Роберт де Бомон, 3-й граф Лестер

Роберт (III) де Бомон англ. Robert de Beaumont
3-й граф Лестер
1168 — 1190
Предшественник:	Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер
Преемник:	Роберт де Бомон, 4-й граф Лестер
Главный стюард Англии
1168 — 1190
Предшественник:	Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер
Преемник:	Роберт де Бомон, 4-й граф Лестер
Рождение:	ок. 1130
Смерть:	31 августа 1190(1190-08-31) Дураццо
Род:	Бомоны
Отец:	Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер
Мать:	Амиции де Монфор
Супруга:	Пернель де Гранмесниль
Дети:	сыновья: Роберт, Гильом, Роджер дочери: Амиция, Маргарита, Хавиза, Пернель

Роберт (III) де Бомон (англ. Robert de Beaumont) или Роберт де Бретёй (англ. Robert de Breteuil; ок. 1130 — 31 августа 1190), 3-й граф Лестер и наследственный главный стюард Англии с 1168 года, англо-нормандский аристократ, участник восстания сыновей короля Генриха II Плантагенета 1173—1174 годов, сын Роберта де Бомона, 2-го графа Лестера, от брака с Амицией де Монфор. Также известен как Роберт Белорукий (фр. Robert ès Blanchemains).

Биография

Молодые годы

Роберт происходил из англо-нормандского рода Бомонов, владевших землями как в Англии, так и в Нормандии. Его отец, Роберт де Бомон, 2-й граф Лестер, был заметной фигурой во время правления короля Стефана Блуасского, сохранил он своё положение и при дворе Генриха II Плантагенета, сделавшего его юстициарием Англии.

Точный год рождения Роберта неизвестен. Его родители поженились около 1121 года, он имел несколько старших сестёр. Впервые он упоминается в акте своего отца об основании Лестерского аббатства, датированного примерно 1139 годом. Тогда ему было около 10 лет, на основании чего предполагается, что Роберт мог родиться около 1130 года.

Весной 1153 года Роберт принимал активное участие в событиях в Бристоле. Тогда герцог Нормандии Генрих Плантагенет (будущий король Генрих II) подтвердил для Роберта независимо от его отца права на Бретёй и Паси-сюр-Эр в Нормандии. Согласно актам, в ноябре 1153 года Роберт был в Уинчестере, из чего можно сделать вывод о том, что он участвовал в летней кампании отца. После 1154 года он, вероятно, занимался управлением нормандскими владениями семьи. Также не позднее 1159 года Роберт женился на Петронилле де Гранмесниль, наследнице владений Гранмеснилей в Нормандии. Согласно актам, датированным концом 1150-х — началом 1160-х годов, у Роберта было достаточно богатства, чтобы вести собственное хозяйство. Согласно печати, которую он использовал ранее смерти отца, в это время Роберт принял родовое прозвище Бретёй. Этим он подчёркивал своё происхождение от Уильяма Фиц-Осберна. Также он известен как Роберт Белорукий (фр. Robert ès Blanchemains), однако данное прозвище упоминается только в источниках, начиная с XIV века.

В марте 1163 года Роберт засвидетельствовал Дуврское соглашение для Генриха II, а в 1164 году был в Нормандии, где сделал пожалование аббатству Ле Дезер, где похоронил своего умершего младенца.

После смерти отца в апреле 1168 года Роберт унаследовал все его владения и титул графа Лестера.

Мятеж сыновей Генриха II 1173—1174 годов

В отличие от отца, новый граф Лестер не оказывал большого влияния на двор короля Генриха II. Возможно, что его тесные связи с Нормандией привели Роберта в стан нормандской знати, которая поддержала восстание Генриха Молодого, наследника Генриха II. Кроме того, во главе нормандской знати стоял Роберт II де Бомон, граф Мёлана, двоюродный брат графа Лестера.

Восстание началось в марте 1173 года. В нём участвовал Генрих Молодой, его поддерживала мать, Алиенора Аквитанская, двое братьев, король Франции Людовик VII и ряд его вассалов. Граф Лестер в это время находился в Англии, но вскоре он вместе с камергером короля Гильомом II де Танкарвилем попросили у главного юстициария Англии Ричардом де Люси разрешения выехать в Нормандию. Хотя они и принесли клятву верности королю, но прибыв в Нормандию они сразу отправились к Генриху Молодому. Узнав о случившемся, Генрих II приказал конфисковать владения отступников, их имущество продать, а на людей наложить большие штрафы.

Когда до юстициария дошло известие об измене Лестера, он вместе с графом Реджинальдом Корнуольским, дядей короля, для «войны с Лестером» собрал армию и 3 июня осадил Лестер. Хотя армия была большая, но штурм города успеха не принёс. Только 28 июля, когда армия Люси подожгла город, жители запросили мира. Городские стены были снесены, жителей заставили выплатить 300 марок и отпустили. Но замок Лестер был неприступен, хотя запершиеся там рыцари согласились заключить перемирие.

Сам граф Лестер пребывал в замке Бретёй. Однако замок был плохо защищён, и когда 8 августа армия Генриха II, двигаясь на Вернёй, завернула к находящемуся на половине дороги Бретёю, Лестер оставил замок на произвол судьбы и бежал во Фландрию к графу Филиппу.

В сентябре Роберт присутствовал на встрече Генриха II с сыновьями в Жизоре. Сообщается, что в конце встречи он якобы вышел из себя и попытался вынуть меч, чтобы напасть на Генриха II, но ему помешали это сделать. Затем он вернулся во Фландрию, вместе с женой Петронилла и несколькими французскими и нормандскими рыцарями по поручению французского короля набрали армию из фламандских и голландских наёмников, после чего отплыли в Англию.

26 сентября они высадились на побережье Англии в Оруэле (Саффолк). В замке Фрамлингем к ним присоединился Гуго Биго, граф Норфолк, набравшего для обороны своих владений фламандских наёмников. 13 октября они осадили хамок Хогли, через 4 дня он был захвачен и сожжён, а 30 рыцарей, защищавших его, взяты в плен для получения выкупа. Однако дальше дорогу на Бери-Сент-Эдмундс преградила армия сторонников короля, в результате мятежники были вынуждены вернуться во Фрамлингем.

Во Фрамлингеме между графами Лестера и Норфолка и, вероятно, их женами, произошла ссора. Пребывание графа и графини Лестер в замке, по сообщению хрониста Ральфа из Дицето, оказалось для графа и графини Норфолк обременительным. Графа Норфолка, который был полным хозяином в Восточной Англии, текущее положение устраивало, хотя ему и хотелось, чтобы вернулись «добрые старые времена короля Стефана». В итоге граф Лестер с женой решили отправиться к замку Лестер, чтобы спасти осаждённых там рыцарей.

Навстречу графу Лестеру к Бери-Сент-Эдмундс в это время двигалась армия, которой командовал констебль Англии Хамфри де Богун. К нему также присоединились графы Реджинальд Корнуольский, Уильям Глостер и Уильям Арундел. Чтобы обойти их армию, граф Лестер повернул на север, но сторонники короля выступили за ними.

17 октября около Форнема Святой Женевьевы (несколько миль севернее Бери-Сент-Эдмундс) армии встретились. Армия Богуна изначально насчитывала 300 человек, но к ним присоединились воины и крестьяне из Восточной Англии. В результате завязавшейся битвы фламандские наёмники Лестера были разгромлены, а затем убиты местным населением, а граф Лестер, его жена и их рыцари были захвачены в плен. Графиня Петронилла пыталась бежать, но упала в канаву и чуть не утонула, потеряв при этом свои кольца.

Изначально графа и его жену отправили в замок Портчестер, откуда их послали в Нормандию, где они были помещены в Фалезском замке, в котором уже содержался пленённый ранее Гуго де Кевильок, граф Честер. Когда Генрих II в конце июня 1174 года вернулся со двором в Англию, не рискнул оставлять там пленников, опасаясь, что их может освободить король Франции или они сами сбегут. В результате граф Лестер с женой, Гуго Честерский, и некоторые другие мятежники по приказу короля были доставлены в Барфлёр с указанием не снимать с них цепей. Оттуда они 8 июля отплыли, вечером добравшись до Портсмута. Король позаботился, чтобы пленники были под надёжной охраной. Граф Лестер и его жена были размещены в замок Портчестер.

В июле Генрих II засвидетельствовал сдачу замков Лестер, Маунтсорел и Гроуби. Когда Генрих II смог подавить восстание в Англии, он решил вернуться в Нормандию, где Руан был осаждён французами. Он вновь забрал с собой мятежников, включая графа Лестера. Отплыли 8 августа из Портсмута в Барфлёр. Роберт сначала был заключён в Кане, затем опять содержался в Фалезе. Когда Генрих II заключил 29—30 сентября мир со своими сыновьями, было объявлено о прощении их врагов, однако граф Лестер с некоторыми мятежниками в число прощённых не попали. Только после того как находившийся также в Фалезе пленный король Шотландии Вильгельм Лев признал себя вассалом короля Англии, Генрих II отпустил 11 декабря его с другими мятежниками. В их числе получил свободу и граф Лестер.

Последние годы

Король снёс замки Лестер и Гроуби, а Маунтсоррель в Англии и Паси-сюр-Эр в Нормандии он сохранил у себя. Только в январе 1177 года Роберту были возвращены его владения, но из всех замков ему был оставлен только Бретёй — центр его нормандских владений.

В марте и сентябре 1177 года граф Лестер появлялся при дворе, но позже он там не упоминается. В 1179 году он отправился в паломничество в Иерусалим, в котором пробыл, по крайней мере, до 1181 года, когда его земли и наследник упоминаются в актах как находящиеся в руках короля.

Когда в 1183 году вспыхнула новая война между Генрихом II и его сыновьями, король вновь арестовал графа Лестера и его жену, поместив их отдельно в замки Солсбери и Бедфорд. Освобождены они были только в 1184 году не позднее сентября.

После 1183 года граф Лестер сблизился с принцем Ричардом, ставшим после смерти старшего брата Генриха Молодого наследником Генриха II. Вместе с ним Роберт в 1188 году принял крест. Когда Ричард после смерти Генриха II в 1189 году унаследовал корону, он вернул графу Лестеру все потерянные владения. На коронации Ричарда I граф Лестер нёс его меч, затем он сопровождал короля в Нормандию.

Когда начался Третий крестовый поход, граф Лестер, в отличие от своего наследника, Роберта (IV), отправился в него отдельно от короля. По дороге он 31 августа 1190 года умер в Дураццо.

Жена Роберта, Петронелла, умерла в 1212 году. От их брака родилось несколько сыновей и дочерей. Наследовал Роберту старший сын Роберт.

Брак и дети

Жена: ранее 1155/1159 Пернель (Петронилла) де Гранмесниль (ум. 1 апреля 1212), дочь Гуго де Гранмесниля. Дети:

• Гильом (Уильям) де Бретёй (ум. ок. 23 ноября 1189);
• Роберт (IV) де Бретёй (ум. 20/21 октября 1204), 4-й граф Лестер с 1190), лорд-сенешаль Англии
• Роджер де Бретёй (ум. после 1198/1202), канцлер Шотландии, епископ Сент-Эндрюса
• Амиция де Бомон (ум. ум. 3 или 10 сентября 1215); 1-й муж: ранее 1170 Симон (IV) де Монфор (ум. 1188), сеньор де Монфор-л’Амори с 1181; 2-й муж: ранее 13 января 1188 Гильом II де Барре (ум. 23 марта 1234), граф де Рошфор, сеньор д’Уассери и де ла Ферте-Алаис. Потомки Амиции де Бомон и Симона де Монфора в 1204 году унаследовали владения и титул графов Лестер
• Маргарита де Бомон (до 1172 — 12 января или 12 февраля 1235); муж: Сеэр IV де Квинси (ок. 1165/1170 — 3 ноября 1219), 1-й граф Уинчестер
• Хависа де Бомон, монахиня
• Пернель де Бомон

Литература

• Эплби Джон Т. Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов / Пер. с англ. Е. В. Ламановой. — М.: ЗАО Центрополиграф, 2014. — 413 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9524-5133-9.
• Crouch David. [dx.doi.org/10.1093/ref:odnb/1883 Breteuil, Robert de, third earl of Leicester (c.1130–1190)] // Oxford Dictionary of National Biography. — Oxford: Oxford University Press, 2004—2014.
• Round John Horace. Beaumont, Robert de (d.1190) // Dictionary of National Biography / Edited by Leslie Stephen. — London: Elder Smith & Co, 1885. — Vol. IV. Beal – Biber. — P. 67—68.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL.htm#RobertBeaumontLeicesterdied1190 Earls of Leicester] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 16 ноября 2014.
• [www.thepeerage.com/p1700.htm#i16995 Robert de Beaumont 3rd Earl of Leicester] (англ.). The Peerage. Проверено 16 ноября 2014.

Роберт де Бомон, 3-й граф Лестер — предки

Онфруа де Вьель (ум. после 1053) сеньор де Вьель               Рожер де Бомон (ум. 29 ноября 1094) граф Мёлана, сеньор де Бомон-ле-Роже и де Вьель                       Альбреда                 Роберт де Бомон-ле-Роже (ок. 1046 — 5 июня 1118) граф Мёлана, 1-й граф Лестер                             Галеран III (ум. 8 декабря 1069) граф Мёлана               Аделина де Мёлан (ум. 8 апреля 1081) наследница Мёлана                       Ода                 Роберт де Бомон (1104 — 5 апреля 1168) 2-й граф Лестер                                   Генрих I (1009/1010 — 4 августа 1060) король Франции               Гуго Великий (1057 — 18 октября 1102) граф Вермандуа и Валуа                       Анна Ярославна (1036 — 5 сентября 1075/1078) киевская княжна               Элизабет де Вермандуа (до 1088 — 17 февраля 1131)                               Герберт IV (VI) де Вермандуа (ок. 1032 — ок. 1080) граф Вермандуа и Валуа               Аделаида де Вермандуа (ок. 1062 — 1122)                         Адела де Крепи (ум. после 1077) наследница Валуа               Роберт де Бомон 3-й граф Лестер                                         Ральф I де Гаэль (до 1011 — 1069) сеньор де Гаэль и де Монфор, граф Восточной Англии               Ральф II де Гаэль (до 1040 — после 1096) сеньор де Гаэль и де Монфор, граф Восточной Англии                       Рауль II де Гаэль сеньор де Гаэль, де Монфор и де Бретёй                             Гильом (Уильям) Фиц-Осберн (ум. 22 февраля 1071) 1-й граф Херефорд               Эмма Херефордская (ум. после 1096)                         Аделиза де Тосни                 Амиция де Монфор (де Гаэль) (ум. 31 августа 1168 или позже) наследница Бретёя

Отрывок, характеризующий Роберт де Бомон, 3-й граф Лестер

– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.