Элизабет де Вермандуа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Элизабет де Вермандуа
 

Элизабе́т (или Изабелла) де Вермандуа́ (фр. Isabelle de Vermandois; англ. Elizabeth of Vermandois; ок. 108113 февраля 1131) — дочь Гуго Великого, графа Вермандуа, и жена двух англонормандских аристократов Роберта де Бомона и Вильгельма де Варенна. Элизабет де Вермандуа является предком всех королей Шотландии, начиная с Малкольма IV, и последующих монархов Великобритании вплоть до настоящего времени.



Биография

Элизабет была третьей дочерью Гуго Великого, графа Вермандуа, и Аделы, дочери Герберта IV де Вермандуа. По отцовской линии она была внучкой французского короля Генриха I и Анны Киевской, дочери Ярослава Мудрого. По материнской линии Элизабет вела своё происхождение от Карла Великого и каролингских графов Вермандуа.

В 1096 г., вероятно будучи ещё несовершеннолетней, Элизабет вышла замуж за Роберта де Бомона, графа Мёлана и сеньора Бомон-ле-Роже, крупного англонормандского аристократа, имеющего обширные владения в Нормандии, Англии и Иль-де-Франсе и являющегося советником английского и французского королей. Разница в возрасте между супругами составляла свыше 35 лет, что даже по тем временам было исключительно много. Тем не менее в 1102 г. у них родился первый ребёнок, а в 1104 г. — близнецы Галеран и Роберт, будущие графы де Мёлан и Лестер соответственно. Всего у Элизабет и Роберта де Бомон было не менее восьми детей. Принимая во внимание старость Роберта и его занятость при дворе короля Генриха I Боклерка, правой рукой которого он являлся, современники ставили под сомнение отцовство некоторых из их детей, спекулируя данными о неверности Элизабет де Вермандуа. Основания для обвинения Элизабет в супружеской измене действительно появились в конце 1110-х гг. По свидетельству Генриха Хантингдонского, Элизабет была соблазнена неким графом. Вскоре после того, как это стало известно, Роберт де Бомон скончался «от унижения и печали» 5 июня 1118 г. Очевидно, соблазнителем был Вильгельм де Варенн, граф Суррей, сын соратника Вильгельма Завоевателя и дальний родственник английских королей, с которым Элизабет обвенчалась вскоре после смерти первого мужа. Любовная связь Элизабет и Варенна возможно началась значительно ранее, около 1115 г. Известно, что Варенн длительное время искал себе невесту королевских кровей (он сватался, в частности, к Матильде Шотландской и побочным дочерям Генриха I), а происхождение Элизабет де Вермандуа полностью удовлетворяло самым взыскательным требованиям. Свадьба Вильгельма де Варенна и Элизабет состоялась в 1118 г.

О дальнейших годах жизни Элизабет де Вермандуа практически ничего не известно. Она родила своему второму мужу ещё пятерых детей и скончалась в 1131 г.

Дети

От брака (1096) с Робертом де Бомоном, графом де Мёлан и 1-м графом Лестером, Элизабет имела следующих детей:

От второго брака (1118) с Вильгельмом де Варенном, 2-м графом Суррей, Элизабет имела следующих детей:

Напишите отзыв о статье "Элизабет де Вермандуа"

Ссылки

  • [www.thepeerage.com/p10466.htm#i104653 Генеалогия Элизабет де Вермандуа]
  • [www.stirnet.com/HTML/genie/british/bb4ae/beaumont01.htm#link2 Генеалогия дома де Бомон]
  • [www.stirnet.com/HTML/genie/british/ww/wzmisc01.htm#hunt Генеалогия дома де Варенн]

Отрывок, характеризующий Элизабет де Вермандуа

Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.