Сиверс, Фёдор Фёдорович

Фёдор Фёдорович Сиверс нем. Friedrich Wilhelm von Sivers
Сенатор
31.08.1814 — 28.12.1823
Курляндский губернатор
21 сентября 1811 — 31 августа 1814
Предшественник:	Вильгельм Данилович Гоггер
Преемник:	Эммануил Яковлевич Станеке
Волынский губернатор
22 марта 1816 — 13 апреля 1816
Предшественник:	Домбровский
Преемник:	Варфоломей Каэтанович Гижицкий
Рождение:	27 июля 1748(1748-07-27) Ранзен, Лифляндия
Смерть:	28 декабря 1823(1823-12-28) (75 лет) Ранцея, Венденский уезд, Лифляндская губерния
Род:	Сиверсы
Отец:	Фридрих Вильгельм фон Сиверс
Мать:	Люнетта Вильгельмина фон Ребиндер
Супруга:	Кристина Якобина фон Лилиенфельд
Военная служба
Годы службы:	1763—1786
Принадлежность:	Российская империя Российская империя
Звание:	генерал-майор
Сражения:	Война с Барской конфедерацией, Русско-турецкая война 1768—1774
Награды:	4-й ст. 1-й ст. 2-й ст.

Фёдор Фёдорович Сиверс (1748—1823) — генерал-майор, сенатор, тайный советник, Курляндский гражданский губернатор.

Биография

Происходил из лифляндских дворян, родился в 1746 году в Ранзен (ныне Буртниекский край, Латвия).

На военную службу вступил в армию ефрейт-капралом в 1763 году. В 1767 году назначен полковым адъютантом и в том же году переведён адъютантом в штаб генерал-майора графа Апраксина. В 1767 и 1768 годах был в походах в Польше и участвовал при осаде, штурме и взятии города Бара и при взятии Кракова; в кампании следующего года состоял волонтёром в отряде полковника Шепелева и участвовал во многих делах и сражениях против польских повстанцев.

В 1770 году Сиверс участвовал в турецком походе и был при осаде и штурме Бендер. В следующем году был в Крымском походе, состоя в корпусе генерал-поручика князя Прозоровского отличился при взятии Перекопской линии и города Кафы.

В 1773 году участвовал в походе за Дунаем, в корпусе генерал-поручика князя Долгорукого. Командуя отрядом лёгких войск разбил турок под Карасу, при занятии города Базарджика и под местечком Козлищем. 22 сентября за отличие был произведён в секунд-майоры Ростовского карабинерного полка. В 1774 году принимал участие в сражениях при разбитии неприятеля у деревни Каранаши и вновь под Базарджиком. 26 ноября 1776 года он был награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 238 по кавалерскому списку Судравского и № 296 по списку Григоровича — Степанова)

За храброе и мужественное атакование в турецкую войну с двумя эскадронами засевших в лесу янычар, отбитие двух пушек и за разбитие с Московским карабинерным полком всех неприятельских сил, вышедших из Шумлы.

Оставив военную службу в чине полковника с 6 сентября 1786 года, Сиверс 3 декабря 1789 года был избран уездным предводителем дворянства Лифляндской губернии, а 2 декабря 1792 года губернским предводителем той же губернии. С этого времени начинается быстрое движение его по гражданской службе и усиленная административная деятельность.

В 1797 году Сиверс был назначен ландратом, с производством в чин генерал-майора, и награждён орденом св. Анны 2-й степени, а в 1804 году ему были пожалованы алмазные украшения к этому ордену. В 1810 году он был назначен председателем Лифляндского комитета по отчётной части, в следующем году награждён орденом св. Анны 1-й степени.

21 сентября 1811 года Сиверс занял должность Курляндского гражданского губернатора, с переименованием в действительные статские советники, и в следующем году, за отличие, оказанное им по должности во время Отечественной войны с французами, произведён в тайные советники.

Высочайшим указом от 31 августа 1814 года Сиверсу было повелено присутствовать в 4-м департаменте Правительствующего Сената. В 1815 году он командирован был для ревизии Волынской губернии и для производства следствия относительно поступков начальника губернии сенатора Комбурлея и вообще для расследования разных беспорядков и злоупотреблений в губернии; в 1817 году назначен был председателем комитета для рассмотрения дел, возникших по Волынской губернии; вступил в эту должность в 1819 году.

Среди прочих наград Сиверс имел орден св. Александра Невского.

Находясь в отпуске по случаю расстроенного здоровья, Сиверс умер 28 декабря 1823 года в мызе своей Ранцее, Венденского уезда, Лифляндской губернии.

Источники

• Сиверс, Феодор Феодорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Список воинскому департамену … на 1776 год. СПб., 1776
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869
• Genealogisches Handbuch der livlandischen Ritterschaft, 1929

Отрывок, характеризующий Сиверс, Фёдор Фёдорович

– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.