Скуибб, Джун
Поделись знанием:
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
| Джун Скуибб | |
| June Squibb | |
 Скуибб на 66-м Каннском кинофестивале, май 2013 года | |
| Имя при рождении: |
Джун Луиз Скуибб |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1990 — наст. время |
Джун Луиз Скуибб (англ. June Louise Squibb; род. 6 ноября 1929, Вандалия) — американская актриса, широко известная по многолетнему сотрудничеству с режиссёром Александром Пэйном, задействовавшим её в ключевых ролях в своих картинах «О Шмидте» и «Небраска». За последнюю Скуибб была удостоена нескольких наград и представлена к, помимо многочисленных прочих, премии Гильдии киноактёров США, «Оскар», «Золотой глобус».
Содержание
Биография
Родилась 6 ноября 1929 года в небольшом городе Вандалия, штат Иллинойс, в семье страховщика Льюиса Скуибба и его супруги, пианистки Джойбелль Скуибб. В 1920-е годы мать Джун играла на пианино для немых кинолент. Скуибб позже вспоминала, что её мать была алкоголичкой[1]:
|
Всегда существовала неопределённость, я никогда не была уверена, кем она будет на этот раз — любящей матерью, бой-бабой или кем-то посередине. В конце жизни она была очень больной, но всё ещё требовала мартини. | 
|
В школе всегда участвовала в театральных постановках, но семья не проявляла никакого интереса к её увлечению[2].
В начале 1950-х перебралась в Кливленд, где на протяжении пяти лет изучала театральное искусство[1]. В 1957 году окончательно обосновалась в Нью-Йорк, дебютировала ролью Дульси в офф-бродвейском мюзикле «Приятель[en]»[1]. Тремя годами спустя играла уже и на Бродвее, в роли стриптизёрши Электры в мюзикле «Цыганка[en]» бок о бок с легендарной Этель Мерман[1].
В 1970-х годах плодотворно сотрудничала с иллюстратором Эдвардом Гори[2]. В конце 1980-х заявила своему агенту, что переключается на кинематограф и телевидение[1]. В 60 лет сыграла первую кинороль в комедии Вуди Аллена «Элис» (1990)[1].
В 2002 году создала ключевой образ супруги героя Джека Николсона в трагикомедийном роуд-муви Александра Пэйна «О Шмидте». Пэйн, познакомившись со Скуибб, попросил её записать пробы на видеоплёнку, так как она была занята в спектакле о пианисте Либераче. Скуибб отказалась, но представители режиссёра настаивали и после личной встречи Пэйн напрямую заявил, что хочет, чтобы она сыграла в его фильме[1].
Спустя больше десяти лет снова поработала с Пэйном на съёмочной площадке картины «Небраска», перевоплотившись в аналогичную роль жены героя Брюса Дерна. Премьера состоялась на 66-м Каннском кинофестивале, где всей съёмочной группе была устроена 10-минутная стоячая овация. По словам Скуибб, это были моменты, которые она не забудет никогда[1]. За эту крайне тепло принятую актёрскую работу Скуибб была удостоена премии «Спутник» и номинирована на премии Гильдии киноактёров США, «Золотой глобус», «Независимый дух» и «Оскар».
В интервью газете Chicago Tribune сообщила, что не жалеет о том, что настоящая слава навестила её так поздно: «У меня была славная, длинная жизнь»[2].
Личная жизнь
Вдова преподавателя по актёрскому мастерству Чарльза Какатсакиса (1929—1999). От него есть сын Гарри, ставший режиссёром.
Около десяти лет проживает в Лос-Анджелесе, в 2011 году продала квартиру в Нью-Йорке[2]. Большая поклонница современной телеиндустрии, любимыми сериалами называет «Ходячих мертвецов» и «Игру престолов»[1].
Фильмография
Фильмы
| Год | Название на русском | Название на английском | Роль | Примечания |
|---|---|---|---|---|
| 1990 | Элис | Alice | Хильда | |
| 1992 | Запах женщины | Scent of a Woman | Миссис Хансакер | |
| 1993 | Эпоха невинности | The Age of Innocence | Горничная | |
| 1997 | Вход и выход | In & Out | Кузина Гретхен | |
| 1998 | Знакомьтесь, Джо Блэк | Meet Joe Black | Хелен | |
| 2002 | О Шмидте | About Schmidt | Хелен Шмидт | |
| 2002 | Вдали от рая | Far from Heaven | Пожилая женщина | |
| 2003 | Another Night | Горничная | Короткометражный фильм | |
| 2004 | Добро пожаловать в Лосиную бухту | Welcome to Mooseport | Ирма | |
| 2007 | Dead Write | Мисс Копперфильд | ||
| 2008 | Просто добавь воды | Just Add Water | Мать | |
| 2008 | Old Days | Гертруда | Короткометражный фильм | |
| 2010 | Miss This at Your Peril | Скарлетт | Короткометражный фильм | |
| 2011 | Атлант расправил плечи: часть 1 | Atlas Shrugged: Part I | Миссис Гастингс | |
| 2011 | Идеальная семья | The Perfect Family | Миссис Пинч | |
| 2011 | Большой год | The Big Year | Старая леди | |
| 2012 | Злоключения Висента Фернандеза | The Man Who Shook the Hand of Vicente Fernandez | Ирма | |
| 2012 | Что бы вы сделали… | Would You Rather | Линда | |
| 2013 | Небраска | Nebraska | Кейт Грант |
Телевидение
| Год | Название на русском | Название на английском | Роль | Примечания |
|---|---|---|---|---|
| 1995 | Закон и порядок | Law & Order | Сильвия Шерман | Эпизод: «Progeny» |
| 1999 | Закон и порядок | Law & Order | Эйлин де Роуз | Эпизод: «Merger» |
| 2001 | Эд | Ed | Органист | Эпизод: «Valentine’s Day» |
| 2003 | Скорая помощь | ER | Женщина из социального страхования | Эпизод: «No Strings Attached» |
| 2003 | Журнал мод | Just Shoot Me! | Миссис Пибблс | Эпизод: «Son of a Preacher Man» |
| 2003-2004 | Справедливая Эми | Judging Amy | Луиза Флауэрс | Второстепенная роль, 5 эпизодов |
| 2005 | Доктор Хаус | House | Рамона | Эпизод: «Love Hurts» |
| 2005 | Шоу Берни Мака | The Bernie Mac Show | Монахиня | Эпизод: «Night of Terror» |
| 2005 | Два с половиной человека | Two and a Half Men | Маргарет | Эпизод: «Sleep Tight, Puddin' Pop» |
| 2005 | Умерь свой энтузиазм | Curb Your Enthusiasm | Миссис Кон | Эпизод: «The End» |
| 2006 | Седьмое небо | 7th Heaven | Миссис Руснэк | Эпизод: «Love and Obsession» |
| 2007 | Сердце незнакомца | A Stranger’s Heart | Тетя Кэсс | Телефильм |
| 2007 | Шоу Билла Ингвалла | The Bill Engvall Show | Идда | Эпизоды: «Feel Free to Say No» и «The Birthday» |
| 2005-2007 | Говорящая с призраками | Ghost Whisperer | Бабушка | Второстепенная роль, 6 эпизодов |
| 2008 | Стая акул | Shark Swarm | Бесс Уайлдер | Телефильм |
| 2008 | Детектив Раш | Cold Case | Аннет Хикс | Эпизод: «Slipping» |
| 2008-2009 | Молодые и дерзкие | The Young and the Restless | Перл | Дневная мыльная опера, второстепенная роль |
| 2011 | Орлиное сердце | Eagleheart | Эстер | Эпизод: «Once in a Wattle» |
| 2012 | Касл | Castle | Джейми Айзексон | Эпизод: «Once Upon a Crime» |
| 2012 | Майк и Молли | Mike & Molly | Франсин | Эпизод: «The Rehearsal» |
| 2013 | Старость — не радость | Getting On | Варла Поиндер | Эпизод: «If You’re Going to San Francisco» |
| 2013 | Миллеры в разводе | The Millers | Бланш, мать Кэрол | Эпизод: «Carol’s Parents Are Coming to Town» |
| 2014 | Девчонки | Girls | Бабушка Ханны | Эпизод: «Flo» |
| 2014 | Хор | Glee | Мэгги Бенкс | Эпизод: «Old Dog, New Tricks » |
| 2014 | Коварные горничные | Devious Maids | Мать Женевьевы | |
| 2015 | Теория большого взрыва | The Big Bang Theory | Бабушка Шелдона Купера | 9 сезон, 14 эпизод |
Награды и номинации
| Награды и номинации | ||||
|---|---|---|---|---|
| Награда | Категория | Фильм | Результат | |
| «Независимый дух» | «Лучшая актриса второго плана» | «Небраска» | Номинация | |
| «Спутник» | «Лучшая актриса второго плана» | Победа | ||
| Ассоциация кинокритиков Бостона | «Лучшая актриса второго плана» | Победа | ||
| Премия Гильдии киноактёров США | «Лучшая женская роль второго плана» | Номинация | ||
| «Золотой глобус» | «Лучшая женская роль второго плана» | Номинация | ||
| «Выбор критиков» | «Лучшая актриса второго плана» | Номинация | ||
| «Оскар» | «Лучшая женская роль второго плана» | Номинация | ||
Напишите отзыв о статье "Скуибб, Джун"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Марлоу Стерн. [www.thedailybeast.com/articles/2013/11/15/june-squibb-the-curse-happy-elderly-mom-in-nebraska-delivers-the-year-s-funniest-turn.html June Squibb, the Curse-Happy Elderly Mom In ‘Nebraska,’ Delivers the Year’s Funniest Turn] (англ.). The Daily Beast (15 ноября 2013). Проверено 27 ноября 2013.
- ↑ 1 2 3 4 Кристофер Боррелли. [www.chicagotribune.com/entertainment/movies/chi-june-squibb-nebraska-20131121,0,7396511.column June Squibb: From Vandalia to 'Nebraska'] (англ.). Chicago Tribune (21 ноября 2013). Проверено 27 ноября 2013.
Ссылки
- Джун Скуибб (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [ibdb.com/person.php?id=72429 Джун Скуибб] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
Отрывок, характеризующий Скуибб, Джун
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
