Вильгельм Клитон

Вильге́льм Клито́н (фр. Guillaume Cliton; 25 октября 1102 — 28 июля 1128, Алст) — сын Роберта Куртгёза, герцога Нормандии, и претендент на престол Англии и Нормандии, в конце жизни, с 1127 года — граф Фландрии. Его прозвище происходило от лат. Clito, означающего человека королевской крови, принца.

Юность

Вильгельм был единственным сыном нормандского герцога Роберта Куртгёза, старшего сына Вильгельма Завоевателя, неоднократно и безуспешно пытавшегося завладеть английским престолом, и Сибиллы де Конверсано, норманнской аристократки из Южной Италии.

После поражения и пленения Роберта Куртгёза в битве при Таншбре, четырёхлетний Вильгельм попал в руки короля Англии Генриха I, который передал его под опеку Элии де Сен-Санса, графа Арка, женатого на побочной дочери Роберта Куртгёза. Решение Генриха I не устанавливать жёсткий контроль над Вильгельмом оказалось несколько самонадеянным: уже в 1110 году, когда Генрих потребовал вернуть ему юного принца, приближённые опекуна Вильгельма спрятали мальчика и вывезли его из Нормандии. Элия де Сен-Санс в результате был обвинён в измене и потерял свои нормандские владения, однако противники Генриха I в самом герцогстве и сопредельных государствах приобрели в лице Клитона лидера, являвшегося законным наследником Нормандии, завоёванной английским королём, и потенциальным наследником прав на престол Англии.

Восстание в Нормандии 1118—1119 годов

Первое время после бегства из Нормандии Вильгельм Клитон и его опекун нашли себе убежище во владениях Роберта Беллемского в Перше, однако после его пленения в 1112 году они были вынуждены перебраться во Фландрию, ко двору графа Балдуина VII, приходившегося Вильгельму троюродным братом.

К середине 1110-х годов сложилась широкая коалиция, выступавшая против восстановления английской власти в Нормандии и укрепления позиций Генриха I на континенте, в которую входили король Франции, граф Фландрии, граф Анжуйский и часть нормандских баронов, во главе с Амори де Монфором, недовольных жёсткой централизаторской политикой Генриха в герцогстве. Они выступали в поддержку прав Вильгельма Клитона на нормандский престол. Вооружённое восстание против английского короля вспыхнуло в 1118 году. Мятежные бароны приграничных нормандских графств и присоединившиеся к ним отряды графа Фландрии вскоре захватили практически всю восточную часть Нормандии, однако при осаде Арка Балдуин VII был тяжело ранен и в следующем году скончался, а движение баронов было подавлено. В 1119 году на территорию Нормандии вторглись войска Людовика VI, короля Франции, но потерпели поражение в битве при Бремюле. Вместе с Людовиком VI в этом сражении участвовал и молодой Вильгельм Клитон, недавно посвящённый в рыцари, которому удалось бежать с поля боя после поражения французов. Потерянного во время битвы коня Клитону на следующий день вернул как знак великодушия сын Генриха I Вильгельм Аделин. Крах французской интервенции позволил английскому королю окончательно разгромить мятежных баронов Нормандии и восстановить свой контроль над герцогством.

Вильгельм Клитон тем временем был принят при дворе Людовика VI, который попытался в 1119 году в Реймсе добиться признания папой римским законности прав Клитона на Нормандию. Однако английская дипломатия переиграла французскую: папа Каликст II, троюродный брат Генриха I, признал законность английского завоевания Нормандии и добился от Людовика VI отказа от поддержки Вильгельма Клитона.

Восстание в Нормандии 1123—1124 годов

Короли Англии
Нормандская династия
Вильгельм I Завоеватель
Роберт III Куртгёз
Вильгельм II Руфус
Адела Нормандская
Генрих I Боклерк
Роберт III Куртгёз
Вильгельм Клитон
Вильгельм II Руфус
Генрих I Боклерк
Императрица Матильда
Вильгельм Аделин
Роберт Глостерский
Реджинальд Фиц-Рой
Стефан Блуаский
Евстахий IV Булонский
Вильгельм Булонский
Мария Булонская

После заключения в 1119 году мира между Генрихом I и Людовиком VI Клитон вновь оказался в положении безземельного изгнанника. Однако 25 ноября 1120 года положение радикально изменилось: в кораблекрушении у берегов Нормандии погиб единственный законный сын английского короля Вильгельм Аделин. В результате Клитон как последний потомок Вильгельма Завоевателя по прямой мужской линии оказался потенциальным наследником не только Нормандии, но и Англии. Генрих I, не желая, чтобы на престол англонормандской монархии взошёл Клитон, попытался провозгласить своим наследником Стефана Блуаского, сына своей сестры. Однако многие нормандские бароны решили воспользоваться нерешённостью судьбы английской короны и вновь выступили в поддержку прав Вильгельма Клитона.

Во главе движения стояли Амори де Монфор, граф д'Эврё, и Галеран IV де Бомон, граф де Мёлан. На их сторону в 1122 году перешёл вернувшийся из крестового похода Фульк V Анжуйский. Он выдал за Вильгельма Клитона свою дочь Сибиллу и передал ему графство Мэн. Однако Генриху I удалось убедить папу римского аннулировать этот брак, ссылаясь на запрещённую степень родства между новобрачными.

Тем временем в Нормандии в 1123 году вспыхнуло восстание баронов в поддержку Вильгельма Клитона. Но мятежники были разобщены и не имели прочной опоры в герцогстве. В марте 1124 года королевские войска одержали верх над восставшими в стычке у Бургтерульда к юго-востоку от Руана и взяли в плен их лидеров. Мятеж быстро сошёл на нет. Попытка вмешательства французского короля Людовика VI на стороне Вильгельма Клитона была нейтрализована: летом 1124 года Францию атаковал император Священной Римской империи Генрих V, женатый на дочери английского короля. Хотя германские войска были отбиты, Людовик VI был вынужден отказаться от активных действий в поддержку Клитона.

Граф Фландрии

Несмотря на то, что очередная попытка отвоевать Нормандию для Вильгельма провалилась, он оставался в центре англо-французского противостояния. В 1127 году Клитон женился на Жанне Монферратской, единоутробной сестре жены короля Людовика VI. В качестве приданого король Франции передал Вильгельму Вексен, включая три важные крепости на нормандской границе — Понтуаз, Шомон и Мант. Вексен таким образом становился плацдармом для атаки Вильгельма на Нормандию. Более того, 2 марта 1127 года был убит Карл Добрый, граф Фландрии, не оставивший после себя прямых наследников. Воспользовавшись правами сюзерена на выморочный лен, Людовик VI передал Фландрию Вильгельму Клитону, по линии своей бабушке происходившему из рода фландрских графов. Инвеститура Клитона титулом графа Фландрии состоялась 23 марта 1127 года в Аррасе, в обход прав ряда более близких родственников Карла Доброго.

Некоторая часть баронов Фландрии поддержала кандидатуру Вильгельма, и при помощи французских войск к концу мая 1127 года Клитону удалось утвердиться в графстве. Он пообещал упразднить внутренние торговые и импортные пошлины и обязался уважать законы страны и привилегии городов. От также предоставил коммунальную хартию Сент-Омеру. Однако права на фландрский престол предъявили ещё целый ряд претендентов, которые начали военные действия против Вильгельма.

Первоначально последнему сопутствовал успех: он выбил из Сент-Омера отряды Арнульфа Датского и с помощью Людовика VI изгнал из страны войска Балдуина IV, графа Эно, и Вильгельма Ипрского. Но внутренняя политика Вильгельма Клитона во Фландрии вскоре резко уменьшила значение его военных побед: имея своей главной целью отвоевание Нормандии, Клитон стал использовать богатые фламандские города для сбора средств на ведение войны с Англией. Были введены новый налог на здания и пошлины за торговлю на ярмарках, началось наступление на автономию городов. В то же время враждебность Вильгельма к Англии, главному поставщику шерсти для фламандских сукнодельных и ткацких предприятий, входила в противоречие с интересами уже достаточно развитого бюргерства Фландрии.

Недовольные правлением Вильгельма концентрировались вокруг ещё одного претендента на фландрский престол — Тьерри Эльзасского, двоюродного брата Карла Доброго. Тьерри также приобрёл финансовую и военную поддержку английского короля, не желавшего перехода Фландрии под власть Вильгельма. В феврале 1128 года против Клитона выступили горожане Сент-Омера и Гента, в марте их примеру последовал Брюгге, а в мае — Лилль. Под контролем Вильгельма осталась лишь небольшая территория на юге графства. Однако он атаковал Брюгге и в сражении при Акспуле 21 июня нанёс поражение нормандско-лотарингским войскам Тьерри Эльзасского. Затем к армии Вильгельма присоединились отряды Готфрида Бородатого, ландграфа Брабанта, и соединённые силы 12 июля осадили Алст, где находился Тьерри Эльзасский. Но во время осады Вильгельм был смертельно ранен из арбалета и 28 июля 1128 года скончался в возрасте двадцати пяти лет. Его тело было захоронено в Бертинском аббатстве в Сент-Омере.

Браки

• Первым браком (1123) Вильгельм Клитон был женат на Сибилле Анжуйской, дочери Фулька V, графа Анжуйского, и Ирменгарды дю Мэн, графине Мэнской. Брак аннулирован буллой папы римского в 1124 году.
• Вторым браком (1127) Вильгельм был женат на Жанне Монферратской, дочери Ренье, маркграфа Монферрата, и Гизелы Бургундской, матери королевы Франции Аделаиды Савойской.

Детей Вильгельм Клитон не имел.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/NORMANDY.htm#_Toc148955360 Генеалогия Вильгельма Клитона]

Литература

• [www.thepeerage.com/p10250.htm#i102495 The Complete Peerage]
• Poole A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxf., 1956.

Предшественник Карл Добрый

граф Фландрии 1127—1128

Преемник Тьерри Эльзасский

Отрывок, характеризующий Вильгельм Клитон

– Шахматы поставлены, игра начнется завтра.
Велев подать себе пуншу и призвав Боссе, он начал с ним разговор о Париже, о некоторых изменениях, которые он намерен был сделать в maison de l'imperatrice [в придворном штате императрицы], удивляя префекта своею памятливостью ко всем мелким подробностям придворных отношений.
Он интересовался пустяками, шутил о любви к путешествиям Боссе и небрежно болтал так, как это делает знаменитый, уверенный и знающий свое дело оператор, в то время как он засучивает рукава и надевает фартук, а больного привязывают к койке: «Дело все в моих руках и в голове, ясно и определенно. Когда надо будет приступить к делу, я сделаю его, как никто другой, а теперь могу шутить, и чем больше я шучу и спокоен, тем больше вы должны быть уверены, спокойны и удивлены моему гению».
Окончив свой второй стакан пунша, Наполеон пошел отдохнуть пред серьезным делом, которое, как ему казалось, предстояло ему назавтра.
Он так интересовался этим предстоящим ему делом, что не мог спать и, несмотря на усилившийся от вечерней сырости насморк, в три часа ночи, громко сморкаясь, вышел в большое отделение палатки. Он спросил о том, не ушли ли русские? Ему отвечали, что неприятельские огни всё на тех же местах. Он одобрительно кивнул головой.
Дежурный адъютант вошел в палатку.
– Eh bien, Rapp, croyez vous, que nous ferons do bonnes affaires aujourd'hui? [Ну, Рапп, как вы думаете: хороши ли будут нынче наши дела?] – обратился он к нему.
– Sans aucun doute, Sire, [Без всякого сомнения, государь,] – отвечал Рапп.
Наполеон посмотрел на него.
– Vous rappelez vous, Sire, ce que vous m'avez fait l'honneur de dire a Smolensk, – сказал Рапп, – le vin est tire, il faut le boire. [Вы помните ли, сударь, те слова, которые вы изволили сказать мне в Смоленске, вино откупорено, надо его пить.]
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.