Русская армия (1919)
| Русская армия | |
| Годы существования | |
|---|---|
| Страна | |
| Тип | |
| Численность | |
| Дислокация |
|
| Участие в | |
Ру́сская а́рмия (рус. дореф. Русская армія) — вооружённые силы Белого движения, объединённые в общероссийском масштабе в 1919 году под единым формальным командованием Верховного главнокомандующего всеми вооруженными силами Российского государства адмирала А. В. Колчака.
История создания
18 ноября 1918 года, с провозглашением прибывшего 14 октября 1918 в Омск и введённого в правительство 4 ноября в качестве военного министра А. В. Колчака Верховным правителем России, взявшего на себя также и верховное главнокомандование всеми сухопутными и морскими силами России, была произведена существенная реорганизация войск Белого движения.
Как Верховного правителя России адмирала Колчака признали все главнокомандующие белых армий как на юге и западе России, так и в Сибири и на Дальнем Востоке; на рубеже мая—июня 1919 года генералы А. И. Деникин, Е. К. Миллер, Н. Н. Юденич добровольно подчинились А. В. Колчаку и официально признали его Верховное главнокомандование над всеми армиями на территории России. Верховный главнокомандующий при этом подтвердил полномочия главкомов. Приказом Верховного правителя Миллер и Юденич получили статус генерал-губернаторов[2]. В его подчинении находились Вооруженные силы Юга России, во главе с Заместителем Верховного Главнокомандующего генералом А. И. Деникиным, Восточный, Северный и Северо-Западный фронты, а также военно-морские силы и военное представительство России за границей.
Наименование «Русская армия» утверждалось как объединение всех белых фронтов, статус командующих фронтами формально от Верховного главнокомандующего получили командующие Северной и Северо-Западной армиями генералы Юденич и Миллер.
Организационная структура и состав
Своим приказом от 3 января 1919 года Верховный главнокомандующий А. В. Колчак постановил, что новая Русская армия должна иметь структуру и состав, аналогичные Русской армии Императора Николая II.
Структура создаваемой единой армии предполагала создание:
- рот по 150 штыков;
- батальонов по 4 роты в каждом;
- полков по 4100 штыков в 4 батальонах или 16 ротах;
- дивизий по 16 500 штыков в 4 полках;
- корпусов по 37 000 штыков в каждой из 2 дивизий.
Напишите отзыв о статье "Русская армия (1919)"
Примечания
Литература
- [swolkov.narod.ru/bdorg/bdorg09.htm#786 С. В. Волков Белое движение в России: организационная структура]
- Клавинг В. В. [you1917-91.narod.ru/klaving_belye_armii.html Гражданская война в России: белые армии]. — М., СПб.: АСТ, Terra Fantastica, 2003. — 637 с. — 5000 экз. — ISBN 5-17-019260-6.
- [guides.rusarchives.ru/browse/guidebook.html?bid=122 Путеводитель по фондам белой армии / Рос. гос. воен. архив] / Сост. Н. Д. Егоров, Н. В. Пульченко, Л. М. Чижова. — М.: «Русское библиографическое общество», издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1998. — 526 с. — 1500 экз. — ISBN 5-02-018037-8.
- Плотников И. Ф. Челябинск: разработка стратегического плана наступления русской армии A. В. Колчака, успехи в его осуществлении и последующий провал (февраль-май 1919 г.)//Урал в событиях 1917—1921 гг.: актуальные проблемы изучения. Челябинск. 1999.
- [kolchak.sitecity.ru/stext_1811042603.phtml В.Г. Хандорин Адмирал Колчак: правда и мифы. Глава «Союзники и борьба за признание»]
Отрывок, характеризующий Русская армия (1919)
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
