Матильда (королева Англии)

Матильда англ. Matilda<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Королева Англии
8 апреля 1141 — 7 декабря 1141
Коронация:	не коронована
Предшественник:	Стефан Блуаский
Преемник:	Стефан Блуаский
Рождение:	7 февраля 1102(1102-02-07) Уинчестер, Хэмпшир
Смерть:	10 сентября 1167(1167-09-10) (65 лет) Руан
Место погребения:	Руанский собор
Род:	Нормандская династия
Отец:	Генрих I
Мать:	Матильда Шотландская
Супруг:	1. император Генрих V 2. Жоффруа V Анжуйский
Дети:	сыновья: Генрих II Плантагенет, Жоффруа VI Анжуйский, Гийом Плантагенет

Мати́льда, или Мод (англ. Matilda, саксонская форма имени — Maud или Maude, 1102 — 10 сентября 1167), — королева Англии в 1141 году, дочь и наследница короля Генриха I. Отстранение Матильды от престола после смерти Генриха I в 1135 году вызвало длительную гражданскую войну в Англии между сторонниками Матильды и Стефана Блуаского. В 1141 году Матильде удалось ненадолго захватить английский престол, но удержать власть в своих руках она не смогла. Гражданская война завершилась в 1154 году коронацией сына Матильды Генриха II Плантагенета. В связи с тем, что первым супругом Матильды был император Священной Римской империи Генрих V, она стала известной в Англии под именем императрица Матильда (англ. Empress Matilda).

Юность

Матильда была единственной дочерью английского короля Генриха I Боклерка и его первой жены Матильды Шотландской. По материнской линии она приходилась внучкой королю Шотландии Малькольму III и Святой Маргарите, являясь таким образом прямым потомком как англосаксонской королевской династии, так и Вильгельма Завоевателя.

Матильда родилась 7 февраля 1102 года Местом её рождения считается Уинчестер, однако недавние исследования с большой долей вероятности утверждают, что Матильда появилась на свет в королевском дворце в Саттон-Куртене, Беркшир (в настоящее время в графстве Оксфордшир). В возрасте семи лет Матильду обручили с Генрихом V, императором Священной Римской империи, а в 1111 году она была отправлена на воспитание ко двору жениха в Германию. 7 января 1114 года состоялась роскошная церемония бракосочетания Генриха V и Матильды в Вормсе. Этот брак был продиктован политическими соображениями: Англия стремилась заручиться поддержкой Священной Римской империи в противостоянии с французским королём Людовиком VI. В дальнейшем англо-германский союз сыграл значительную роль в сдерживании французской агрессии в Нормандии: атака Генриха V в 1124 году остановила вторжение Людовика VI в Вексен. Брак Матильды и Генриха оказался бесплодным, хотя по словам современника, летописца Германа Турнейского, императрица родила Генриху одного ребёнка, который умер во младенчестве. Существовала легенда, что этот ребёнок не умер, а был отдан на воспитание приёмным родителям и впоследствии стал известен под именем Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского.

В 1125 году император Генрих V скончался, оставив двадцатитрёхлетнюю Матильду вдовой. Хотя в дальнейшем Матильда пользовалась титулом императрицы, в действительности она никогда не была коронована таковой папой римским, как того требовала традиция, и формально имела лишь право на титул королевы римлян. В зрелом возрасте Матильде удалось убедить английских хронистов, что она была коронована папой.

Наследница английского престола

Короли Англии
Нормандская династия
Вильгельм I Завоеватель
Роберт III Куртгёз
Вильгельм II Руфус
Адела Нормандская
Генрих I Боклерк
Роберт III Куртгёз
Вильгельм Клитон
Вильгельм II Руфус
Генрих I Боклерк
Императрица Матильда
Вильгельм Аделин
Роберт Глостерский
Реджинальд Фиц-Рой
Стефан Блуаский
Евстахий IV Булонский
Вильгельм Булонский
Мария Булонская

Вскоре после смерти своего супруга Матильда вернулась в Англию. Так как 25 ноября 1120 года её брат Вильгельм Аделин — единственный законный сын Генриха I и наследник престола — погиб во время кораблекрушения, король принял решение объявить Матильду своей преемницей. В 1127 году он созвал баронов, в числе которых был его племянник Стефан Блуаский, и заставил их присягнуть Матильде на верность и признать её наследницей английского престола в случае отсутствия у короля законных сыновей. Эта клятва подтверждена 8 сентября 1131 года и 2 августа 1133 года. Однако отношение англонормандских баронов к перспективе вступления на престол Матильды было неоднозначным. Ни в Англии, ни в Нормандии не существовало прецедента царствования женщины. Более того Матильда, длительное время находившаяся вне Англии, практически не имела личных связей и достаточно широкого круга своих сторонников среди местной аристократии. По свидетельству современников, императрица отличалась крайне неприятным характером: была надменна, высокомерна, требовала беспрекословного выполнения своих приказов и с презрением относилась к простым людям. Это существенно затрудняло формирование прочной опоры Матильды в английском дворянстве.

Хотя главным условием англонормандских баронов при даче согласия на объявление Матильды наследницей была необходимость согласования с аристократией кандидатуры её будущего супруга, уже в 1127 году король Генрих I тайно организовал обручение своей дочери с Жоффруа V Красивым, по прозвищу Плантагенет, сыном Фулька V, графа Анжуйского, чья поддержка была необходима Генриху для стабилизации положения в Нормандии. Однако брак наследницы английского престола и Жоффруа Плантагенета вызвал недовольство знати, которая не желала видеть правителем Англо-нормандской монархии представителя Анжуйского дома, в течение более столетия являвшегося главным соперником нормандских герцогов в Северной Франции. По выражению хрониста, «все англичане и французы недобрым словом поминали этот брак».

Граф Фульк V вскоре отправился в крестовый поход в Святую землю, а впоследствии был провозглашен королём Иерусалима и больше не вернулся на родину. На время своего отсутствия Фульк поручил юному сыну управлять графством Анжу. Свадьба Жоффруа и Матильды состоялось 11 июня 1128 года. Поначалу отношения новобрачных не складывались, сказывалась большая разница в возрасте (Жоффруа было немногим более четырнадцати лет, а Матильде — около двадцати шести), а также взрывные темпераменты и авторитарность обоих супругов. Уже через год после свадьбы Жоффруа отослал свою жену вместе со всем её имуществом в Руан.

В 1131 году супруги наконец воссоединились и некоторое время жили в относительном согласии. 5 марта 1133 года родился их первенец Генрих — будущий король Генрих II Плантагенет. В 1134 году Матильда родила второго сына — Жоффруа, графа Нанта, причём роды были трудными, и она едва не умерла. В 1136 году на свет был произведён их третий сын — Гийом, граф Пуату. Появление детей у Матильды означало для Генриха I решение проблемы наследования. В 1133 году король прибыл в Руан, где провёл последние годы жизни в заботах о своём старшем внуке, а также в попытках усмирения волнений нормандских баронов, вспыхнувших из-за интриг Жоффруа и Матильды. 1 декабря 1135 года Генрих I скончался.

Начало гражданской войны

После смерти Генриха I инициативу в борьбе за английский престол перехватил Стефан Блуаский, племянник умершего короля, младший сын его сестры Аделы Нормандской. Он был достаточно популярен среди английского дворянства, воспитывался при дворе короля и имел обширные владения как в Нормандии, так и в Англии. Нарушив присягу верности Матильде, Стефан немедленно после известия о смерти Генриха I высадился в Англии и был с восторгом встречен жителями Лондона. На его сторону перешло английское духовенство во главе с архиепископом Вильгельмом де Корбейлем и родным братом Стефана Генрихом Уинчестерским, а также лица, контролировавшие королевскую администрацию (Роджер Солсберийский и его родственники), и значительная часть английской аристократии, враждебная Матильде. Отказ от исполнения клятвы верности императрице был оправдан тем, что Матильда якобы была незаконнорожденной — её мать, Матильда Шотландская, до замужества с Генрихом I пребывала в монастыре и, соответственно, была связана обетом безбрачия, — и не может претендовать на корону Англии. Поначалу обстоятельства складывались в пользу Стефана: Матильда с детьми находилась за морем в Анжу, дворянство предпочитало видеть на троне взрослого и популярного мужчину, а не надменную женщину с малолетним наследником. 22 декабря 1135 года в Лондоне Вильгельм де Корбейль возложил на Стефана Блуаского корону Англии. В следующем году на верность Стефану присягнули бароны Англии и Нормандии, в том числе и сводный брат Матильды Роберт, граф Глостер, побочный сын Генриха I.

Пока Стефан укреплял своё положение в Англии Матильда и Жоффруа предприняли попытку подчинить себе Нормандию. После смерти Генриха I Матильде удалось установить контроль над важнейшими нормандскими крепостями вдоль южной границы герцогства — Домфроном, Аржантеном, Алансоном и Сэ. Отряды Жоффруа Анжуйского в 1136 году вторглись в Нормандию, однако были остановлены войсками нормандских баронов — сторонников Стефана во главе с Галераном де Бомоном и Вильгельмом Ипрским. По истечении шестимесячного перемирия атаки анжуйцев возобновились. В марте 1137 года в Нормандии высадился Стефан Блуаский, которому однако не удалось оказать решительный отпор войскам Жоффруа и Матильды, а возникший конфликт между фламандскими наёмниками короля и нормандским рыцарством вызвал раскол в рядах сторонников Стефана. Вскоре Стефан был вынужден вернуться в Англию. Это позволило анжуйцам перейти в наступление. В 1138 году под власть Жоффруа и Матильды попал Бессен, значительная часть Котантена, Байё и Кан. Ответное наступление армии Галерана де Бомона и Вильгельма Ипрского заставило войска Матильды отступить в Анжу, но начало полномасштабной гражданской войны в Англии в 1139 году повлекло за собой отъезд Галерана де Бомона и Вильгельма Ипрского за Ла-Манш и существенное ослабление партии Стефана в Нормандии. К 1144 году Жоффруа Анжуйскому удалось завоевать бо́льшую часть герцогства и провозгласить себя герцогом Нормандии.

Одновременно с военными действиями против Стефана, Матильда развернула борьбу и на дипломатическом фронте. Летом 1138 года она обратилась к папе римскому с просьбой признать коронацию Стефана незаконной. Дело рассматривалось на Втором Латеранском соборе 1139 года в присутствии представителей обеих партий и завершилось поражением Матильды: папа Иннокентий II признал Стефана законным королём Англии. Однако дипломатическая неудача императрицы с лихвой была компенсирована разрывом Роберта Глостерского со Стефаном и его открытым переходом в 1138 года в лагерь сторонников Матильды, своей сводной сестры. Вскоре вокруг графа Роберта стали группироваться английские бароны, недовольные королём, особенно феодалы западных и южных графств. Стефану первоначально удавалось сдерживать мятежников, однако его действия в отношении епископа Роджера Солсберийского в начале 1139 года привели к отходу английского духовенства от поддержки короля. Даже младший брат Стефана Генрих, епископ Уинчестера, назначенный папским легатом в Англии, перешёл на сторону Матильды. В стране началась гражданская война.

Началом военных действий в Англии воспользовалась Матильда. 30 сентября 1139 года императрица высадилась на побережье Суссекса и укрепилась в замке Арундел, который принадлежал её мачехе Аделизе Лувенской. Граф Роберт двинулся на запад и обосновался в Бристоле. Военные операции короля против императрицы и Роберта Глостерского были неудачны. Матильде вскоре удалось перебраться в Бристоль, который стал главным центром сторонников императрицы в Англии. В течение 1140 года под контроль Матильды и Роберта попала практически вся западная и юго-западная часть страны, а также некоторые области центральных графств. Выступивший в поддержку императрицы Давид I, король Шотландии, захватил бо́льшую часть Северной Англии, к северу от Тиса.

Приход к власти и падение

В конце 1140 года сторонник Матильды Ранульф де Жернон, граф Честер, захватил город Линкольн. Стефан направился на север и попытался отбить город. Но 2 февраля 1141 года армия короля потерпела сокрушительное поражение в сражении при Линкольне от войск Роберта Глостерского и Ранульфа де Жернона, а сам Стефан был пленён. Это открыло перед Матильдой путь к овладению английской короной. Король был помещён в Бристольский замок, где, по легенде, его держали в цепях, а Матильда с Робертом Глостерским двинулись к Уинчестеру. Пообещав Генриху Блуаскому, епископу Уинчестера, не вмешиваться в церковные дела после своей коронации, Матильда была допущена в город и завладела находящейся там королевской казной. 8 апреля 1141 года в Уинчестере состоялось официальное избрание Матильды королевой Англии. Она приняла титул госпожи англичан (лат. Domina Anglorum; англ. Lady of the English), как обычно именовались английские монархи в промежуток между их избранием и коронацией.

Затем Матильда двинулась в Лондон, по пути занимая крепости сторонников Стефана (Оксфорд, Рединг). В середине июня 1141 года императрица в сопровождении Роберта Глостерского и своего дяди шотландского короля Давида I вступила в Лондон, жители которого в целом оставались на стороне Стефана. Уже после своего избрания королевой Матильда начала массовую раздачу земель и титулов своим сторонникам, продолженную ей в Лондоне: за несколько месяцев она учредила шесть новых графских титулов. Однако правление Матильды оказалось коротким: лондонцы, уже сформировавшие к тому времени военную организацию по типу итальянских коммун для защиты городских свобод, были возмущены пренебрежением Матильды к их привилегиям, её надменностью и высокомерием. Императрица попыталась обложить город тальёй, что вызвало бунт в Лондоне. Жители взялись за оружие и изгнали Матильду из города. В то же время к Лондону подошла крупная армия сторонников Стефана, набранная Вильгельмом Ипрским в Кенте, во главе которой стояла супруга короля Матильда Булонская. Императрица отступила в Оксфорд, а в Лондон вошли войска Матильды Булонской. Последней, путём массовой раздачи земель и денег, удалось привлечь на свою сторону часть бывших соратников императрицы, включая Жоффруа де Мандевиля и епископа Уинчестерского.

В начале сентября 1141 года войска императрицы Матильды вошли в Уинчестер и осадили епископский дворец. Однако неожиданно к городу подошла армия королевы Матильды, значительно превосходящая силы соперницы. 14 сентября императрица отдала приказ об отходе, который превратился в паническое бегство, когда войска королевы перешли в наступление. Битва при Уинчестере завершилась поражением императрицы. Самой Матильде удалось спастись, и в компании своего верного слуги Брайена Фиц-Каунта она добралась до Глостера. Однако граф Роберт был пленён. Для освобождения своего брата и лидера своей партии Матильде пришлось пойти на тяжёлую жертву: 1 ноября 1141 года она отпустила на свободу короля Стефана в обмен на Роберта Глостерского.

Поражение в гражданской войне

Полный провал политики Матильды в период её недолгого правления 1141 года существенно подорвал позиции сторонников императрицы. Значительная часть баронов перешла на сторону Стефана, общественное мнение также склонялось в пользу короля, «жестоко» страдавшего во время содержания под стражей. В поддержку Стефана выступила и английская церковь: на синоде в Вестминстере 7 декабря 1141 года Стефан был вновь признан королём, а сторонникам Матильды пригрозили отлучением от церкви. Значительную роль в разрыве английского духовенства с императрицей сыграл тот факт, что за период своего короткого правления она возродила осуждённую папой практику светской инвеституры епископов, от которой ещё в 1107 года отказался Генрих I. В 1142 года король перешёл в наступление: его войска захватили Уарем, перерезав таким образом связь Матильды с анжуйцами в Нормандии, а также Чиренчестер, Бамптон и Радкот. 26 сентября 1142 года отряды Стефана ворвались в Оксфорд, где в то время находилась императрица, и сожгли город. Матильда укрылась в Оксфордском замке и в течение трёх месяцев выдерживала осаду превосходящих сил противника. Когда продовольствие подошло к концу, а помощь со стороны своих сторонников в западных графствах так и не пришла, Матильда совершила дерзкий побег из крепости: зимней ночью, переодевшись в белые одежды, она спустилась со стены замка и по покрытой льдом Темзе бежала в Уоллингфорд, находившийся под контролем её друга Брайена Фиц-Каунта.

Падение Оксфорда лишило Матильду опоры в центральных графствах. Под её властью остались лишь Глостершир, Бристоль, Девон, Сомерсет, Херефордшир, Шропшир, Чешир, Ланкашир и часть Уилтшира, однако число её сторонников неуклонно сокращалось. В 1145 году на сторону короля перешли Ранульф де Жернон, граф Честер, и Филипп Глостерский, сын графа Роберта. В том же году одержав победу при Фарингтоне, Стефан отрезал западноанглийские графства от союзников императрицы в долине Темзы. Наконец, 31 октября 1147 года в Бристоле скончался Роберт Глостерский — самый верный соратник императрицы и фактический лидер её партии в Англии. Хотя в том же году в Северной Англии высадился во главе небольшого отряда Генрих Плантагенет, сын Матильды и Жоффруа Анжуйского, ему ничего не удалось достичь. После нескольких поражений от королевской армии в конце 1147 году Генрих вернулся в Нормандию. Осознав крах своих планов, в феврале 1148 года Матильда также покинула Англию.

Последние годы

После десятилетия борьбы за английский престол Матильда в 1148 году вернулась в Нормандию, окончательно перешедшую к этому времени под власть её мужа Жоффруа Анжуйского. Императрица удалилась в Руан, где содержала собственный двор, а в периоды отсутствия в Нормандии своего сына Генриха Плантагенета возглавляла администрацию герцогства. Хотя больше непосредственного участия в борьбе за английский престол Матильда не принимала, она сохранила существенное влияние на Генриха, особенно во внешнеполитических вопросах. Так, в 1155 году под нажимом Матильды Генрих отказался от плана вторжения в Ирландию.

В 1153 году Стефан, уставший от двадцатилетия гражданской войны и анархии и сломленный смертью своего сына Евстахия, заключил с Генрихом Уоллингфордский договор, признав последнего наследником английского престола. В конце 1154 года Стефан скончался, и королём Англии был коронован Генрих II Плантагенет. После воцарения своего сына в Англии Матильда осталась в Нормандии. Она неоднократно вмешивалась в конфликты между Генрихом II и его младшим братьями, пытаясь сохранить мир в семье. В 1160-е годы при дворе Матильды нашёл убежище Вильгельм, граф Пуату, младший и, видимо, самый любимый её сын, покинувший Англию из-за конфликта с архиепископом Кентерберийским. Здесь он и скончался в январе 1164 года. Позднее Матильда занималась, правда, безуспешно, примирением Генриха II и Томаса Бекета.

10 сентября 1167 года Матильда скончалась и была похоронена в аббатстве Бек, в 1847 году её останки были перенесены в Руанский собор. Эпитафия на её надгробии гласит:

Здесь упокоена дочь, жена и мать Генриха, великая по рождению, ещё более по браку, но более всего по материнству.

Оригинальный текст (англ.)  

Here lies the daughter, wife, and mother of Henry; great by birth, greater by marriage, but greatest in motherhood.

Браки и дети

• Первым браком (1114) замужем за Генрихом V (1086—1125), императором Священной Римской империи, детей не имели;
• Вторым браком (1128) замужем за Жоффруа V Плантагенетом (1113—1151), графом Анжуйским, их дети:
  • Генрих II Плантагенет (1133—1189), король Англии (c 1154), герцог Аквитании (c 1151), граф Анжуйский (с 1151);
  • Жоффруа VI Анжуйский (1134—1158), граф Нанта, потомства не оставил;
  • Гийом Плантагенет (1136—1164), граф Пуату, потомства не оставил.

Образ в искусстве

Матильда и члены её семьи являются главными действующими лицами романов Эллен Джоунс «Роковая корона» (англ. The Fatal Crown, 1991), Элизабет Чедвик (англ. Lady of the English, 2011).

Литература

• Вильям Ньюбургский. История Англии. [www.vostlit.info/Texts/rus12/William_Newburgh/text1.phtml?id=269 Пер. на русск. яз. Д. Н. Ракова]
• Ордерик Виталий. Церковная история.
• Матильда, супруга императора Генриха V // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Мортон А. А. История Англии. — М., 1950.
• Штокмар В. В. История Англии в средние века. — СПб., 2001
• Bradbury, J. Stephen and Matilda — The Civil War of 1139—53. — Alan Sutton Publishing, 1996.
• Clibnall, M. The Empress Matilda: Queen Consort, Queen Mother and Lady of the English. — Oxford: Blackwell, 1993.
• Poole, A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956.
• Thornton-Cook, E. Her Majesty; The Romance of the Queens of England, 1066—1910. — Ayer Publishing, 1970 (репринт издания 1926 года).

Отрывок, характеризующий Матильда (королева Англии)

– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.
В десятом часу за Наташей и Петей приехали линейка, дрожки и трое верховых, посланных отыскивать их. Граф и графиня не знали где они и крепко беспокоились, как сказал посланный.
Петю снесли и положили как мертвое тело в линейку; Наташа с Николаем сели в дрожки. Дядюшка укутывал Наташу и прощался с ней с совершенно новой нежностью. Он пешком проводил их до моста, который надо было объехать в брод, и велел с фонарями ехать вперед охотникам.
– Прощай, племянница дорогая, – крикнул из темноты его голос, не тот, который знала прежде Наташа, а тот, который пел: «Как со вечера пороша».
В деревне, которую проезжали, были красные огоньки и весело пахло дымом.
– Что за прелесть этот дядюшка! – сказала Наташа, когда они выехали на большую дорогу.
– Да, – сказал Николай. – Тебе не холодно?
– Нет, мне отлично, отлично. Мне так хорошо, – с недоумением даже cказала Наташа. Они долго молчали.
Ночь была темная и сырая. Лошади не видны были; только слышно было, как они шлепали по невидной грязи.
Что делалось в этой детской, восприимчивой душе, так жадно ловившей и усвоивавшей все разнообразнейшие впечатления жизни? Как это всё укладывалось в ней? Но она была очень счастлива. Уже подъезжая к дому, она вдруг запела мотив песни: «Как со вечера пороша», мотив, который она ловила всю дорогу и наконец поймала.
– Поймала? – сказал Николай.
– Ты об чем думал теперь, Николенька? – спросила Наташа. – Они любили это спрашивать друг у друга.
– Я? – сказал Николай вспоминая; – вот видишь ли, сначала я думал, что Ругай, красный кобель, похож на дядюшку и что ежели бы он был человек, то он дядюшку всё бы еще держал у себя, ежели не за скачку, так за лады, всё бы держал. Как он ладен, дядюшка! Не правда ли? – Ну а ты?
– Я? Постой, постой. Да, я думала сначала, что вот мы едем и думаем, что мы едем домой, а мы Бог знает куда едем в этой темноте и вдруг приедем и увидим, что мы не в Отрадном, а в волшебном царстве. А потом еще я думала… Нет, ничего больше.
– Знаю, верно про него думала, – сказал Николай улыбаясь, как узнала Наташа по звуку его голоса.
– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.