Рузвельт, Эдит

Эдит Рузвельт Edith Roosevelt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Первая леди США
14 сентября 1901 — 4 марта 1909
Предшественник:	Ида Мак-Кинли
Преемник:	Хелен Тафт
Вторая леди США
4 марта 1901 — 14 сентября 1901
Предшественник:	Дженни Таттл Хобарт
Преемник:	Корнелия Коул Фейрбенкс
Рождение:	6 августа 1861(1861-08-06) Норидж, штат Коннектикут
Смерть:	30 сентября 1948(1948-09-30) (87 лет) Оустер Бей, штат Нью-Йорк
Место погребения:	мемориальное кладбище Янг, Оустер Бей, Нью-Йорк
Отец:	Чарльз Карроу
Мать:	Гертруда Тайлер Карроу
Супруг:	Теодор Рузвельт
Дети:	Элис Ли Рузвельт, Квентин Рузвельт
Автограф:

Эдит Кермит Кароу Рузвельт (англ. Edith Kermit Carow Roosevelt; 6 августа 1861 — 30 сентября 1948) — вторая жена Теодора Рузвельта и Первая леди США во время его президентства с 1901 по 1909 год.

Биография

Родилась в Норидже, Коннектикут в семье Чарльза Кароу (1825—1883), купца, и Гертруды Элизабет Тайлер (1836—1895). Была внучкой Дениэла Тайлера, генерала Гражданской войны в США. В Нью-Йорке Эдит жила рядом с Рузвельтом и была подругой его младшей сестры Корины. Она отлично знала Теодора.

Она и её сестра Эмили Тайлер Карроу (1865—1939) воспитывались в окружении комфорта и традиций. Её брат Кермит (февраль-август 1860) умер за год до её рождения.

В школе миссис Комсток, Эдит приобрела надлежащие штрихи для молодых леди того времени. Тихая девушка, которая любила книги, была частым спутником Теодора Рузвельта во время летних пикников в Оустер Бей, Лонг-Айленд; но это закончилось когда он поступил в Гарвардский колледж. Хотя она присутствовала на его свадьбе с Элис Хетауэй Ли в 1880 году, они были в разлуке до 1885 года.

Роман и свадьба

Через год после смерти своей первой жены Теодор Рузвельт столкнулся с Эдит в доме своей сестры. Они начали видеть друг друга снова; 17 ноября 1885 год он сделал ей предложение и она согласилась. Однако, для приличия, молодой вдовец подождал объявлять о помолвке.

Рузвельт, в возрасте 28 лет, женился на своей второй жене, Эдит Карроу, которой было 25 лет, 2 декабря 1886 года в церкви Святого Георгия в Лондоне, Англия. В день свадьбы, тихой церемонии с небольшим количеством гостей, лондонский туман был настолько густой, что заполнил церковь. Хотя жених был виден, но он надел оранжевые перчатки. Его шафером был Сесил Артур Спринг-Райс, позже британский посол в США во время Первой мировой войны.

После тура по Европе в течение 15-недельного медового месяца молодожёны поселились в доме Сагамор Хилл, в Оустер Бей. Миссис Рузвельт, защищала и эффективно управляла семейным бюджетом. На протяжении активной карьеры Теодора Рузвельта семейная жизнь оставалась крепкой и полностью восхитительной.

Первая леди США

После убийства Мак-Кинли миссис Рузвельт приступила к исполнению своих новых обязанностей в качестве Первой леди с характерным достоинством. Она охраняла личную жизнь от повышенного интереса и старалась держать репортёров подальше от своей семьи. Общественность, впоследствии, слышала мало о её энергичном характере, здравом смысле и эффективном ведении домашнего хозяйства.

Как Первая леди она преобразовала традиционные еженедельные дамбы в музыкальные вечера, перестроив Белый дом за 475000 долларов в то, что президент Рузвельт назвал «простым и достойным жильём главы республики». В администрации Теодора Рузвельта Белый дом был явно социальным центром земли. Помимо официальных мероприятий, более мелкими партиями собирались мужчины и женщины из различных слоёв общества. Три семейных события выдвигались на первый план: дебют её падчерицы Элис Ли Рузвельт в 1902 году, свадьба «Принцессы Элис» с Николасом Лонгвортом, и дебют в Этель. Проницательный помощник описал Первую леди как «всегда вежливую, воспитанную хозяйку; чтобы ни происходило вокруг неё всегда улыбается, но никогда не критикует невежественных и всегда терпима к мало неискренней политической жизни».

Последние годы жизни и смерть

После смерти своего мужа в 1919 году она съездила за границу, но всегда возвращалась в Сагамор Хилл как домой. Она сохранила до конца своей жизни интерес к Гильдии рукоделия, благотворительной организации, изготавливающей одежду для бедных, и в работе в Церкви Христа в Оустер Бей. Она установила второе место жительство наследников семьи Тайлер в Бруклине, Коннектикут. Миссис Рузвельт вышла на пенсию в 1932 году и произнесла небольшую речь от имени Герберта Гувера, таким образом проведя кампанию против своего племянника Франклина Делано Рузвельта. Она никогда не заботилась о своей племяннице Элеоноре и не хотела видеть как та стала Первой леди.

Она умерла в своём доме в Оустер Бей в Нью-Йорке 30 сентября 1948 года в возрасте 87 лет и похоронена на мемориальном кладбище Янг в Оустер Бей, Нью-Йорк.

Примечания

• Original text based on [www.whitehouse.gov/history/firstladies/er26.html White House biography]

Ссылки

• [www.theodore-roosevelt.com/edith.html Альманах об Эдит Рузвельт]
• [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=5995 Рузвельт, Эдит] (англ.) на сайте Find a Grave

Отрывок, характеризующий Рузвельт, Эдит

Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.