Матильда Шотландская

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Матильда Шотландская
Matilda of Scotland<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Благословенная королева Матильда</td></tr>

королева Англии
11 ноября 1100 — 1 мая 1118
Предшественник: Матильда Фландрская
Преемник: Аделиза Лувенская
 
Рождение: ок. 1080
Данфермлин, Шотландия
Смерть: 1 мая 1118(1118-05-01)
Вестминстерский дворец, Англия
Род: Данкельдская династия, Нормандская династия
Отец: Малькольм III
Мать: Маргарита Святая
Супруг: Генрих I
Дети: Вильгельм
Матильда

Матильда (урождённая Эдита) Шотландская (англ. Matilda of Scotland; ок. 1080 — 1 мая 1118) — первая жена английского короля Генриха I. Как дочь Малькольма III, короля Шотландии, и Маргариты Святой, Матильда приходилась правнучкой предпоследнему англосаксонскому королю Эдмунду Железнобокому. Женитьба на Матильде способствовала легитимизации прав Генриха I и его потомков на престол Англии.



Биография

При крещении старшая дочь Малькольма III и Маргариты Святой получила англосаксонское имя Эдита (англ. Edith, др.-англ. Eadgyth — «счастливая битва»). Её крёстным отцом был Роберт III Куртгёз, герцог Нормандии, а крёстной матерью, возможно, Матильда Фландрская — жена Вильгельма Завоевателя. В шестилетнем возрасте Эдита и её младшая сестра Мария были отправлены в Англию для обучения и воспитания, и поселились в монастыре Ромси в Хемпшире, настоятельницей которого была Кристина, дочь Эдуарда Изгнанника и их тётя по материнской линии. Будучи дочерью шотландского короля и прямым потомком англосаксонских монархов, Эдита являлась привлекательной партией для многих нормандских аристократов. Известно, что в 1090-х она отвергла предложение руки и сердца Вильгельма де Варенна и Алена Ричмондского. Существуют также сведения, что возможность брака с Эдитой рассматривалась и Вильгельмом II Руфусом, королём Англии. В период пребывания в монастыре, а возможно и непосредственно перед свадьбой, Эдита изменила своё англосаксонское имя на Матильду, более привычное для нормандцев имя (от герм. Mahthilda — «могучая битва»). Точная дата, а равно и конкретная причина этого поступка не известны.

После смерти Вильгельма II 2 августа 1100 года престол Англии захватил его младший брат Генрих I. Испытывая потребность в укреплении своих прав на английскую корону и с целью завоевания поддержки англосаксонского населения, Генрих решил жениться на Матильде Шотландской. Поскольку она находилась в монастыре, возник вопрос о законности предполагаемого брака. Архиепископ Кентерберийский, вернувшийся в Англию после нескольких лет изгнания, не смог принять решение по этой проблеме и созвал собор английского духовенства. На соборе Матильда поклялась в том, что несмотря на своё пребывание в монастыре, она никогда не принимала постриг и не становилась монахиней, и что в Ромси она находилась исключительно с целью обучения и воспитания, спасаясь за крепостными стенами от «похоти норманнов». Собор постановил, что Матильда не была монахиней и дал согласие на её брак с королём.

Генрих I и Матильда, по всей видимости, были уже знакомы некоторое время до свадьбы. Вильям Мальмсберийский утверждал, что король полюбил Матильду задолго до бракосочетания, а по свидетельству Ордерика Виталия Генрих давно восхищался характером принцессы. Очевидно, однако, что политические причины заключения этого брака превалировали: Нормандская династия, пришедшая к власти в Англии в результате завоевания 1066 года, не имела наследственных прав на английский престол, и союз с прямым потомком древнего рода англосаксонских королей обеспечивал Генриху I и его детям дополнительное основание для легитимизации их власти в стране. Кроме того, брак с Матильдой укреплял дружественные отношения с Шотландией и ликвидировал угрозу северной границе Англии: на шотландском престоле на протяжении всей первой половины XII века сменяли друг друга братья Матильды: Эдгар, Александр I и Давид I.

Матильда и Генрих сочетались браком 11 ноября 1100 года в Вестминстерском аббатстве. Церемонию проводил архиепископ Ансельм, который и короновал Матильду королевой Англии. Хотя по сообщениям Вильяма Мальмсберийского после женитьбы король Генрих, известный своими любовными похождениями, остепенился и стал верным супругом, это не подтверждается другими данными. По всей видимости, уже будучи в браке с Матильдой Шотландской, Генрих I продолжал иметь любовниц и, более того, стал отцом нескольких побочных детей (например, Реджинальда де Данстанвиля).

Двор королевы Матильды располагался в Вестминстере, хотя она также периодически сопровождала мужа в его поездках по Англии, а в 11061107 гг. Матильда, вероятно, находилась вместе с Генрихом в Нормандии. Королеву окружали поэты и музыканты, а один из монахов, возможно Тюрго, написал по поручению Матильды жизнеописание её матери, Маргариты Святой. Как и Маргарита, Матильда много времени посвящала поддержке церквей и монастырей, заботе о бедных. Вильям Мальмсберийский упоминал о том, как во время Великого поста королева босиком приходила в церковь, мыла ноги и целовала руки больным. После своей смерти она стала известной в народе как «Добрая королева» или «Матильда Благословенной Памяти». Одно время предполагалось её канонизировать, однако этого не произошло.

Королева Матильда скончалась 1 мая 1118 года Спустя два года погиб единственный сын Матильды и Генриха Вильгельм. Оставшись без наследника, король в 1121 году вновь женился, на этот раз на Аделизе Лувенской, дочери герцога Нижней Лотарингии.

Дети

Матильда и Генрих I имели двух детей:

  • Вильгельма (1102—1120), наследника английского престола, погибшего в кораблекрушении у берегов Нормандии, и
  • Матильду (1101—1167), будущую королеву Англии (1141).

Напишите отзыв о статье "Матильда Шотландская"

Литература

  • Chibnall, Marjorie. The Empress Matilda: Queen Consort, Queen Mother, and Lady of the English, 1992
  • Huneycutt, Lois L. Matilda of Scotland: A Study in Medieval Queenship. 2004.

Отрывок, характеризующий Матильда Шотландская

– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.