Рябова, Екатерина Васильевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Васильевна Рябова
Дата рождения

14 июля 1921(1921-07-14)

Место рождения

с. Гусь-Железный, Рязанская губерния; ныне Касимовский район, Рязанская область

Дата смерти

12 сентября 1974(1974-09-12) (53 года)

Место смерти

Москва, СССР

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

ВВС

Годы службы

19411945

Звание гвардии старший лейтенант

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

46-й гвардейский ночной бомбардировочный авиационный полк

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии
Связи

муж — Сивков, Григорий Флегонтович

В отставке

доцент кафедры теоретической механики Военной инженерной академии имени Ф. Э. Дзержинского

Екатерина Васильевна Рябова (14 июля 1921 года — 12 сентября 1974 года) — советский лётчик, участница Великой Отечественной войны, штурман эскадрильи 46-го гвардейского женского полка ночных бомбардировщиков 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии старший лейтенант. Герой Советского Союза, кандидат физико-математических наук.





Биография

Детство

Екатерина Васильевна Рябова родилась 14 июля 1921 года в селе Гусь-Железный ныне Рязанской области в крестьянской семье Анны и Василия Рябовых. Русская.

Окончила среднюю школу. Поступила на Механико-математический факультет МГУ. Вскоре после начала Великой Отечественной войны добровольцем вступила в ряды Красной Армии.

Великая Отечественная война

В октябре 1941 года Екатерина Рябова была зачислена в 588-й авиаполк, который был полностью женским. Окончила курсы штурманов при Энгельсской военной авиационной школе.

27 мая 1942 года в составе полка прибыла на фронт. Была назначена штурманом звена. Долгое время летала в экипаже Надежды Поповой, с которой они очень подружились. С 1943 года член ВКП(б)/КПСС.

В 1943 году для пополнения лётного состава гвардейскому полку было разрешено создать свою учебно-боевую эскадрилью. В октябре 1943 штурманом эскадрильи была назначена Екатерина Рябова, командиром — Марина Чечнева. Учёба осуществлялась в бою. Чечнева летала на задания с молодыми штурманами, Рябова — с лётчицами.

Катя Рябова и совсем ещё молодая лётчица Лера Рыльская летели бомбить врага у станицы Крымской. Чтобы попасть к цели, надо было пролететь через «Голубую линию». Вот она уже совсем близко. Осталось несколько минут. И вдруг пулеметная стрельба сверху. Это вражеский истребитель увидел их самолёт. Штурман командует, дает лётчику возможность уйти от обстрела. Но что это? Огонь! Горит плоскость, как факел. С земли не переставая бьют зенитки, в воздухе носятся вражеские истребители, готовые каждую секунду пустить смертельную трассу. А самолёт продолжает гореть. Вот где проявилось умение Кати Рябовой быстро реагировать и принимать правильное решение. «Только бы сбить пламя». Сбросив две бомбы на стреляющие зенитки, маневрируя, лётчица пыталась струей воздуха сбить огонь, а Катя, высунувшись до пояса из кабины, сообщала курс полёта. Ярко светили прожекторы, скрестив свои лучи на пылающем самолёте, в котором две девушки героически боролись со смертью.

И вдруг машина стала резко падать вниз. С земли казалось се падение беспорядочным. Один за другим выключались прожекторы. Зенитчики прекратили огонь.

Но самолёт не упал на землю. Имитируя падение, девушки сбили огонь, на небольшой высоте вышли из пикирования и взяли курс на станицу Крымская. Удар по аэродрому был метким. Взрывы двух бомб были такими сильными, что их самолёт подбросило воздушной волной. По пламени было видно, что горел бензин. Огненные языки расползались по земле, сметая всё на своем пути.

(Т. Сумарокова. «Жизнь — людям»).

К январю 1945 года лётчица совершила 816 боевых вылетов на бомбежку живой силы и техники противника. Принимала участие в освобождении Кавказа, Тамани, Белоруссии, Польши.

В феврале 1945 года Рябовой было присвоено звание Героя Советского Союза. 8 марта 1945 награду девушке вручил командующий 2-м Белорусским фронтом маршал Константин Рокоссовский.

После войны

После войны Екатерина Рябова в отставке. 10 июня 1945 года вышла замуж за дважды Героя Советского Союза Г. Ф. Сивкова, с которым познакомилась на фронте. В июле 1947 года родилась их первая дочь — Наталья. А через пять лет, в 1952 — Ирина.

Демобилизовавшись, Екатерина Рябова восстановилась на родном факультете в МГУ и продолжила учёбу. Также принимала участие в общественной деятельности. Только за годы учёбы в университете она выезжала с делегациями во Францию, Италию, Финляндию, Корею, Болгарию. Поездки были интересными, но крайне трудными: выступать приходилось в самых различных аудиториях.

Боевая работа в годы войны не могла не сказаться на её здоровье. Летом 1946 года, когда Рябова была в составе советской молодёжной делегации в Италии, с ней случился обморок. Но через день она опять участвовала в работе. Тогда за месяц поездки по Италии советская делегация побывали в 37 городах, выступила на десятках митингов. По данным итальянской печати, делегаты встретились с 700 тысячами итальянцев.

В 1948 году Екатерина Васильевна окончила механико-математический факультет Московского государственного университета и поступила в аспирантуру, где работала под руководством профессора X. А. Рахматулина. В 1951 году успешно защитила диссертацию и получила учёную степень кандидата физико-математических наук.

Преподавала в Московском полиграфическом институте. В 19631972 годах — доцент кафедры теоретической механики Военной инженерной академии имени Ф. Э. Дзержинского.

Скончалась 12 сентября 1974 года в возрасте пятидесяти трёх лет. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище.

Последние годы Катя страдала от головных болей, но старалась скрыть своё состояние от окружающих. Только после её смерти все узнали, как тяжело она болела. В её дневнике Гриша прочитал последнюю запись: «Врачи сказали, что постоянная головная боль у меня от сильного удара во время войны. Наверное, это тогда, когда я ударилась о приборную доску при неудачной посадке и потеряла сознание. В то время я ничего не поняла, через час уже продолжала летать. А если вспомнить, то так было не один раз. Грише ничего не говорю. Так не хочется никого расстраивать…» (Т. Сумарокова. «Пролети надо мной после боя»).

Награды

Память

В литературе

Истории Екатерины Рябовой и Григория Сивкова посвящена книга Татьяны Сумароковой «Пролети надо мной после боя» (М.: Политиздат, 1976. — 112 с.).

Напишите отзыв о статье "Рябова, Екатерина Васильевна"

Литература

  • Рябова Екатерина Васильевна // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — С. 394. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.
  • Сумарокова Т. [www.a-z.ru/women_cd2/12/11/i80_116.htm Жизнь — людям] // Героини: очерки о женщинах — Героях Советского Союза / ред.-сост. Л. Ф. Торопов; предисл. Е. Кононенко. — Вып. 2. — М.: Политиздат, 1969. — 463 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1658 Рябова, Екатерина Васильевна]. Сайт «Герои Страны».

  • [www.rulex.ru/rpg/persons/202/202259.htm Портрет Е. В. Рябовой]  (Проверено 5 октября 2009).
  • [www.a-z.ru/women_cd2/12/11/i80_116.htm Т. Сумарокова «Жизнь — людям»]  (Проверено 5 октября 2009).
  • [avia.lib.ru/bibl/1019/title.html Т. Сумарокова «Пролети надо мной после боя»]  (Проверено 5 октября 2009).
  • [militera.lib.ru/memo/russian/marinov_aa/05.html Глава «В Главном политическом управлении» из книги Маринова А. А. «Комсомол в солдатской шинели»]  (Проверено 5 октября 2009).
  • [militera.lib.ru/h/magid_as/16.html Глава «Где же вы теперь, друзья однополчане» из книги Магида А. С. «Гвардейский Таманский авиационный полк»]  (Проверено 5 октября 2009).
  • [www.airaces.narod.ru/woman/rybova.htm Воздушные асы. Рябова Екатерина Васильевна]  (Проверено 5 октября 2009).
  • [www.bestwriter.ru/fotoar.htm Крылатая гвардия — галерея изображений]  (Проверено 15 декабря 2011).
  • [letunij.narod.ru/Ryabova1.html Рябова Екатерина Васильевна. Биография]  (Проверено 5 октября 2009).

Отрывок, характеризующий Рябова, Екатерина Васильевна

– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.