонни наблюдались «приступы» преступности, причины которых ему самому казались необъяснимыми. «Я не совершал преступлений, пока не окончил школу. Потом был двухлетний период. Я нападал на детей и бил их, отбирал их деньги и кошельки, я воровал из каких только мог карманов. Вел себя плохо каждую минуту. Это было ужасно. Я не знаю, в чем была моя проблема. Вещи, которые были забавными для меня в то время, были ужасны. Если я видел телевизор на помойке, я нес его на крышу, следил пока кто-то не подходил и бросал его перед ними на тротуар. Было забавно наблюдать, когда телевизор падал в 30ти футах перед ними. У меня была истерика, это были низкие и ужасные вещи. Я также нашел способ, как останавливать лифт. Я мог открыть дверь и остановить лифт. Я ждал, когда туда войдет старушка, чтобы потом остановить лифт. Они кричала и нажимала на сигнал тревоги, а я держал её там. Примерно в 20 лет, я перестал пить и употреблять наркотики, получил работу и старался быть нормальным».

В 1983 году Джонни Рамон был тяжело ранен в драке с другим музыкантом. Он был спасен после экстренной хирургии мозга. Этот инцидент, вдохновил название следующего альбома, Too Tough to Die.

Джонни Рамон женился на Линде Даниел (Рамон) в 1994 году.

15 сентября 2004 г. Джонни Рамон умер в своем доме в Лос-Анджелесе в возрасте 55 лет от рака простаты.

Ссылки

• [www.officialramones.com Официальный сайт]
• [72.166.46.24//boston/events/state/documents/04091495.asp Johnny Ramone interview, Boston Phoenix, September 2004]
• [www.scrammagazine.com/johnnyramone Johnny Ramone interview in Scram Magazine, 2000]
• Johnny Ramone (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.redshift.com/~jpeoples/guitars.htm Johnnya Ramone guitar site]

Отрывок, характеризующий Рамон, Джонни

– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.