Свен I Вилобородый

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Свен I Вилобородый
дат. Svend I Tveskæg
норв. Svein I Tjugeskjegg
англ. Sweyn I Forkbeard
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Дании
986 — 3 февраля 1014
Предшественник: Харальд I Синезубый
Преемник: Харальд II
Король Норвегии
986 — 995
Соправитель: Хакон II Могучий
Предшественник: Харальд III
Преемник: Олаф I Трюггвасон
Король Норвегии
1000 — 3 февраля 1014
Соправители: Эйрик, сын Хакона Могучего (1000 — 1012),
Свейн, сын Хакона Могучего
Предшественник: Олаф I Трюггвасон
Преемник: Олаф II Святой
Король Англии
1013 — 3 февраля 1014
Предшественник: Этельред II
Преемник: Этельред II
 
Рождение: 960-е годы
Дания
Смерть: 3 февраля 1014(1014-02-03)
Гейнсборо, Линкольншир, Англия
Место погребения: Роскилльский собор
Род: Кнютлинги
Отец: Харальд I Синезубый
Мать: Гунхильда
Супруга: Сигрид Гордая
Дети: Харальд II, Кнуд I Великий, Святослава, Эстрид/Маргарита, Гида

Свен или Свейн I Вилоборо́дый (дат. Svend 1. Tveskæg, норв. Svein I Tjugeskjegg, англ. Sweyn I Forkbeard; 960-е — 3 февраля 1014) — король Дании, Норвегии и Англии. Наследовал (как король Дании и Норвегии) своему отцу Харальду I Синезубому.





Биография

Король Дании

Согласно некоторым источникам (например, «Саге о йомсвикингах»), Свен был незаконнорожденным сыном Харальда Синезубого и был воспитан легендарным йомсвикингом и ярлом Йомсборга Палнатоки. Свен родился, по-видимому, до принятия Данией христианства около 965 года и при крещении получил имя Оттон в честь императора Священной Римской империи Оттона I Великого. По некоторым свидетельствам, несмотря на это, он оставался язычником и добился власти в результате борьбы со своим отцом.

Согласно Адаму Бременскому, Свен был побеждён шведским королём Эриком VI Победоносным, который управлял Данией в течение некоторого времени в 994—995 годах. Однако на этот счёт нет устоявшегося мнения. Известно также, что после смерти Эрика он взял в жёны его вдову, известную под именами Гунхильда, Сигрид и Святослава. Относительно личности этой полулегендарной женщины основные источники расходятся: согласно исландским сагам она была дочерью шведского викинга и женой Эрика VI, а после его смерти — Свена I; Саксон Грамматик подтверждает только, что Свен взял в жёны вдову Эрика; Адам Бременский пишет, что она была польской принцессой; а Титмар Мерзебургский упоминает, что женой Свена и матерью Кнуда Великого была дочь Мешко I, сестра польского короля Болеслава I Храброго. Возможно, это объясняет упоминающийся в хрониках факт участия польских войск в походе Кнуда Великого в Англию в 1015 году.

Борьба за Норвегию

Фактическим правителем Норвегии до 995 года был Хакон II Могучий, ставший регентом ещё при Харальде I. Однако после возвращения в Норвегию Олафа Трюггвасона Хакон был убит, и Дания до 1000 года утратила контроль над Норвегией. В том году в сражении при Сволдере объединённый датско-шведский флот с примкнувшими к нему кораблями Эйрика, сына убитого Хакона, одержал победу над флотом Олафа, который погиб. Норвегия вернулась под датский контроль, а регентом стал Эйрик.

Завоевание Англии

Возможно, именно Свен стоял за серией набегов на Англию в 1003—1005, 1006—1007 и 1009—1012 годах, последовавшей за резнёй датчан в день св. Брайса 13 ноября 1002 (1003?) года. По крайней мере, он предпринял в 1013 году масштабное вторжение в Англию. В течение кампании он быстро захватил множество городов и селений, кроме Лондона, у стен которого датчане понесли тяжелые потери. Тем не менее, город был полностью окружён и после того как английский король Этельред II сбежал в конце 1013 года в Нормандию, Лондон капитулировал и витенагемот провозгласил Свена королём. Свен отдал повеление о сборе больших налогов и даже по словам английских летописей «осмелился вынудить значительную дань с Эдмундсберийской обители, где покоятся нетленные останки св. Эдмунда». От обители и всей Восточной Англии монах Эльвин явился в стан Датского короля и именем св. Эдмунда просил пощадить его монастырь от такого налога. Но Свен отказал монаху наотрез и грозил не только сжечь Эдмундсбери и перебить монахов, но даже «осмелился усомниться в Святости Эдмунда». Вскоре после этого Свен, сидя на коне вдруг почувствовал острую боль в желудке и в ночь на праздник Сретения 2 февраля 1014 года умер в страшных мучениях. Первоначально был похоронен в Йорке, затем останки были перезахоронены в соборе в Роскилле в Дании.

Интересно отметить, что своё прозвище он получил из-за формы усов, а не собственно бороды.

Семья и дети

Династия Горма Старого
(Кнютлинги)

Кнуд I Хардекнуд
Дети
   Горм Старый
Горм Старый
Дети
   Харальд I Синезубый
Харальд I Синезубый
Дети
   Свен I Вилобородый
Свен I Вилобородый
Дети
   Харальд II
   Кнуд Великий
Харальд II
Кнуд Великий
Дети
   Свен Кнутссон
   Гарольд I
   Хардекнуд

Свен I Вилобородый был женат дважды.

От первой жены Гунхильды (либо дочери Мешко Польского, либо Бурислава Вендского; умерла в 1013 году) родились:

Во втором браке с Сигрид Гордой, дочери Скогар-Тосте, родилась

Кроме того Свен I имел дочь:

Напишите отзыв о статье "Свен I Вилобородый"

Литература

  • Гвин Джонс. Викинги. Потомки Одина и Тора = A history of the vikings / Пер. с англ. З.Ю. Метлицкой. — Центрполиграф. — М., 2007. — С. 372–390. — 445 с. — (Загадки древних цивилизаций). — 5 000 экз. — ISBN 978-5-9524-3095-2.
  • А. Стриннгольм. Походы викингов / Пер. с нем. А. Шемякина.- АСТ. — М.2008. — С.125. — 400 с. — ISBN 978-5-17-037901-9

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/DENMARK.htm#_Toc196361193 SVEND Haraldsen] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 30 апреля 2010. [www.webcitation.org/61AEaHa7d Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Свен I Вилобородый



Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».