Список дворянских родов Подольской губернии
Поделись знанием:
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Список дворян Подольской губернии — официальное печатное издание Подольского дворянского депутатского собрания, которое содержит список дворянских фамилий и лиц, время причисления их к дворянству с указанием их предков. Эти данные приводятся на основании многотомной Родословной книги дворян Подольской губернии, которая велась предводителями дворянства по годам и алфавиту с 1785 года. Напечатано в Каменец-Подольском в типографии Подольского губернского правления в 1897 году с разрешения Подольского губернатора[1].
Содержание
Исторические условия создания Списка дворян Подольской губернии
К сожалению, никогда не существовало полного списка дворян Российской империи, хотя незадолго до революции и была учреждена Департаментом Герольдии Правительствующего сената так называемая Всероссийская дворянская родословная книга — для лиц, выслуживших дворянство, но по каким-либо причинам не причисленным к дворянству определенной губернии. Дело в том, что в начале ХХ века дворянские собрания получили право отказывать в причислении к местному дворянству. Иногда при этом они руководствовались вероисповеданием данных лиц: без энтузиазма рассматривались, например, подобные ходатайства лиц иудейского вероисповедания. Впрочем, и лицу православному могло быть отказано в причислении к дворянству данной губернии. Так, например, Московское депутатское собрание отказало во внесении в местную родословную книгу князьям Гантимуровым, утвержденным Сенатом в достоинстве князей тунгусских, поскольку семья не имела в губернии недвижимой собственности.
Принадлежность к дворянству доказывалась в губернском дворянском собрании; с 1785 года, то есть со времени издания Императрицей Екатериной II «Жалованной грамоты дворянству», лица, признанные в дворянском достоинстве по происхождению или по личным заслугам, вносились в губернскую родословную книгу; из губернии дела о дворянстве поступали на утверждение в Герольдию Сената; туда же из губернских собраний ежегодно высылались списки лиц, причисленных к уже утвержденным в дворянстве родам. Происхождение из дворян определенной губернии фиксировалось и в послужных списках чиновников и военных, хотя часто указывалась не губерния, по которой числился их род, а губерния, в которой родились они сами[2]
Содержание Списка дворян Подольской губернии
Родословная книга разделяется на шесть частей. В первую часть вносились «роды дворянства жалованного или действительного»; во вторую часть — роды дворянства военного; в третью — роды дворянства, приобретенного на службе гражданской, а также получившие право потомственного дворянства по ордену; в четвертую — все иностранные роды; в пятую — титулованные роды; в шестую часть — «древние благородные дворянские роды».
В оглавлении наводится алфавитный список дворян, с указанием в какую часть данной книги внесён род и на какую страницу. В основном содержании приводятся номера указов Сената и определений Волынского дворянского депутатского собрания, указан год, месяц и число данных документов, по которым были внесены соответствующие дворяне в Список.
Алфавитный список дворян, внесённых в родословную книгу Подольской губернии
I часть
- Аксентовичи, Аведыки, Аслановичи, Андржеевские, Александровичи, Артамоновы.
- Богуш, Березовские, Боржки, Бранецкие, Бровинские, Быстры, Бобровские, Белецкие, Баласановичи, Барчевские, Баер, Бегановские, Белинские, Бродецкие, Бодаковские, Баевские, Боруцкие, Барциковские, Бесядовские, Болестовские, Борковские, Борковские-Дунины, Бенькевичи, Бялецкие, Быстржицкие, Бржыские, Багоцкие, Быковские, Билинские, Бельские, Бочковские, Блажовский, Барщевские, Балли, Барановские, Баллоги, Боровские, Бачинские, Бржосниовские, Богдановичи, Бродовские, Бушинские, Бакановские, Будкевичи, Бечинские, Баржицкие, Балдеры, Бржезицкие, Буклерские, Боновские, Баньковские, Бабчинские, Бржостовские, Блажеевские, Богуславские, Бялковские, Братковские, Братчанские, Брацлавские, Березницкие.
- Вартерисовичи, Витковские, Выржиковские, Вилинские, Вишниовские, Висневские, Вронские, Войцеховские, Врублевские, Вроблевские, Витвицкие, Ваховичи, Ваховские, Вырожембские, Высоцкий, Войнаровичи, Вакульчицкие, Вейхарды, Василевские, Винницкие, Венцлавские, Вржесниовские, Векеры, Велиогорские, Волошиновские, Винярские, Вояковские, Вярковские, Соломко-Волковинские, Сугак-Волковинские, Снегур-Сугак-Волковинские, Тарас-Волковинские, Волянские, Венгржиновские, Вильчинские, Вержбицкие, Воляновские, Воевудзкие, Венгловские, Волинские, Васютинские, Вышинские, Ворошинские, Вонсовичи, Венглинские, Весоловские, Вышомирские, Вышковские, Васильковские, Валисгаузеры, Вольские.
- Городницкие, Гакеншмит, Грыколевские, Гарбовецкие, Греки, Гимбуты, Годлевские, Горавские, Гаевичи, Герловские, Гневковские, Глембоцкие, Грабовские, Гейсманы, Гавронские, Гуминские, Голковские, Гарлинские, Германовичи, Гордзиевские, Гнатовские, Годзишевские, Гросицкие, Гливинские, Голдзицкие, Глинские, Гонсиоровские, Гуляницкие, Гржибовские, Грейцы, Граневские, Гильхены, Гротковские, Гурские, Госневские, Гродзкие, Гольтцы, Городыский, Галузинские, Гриневичи, Гулецкие, Гродзицкие, Гецевич, Грембовские, Гловинские, Гаевский, Николаенко-Галузинский, Гутковские, Гадзевичи, Гульдинские.
- Домбровские, Дубины-Княжицкие, Дрогомирецкие, Дыминские, Дружбацкие, Доманские, Дмоховские, Дубальские, Дылевские, Душенский, Длуголенцкие, Домбский, Добровольские, Дымитровские, Дзевановские, Дыминич, Делкотовичи, Домбровские, Духновские, Дрекслеры, Дрелиховские, Добржанские, Добржицкие, Долинские, Дрогичинские, Дрилинские, Држевецкие, Дуржицкие, Дубравские, Деренговские, Дзержки, Дунины, Думинские, Дембские, Дроздовские, Дзенциоловские, Дыбовский.
- Ежевские, Езерские, Ержиковские, Ейсымонты.
- Жеро, Жеглинские, Жебровские, Жолкевские, Жукевичи, Жеромские, Жибултовские, Жигилевичи.
- Зворские, Зайончковские, Залютинские, Знамировские, Залеские, Зверковские, Зелинские, Зенкевичи, Завадзкие, Заленские, Згорские, Земборские, Завроцкие, Засовские, Звиноградзкие, Здзитовецкие, Змитровичи, Завальницкие, Здановские, Зембицкие, Залевские, Забржезинские-Залевские, Зашкевичи, Зублевичи, Зайончевские, Закржевские, Заклицкий.
- Иолтуховские-Гавриленко, Иолтуховские-Скорописы, Иодковские, Издебские, Ивановские, Избинские, Ильницкие, Иллясевичи.
- Краснодембские, Кастелихи, Куржанские, Кумановские, Ключевские, Кохи, Козицкие, Козловские, Косельские, Ковнацкие, Крыницкие, Коссовские, Кульчицкие, Качинские, Кржечковские, Керша, Куровские, Куявские, Каимовские, Карпинские, Ковальские, Кнегиницкие, Кржевские, Коценские, Квятковские, Крычинские, Клодницкие, Каминские, Кушинские, Кроковские, Колянковские, Кубицкие, Косецкие, Кронковские, Коржениовские, Косткевичи, Коссовские, Кузьминские, Карвацкие, Крушельницкие, Корчинские, Кендзерские, Косицкие, Кольчинские, Качоровские, Копыстынские, Кленицкий, Куклинские, Квецинские, Комаровские, Коревицкие, Котвицкие, Кринские, Кольбужевские, Кржижановские, Калапские, Коберские, Калиновские, Карвасовские, Косинские, Крживецкие, Клионовские, Кривецкие, Кучковские, Кутыловские, Кохманские, Климовичи, Клосовичи, Кретовичи, Корсаки, Клопатовские, Куницкие, Кохановские, Карачевские.
- Лубковские, Левицкие, Де-Лярбр, Лясевичи, Лосовские, Лавинские, Лупинские, Лехи, Ляховичи, Лозинские, Лещинские, Лаские, Левандовские, Лыховские, Лисовские, Лапинские, Ляховецкие, Лозицкие, Львовичи, Любинские, Левецкие, Липские, Лесневичи, Лопатынские, Лукашевичи, Липинские, Лесецкие, Лярские, Лятынские, Лукомские.
- Мокин, Мысловские, Млодзяновские, Мрочковские, Милобендзкие, Малевские, Микулич, Маковские, Морозовичи, Мацевичи, Масальские, Марцинские, Малиновские, Малковские, Маевские, Морже, Мисюревичи, Мяновские, Матеранские, Матковские, Мацкевичи, Михаловские, Манаровичи, Монастырские, Маркевичи, Маркушевские, Матушевские, Модзелевские, Михалевичи, Милоцкие, Медынские, Мусницкие, Моссаковские, Малаховские, Маховичи, Михневичи, Мондржицкие, Мартиновские.
- Недзельские, Новотны, Новицкие, Непржецкие, Нарчинские, Нижинские, Носальские, Напольские, Нартовский, Небельские, Новогородские, Недзвецкие.
- Ольшевские, Огоновские, Орловские, Островские, Остаповичи, Обниские, Осецкие, Огильбы, Осташевские, Оссовские, Осинские, Орановские, Ортинские, Олдаковские, Омаровские, Олеховские, Де-Обырн.
- Пржесмыцкий, Полтовичи, Попели, Пашковские, Пташинские, Пищатовские, Перры, Прехтли, Плесневичи, Позиомский, Пржемыские, Познанские, Пиотровские, Прухницкие, Пневские, Пржибылы, Петржицкие, Пионтковские, Подолецкие, Павловские, Понутынские, Подгурские, Парфеновы, Пясецкие, Погорецкие, Пасютевичи, Пивановские, Прусиновсие, Поповские-Алятианы, Поповские, Торокан-Поповские, Сакало-Поповские, Пальковские, Петкевич, Прокофы, Подгородецкие, Подковинские, Пенионжкевичи, Пилецкие, Помаржанские, Пацевичи, Патрыковские, Пржигодские, Парушевские, Петрашевские, Пилявские, Пржездецкие, Пржецлавские, Подосовские, Подбереские, Паньковские, Пржиборовские, Пининские, Петронговские, Пясковские.
- Рожковы, Радзионтковские, Регинские, Ржепецкие, Рудольфы, Роницкие, Русоцкие, Радзеиовский, Радзеиовские-Яременко, Радецкие, Рытаровские, Руцинские, Романские, Рогавецкие, Рачинские, Ржевуские, Рожанские, Рутковские, Ратынские, Розенберги, Раевские, Ржесниовецкие, Руссианы, Рокоши, Радомские, Рыхлинские, Рожановские, Родзевичи, Рыпневские, Ратовские, Рудницкие, Родкевичи, Ржепницкие, Ребчинские, Руцевичи, Роецкие, Рыньковские, Радвановские, Рогозинские, Райский, фон-Ренненкампфы.
- Стопневичи, Стефанские, Созанские, Сташевский, Сокульские, Сырачинские, Скавронские, Старжинские, Стефановские, Стемповские, Сарновские, Стругалевичи, Саббатыны, Струтинские, Савицкие, Сухорские, Стенслиовские, Сливинские, Сошинские, Смукровичи, Скупии, Сохачевские, Студзинские-Белина, Ставские, Свецицкие, Соколовские, Скржечковские, Скробоцкие, Стефаницкие, Сабашинские, Соколовичи, Свирские, Секуцкие, Славинские, Середовские, Стржембоши, Страдецкие, Степанковские, Стемпниовские, Смолинские, Стржельбицкие, Сонседские, Сломинские, Скибинские, Стефановичи, Самсоновичи, Сеницкие, Сицинские, Станкевичи, Сверчинский, Стройновские, Садовинские, Стровские, Солтановские, Сломовские, Скржишевские, Секержинский, Селецкие, Сикорские, Селецкие, Стеблецкие, Смеречинские, Слонецкие, Софищенки, Семерадские, Свирчевские, Спытецкие, Сорочаны, Стржелецкие, Сенькевичи, Серацкии, Стоверии.
- Тарашкевич, Тустановские, Тышинские, Творковские, Туски, Толкачи, Тыновские, Толочко, Тушинские, Томашевские, Тарчинские, Тржецецкие, Туржанские-Кохановичи, Туржанские, Терлецкие, Токаржевские-Карашевичи, Турские, Трубные, Тхоржевские, Тидеренсы.
- Урбанский, Уляницкий, Устарбовские, Уляновские.
- Фельштинские, Флиорковские, Фалиновский, Филиповские, Фелькеры, Фронткевичи, Филиповичи, Федоровские, Фогели.
- Хижинские, Хржановский, Хорбковские, Хихловские, Хлебовские, Хлопецкие, Ходыницкие, Хилинские, Хрусцинские, Хмелиовские.
- Церклевичи, Цетнерские, Цыбульские, Цихоцкие.
- Чарнецкие, Чарновские, Чижевичи, Чайковские, Чайковские-Дашкевич, Чарковские, Чарнобыльские, Чеховские, Чубовские, Чижовские, Червинские, Чапковские, Чечановские.
- Шидловские, Шадвеи, Шимборские, Шперли, Шимарновские, Шайкевич, Шпачинские, Шидлеи, Шпинко, Шиманские, Шнейдеры, Шмидт, Шанявские, Шабельские, Шумские, Шипинские.
- Щавинские, Щупловские, Щенсневичи, Щамбурские, Щербинские
- Эренфельд-де-Гаас.
- Юрковские, Юркевичи, Юневичи.
- Ягелловичи, Ястржембские, Якубовские, Ясенецкие, Яроцкие, Яворские, Яворские-Былевич, Ясеньские, Янишевские, Ясинские, Яхимовичи, Янгродские, Ярошинские, Яржимовские, Янкевичи, Янчевские, Янковские, Яворовские, Яновчики, Яневичи, Яниковские, Язловские, Яницкие
II часть
- Апостоловы
- Билинский, Беневский, Брозовские, Беляевы, Белинские, Бимманы, Бржезинские, Богдановичи, Багинские, Беланович, Бутт
- Бухенские, Бережниковы, Будде, Вишневские, Вилькенские, Вуйчичию
- Владиславские, Вайды, Верниковскиею
- Гошовские, Гейманы, Горчинские, Голонские, Глинки, Гейсмарыю
- Дзенциоллы, Домбровские, Домбские, Дверницкие, Дюгамель, фон-Аб-Дитерих, Дмитрович, Дуржицкие, Девятовы, Данильчуки.
- Енько, Ефимовы.
- Жабронские, Жолынские.
- Заржицкие, Заленские, Залевские, Заславские, Забиякины, Зелинские, Забелло.
- Ивановские, Ивановы, Игнатьевы, Иваницкие.
- Квашинские, Куликовские, Кульчицкие, Кржижановские, Кршижановские, Козерские, Шах-Корчинские, Кобелевы, Кафтаревы, де-Краузе, Киселевские, Качауновы, Карчевские, Клопотовские, Кампенгаузен, Корицкие, Короткие, Кобельковы, Кич, Крживицкие, Келлеры, Кляверы, де-Кастро-Ляцердо, Козловские, Камышанские, Козицкие, Каминские, Котляревские, Ковалевские, Китицыны, Караводины.
- Лозинские, Левицкие, Лесневич, Львович, Лемке, фон-Ланг, Лучинские, Лисинские, Любонские, Ляховецкие, Лебова.
- Мочинские, Милковские, Мусницкие, Михалевские, Мороз, Модеровские, Михальские, Москалевы, Менцинские, Монтегацы, Миткевичи, Мялковские, Маковские, Маевские.
- Сваричевские, Стахорские, Стржельбицкие, Сливинские, Скальские, Струтынские, Стржемени, Студзицкие, Сикорские, Соболевские, Суровецкие, Суходольские, Станиславские, Свежевские, Саноцкие, Сладковские, Середницкие, Сосновские, Салацкие, Седльницкие, Ставинские, Собеневские, Солтыцкие, Свецинские, Свержевские, Сржедзинские, Судравские, Сохачевские, Суровские, Стржалковские, Стемпковские, Сабинские, Степновские, Станишевские, Савицкие, Свидзинские, Скупенские, Сененки, Селецкие-Колб, Сломенецкие, Стадницкие, Стржижовские, Серомские, Сташкевичи, Станьковские, Сервинские, Серватовские, Снешко.
- Тыравские, Тржеские, Топольницкие, Тржецяки, Туркевичи, Тлуховские, Токаржевские, Тарнавские, Табенцкие, Топчевские, Томашевичи, Терлецкие, Тарановские, Таневские, Турские, Творкевичи, Тарнопольские, Томашевские, Точинские, Тржецинские, Томковичи, Тарногурские, Труфоновы.
- Уманский, Уляницкие, Удерские, Удымовские, Улашины.
- Франк, Фаренгольцы, Фашовичи, Филипские, Филяновичи.
- Хоментовские, Хоментовские-Соха, Хвалибоги, Хлебовские, Хенцинские, Хржановские, Хржонстовские, Хичевские, Хмелиовские, Хлопицкие, Хехловские, Хелминские, Худзинские, Хамцы, Хутковские, Хилинские, Ходкевичи.
- Цыбульские, Целинские, Цеглярские, Цыгульские, Цесельские, Чайковские, Чайковские-Дашкевич, Чарномские, Чарновские, Чепелиовские, Чачковские, Чарнецкие, Чарковские, Червинские, Чулаевские, Чохрайские, Чижевские, Черкас, Чижаковские, Черкавские, Черлениовские, Чеховские, Чагины.
- Шушкевичи, Шушковские, Шубские, Шацинские, Шорнели, Шлегели, Шидельские, Шулицкие, Шиманские, Шидловские, Шишковские, Шуварские, Шпикеры, Шелеховские, Шубовичи, Шупровичи, Шуберты, Шелинговские, Шадурские, Шантгаи, Шафнагели.
- Щуки, Щениовские, Щавурские, Щавинские, Щигельские.
- Юзефович-Глебицкие, Юзефовичи.
- Яблонские, Ярошинские, Ярошевские, Ярошевичи, Янишевские, Янишовские, Янушевские, Якубовские, Якубские, Янковские, Янгродские, Яржембские, Яворские, Яворские-Чевяковичи, Яцимирские, Янецкие, Ясинские, Яцевские, Ястржембские, Янкевичи, Ярковские, Яроцкие, Яхимовичи, Яновские, Ясениницкие, Ярчевские, Янаковские.
III часть
- Аскочинские, Атабековы.
- Богацкие, Братковские, Бесядовские, Бельке, Бердяевы, Бокщанины, Блюм, Бекаревичи, Бачинские, Буцкие, Баранецкие, Бурдуковы, Бохенские, Бутовичи, Багинские, Беевы, Булатовичи, Войцицкие, Вегелины, Вилямовские, Волощенко, Вронские, Виноградские-Герц, Вислоцкие, Визерские, Ващенко, Выржиковские, Варжанские, Водопьяновы, Витковские.
- Гриневичи, Градовские, Ге, фон-Гильденшанц, Гаевские, Гавловские, Грефнеры, Гогоцкие, Гарволинские, Грудзинские, Гофманы, Григоровичи, Горбацкие-Дашкевичи, Гинковы, Глаголевы, Голицынские, Длужневские, Денбицкие, Думанские, Доманские, Добровольские, Данильченко, Дзиковские, Дзиковицкие, Дзеушинские, Дрогомирецкие, Даценковы, Жолынские, Заблоцкие, Залеские, Зисерманы, Заруские, Земянкевичи, Ильины, Иваницкие, Исполатовы, Козловские, Квятковские, Косьминские, Комарницкие, Комары, Критинги, Каминские, Копанские, Крыжановские, Кунлены, Гвоздевич-Кузьменко, Корсаки, Кушины, Крупко, Клечановские, Клейны, Карповские, Кульчицкие, Кононученко-Чоповские, Ковальские, Липинские, Левицкие, Лапчинские, Лейтеры, Лучицкие, Ларионовы, Лонткевичи, Лойко, Левитские, Люцидарские, Мартыновские, Мизевские, Микульские, Малавские, Махцевичи, Марковы, Михалевичи, Могильские, Мазинги, Новогребельские, Нечаи, Непорожные, Нарольские, Нарушевичи, Недобыльские, Нипаничи, Нехаевы, Нейманы, Обертынские, Орликовские, Осецкие, Овсяниковы, Омировы, Ореховы, Ободовские, Осликовские.
- Павлицкие, Поповы, Петрусевичи, Потоцкие, Печковские, Пухальские, Павлушковы, Поликовские, Подольские, Ревы, Резуновы, Радзевские, Рыбицкие, Руденко, Романовы.
- Сенгалевич, Стрельские, Странбургские, Скалоны, Станкевичи, Сагатовские, Савченко, Стадницкие, Скибицкие, Спановские, Сен-Лоран, Сувчинские, Струменские, Стефановские, Синицкие, Стааль, Солтановские, Соломко, Соколовы, Твердохлебовы, Тарановские, Татарковские, Тржецеские, Туркулы, Трусовы, Торчинские, Тугарины, Томасевичи, Улятовские, Урбановские, Фоккельманы, Федковичи, Фрейды, Хондзинские, Цеслевские,
- Чуваши, Черниские, Чарторийские, Чигирины, Чирские, Чернявские.
- Шидловские, Шеремецкие, Шманкевич.
- Юрьевичи, Юшневские.
- Янишевские, Яновицкие, Яновичи, Яблоковы.
IV часть
Нет внесений
V часть
Князья Абамелики, графы Грохольские, князья Долгоруковы, граф Красинский, графы Морковы, бароны Местмахеры, бароны фон-Майдель, граф Пржездецкий, графы Роникеры, графы Стадницкие, графы Сумароковы-Эльстон, графы Холоневские.
VI часть
- Абрамовичи-Бурчак, Акцызы, Антоновичи, Анцуты, Архимовичи, Ачкевичи.
- Богдашевские, Бджеские, Багинские, Баеры, Баковецкие, Балбашевские, Балицкие, Бандровские, Банковские, Баранецкие, Барановские, Барциковские, Баторские, Бачинские, Беднаровские, Белецкие, Белзецкие, Белинские, Белицкие, Бельке, Бельские, Бендаржевские, Бенескулы, Бенеты, Бентковские, Бенькевичи, Беньковские, Бережанские, Березовские, Бергелевичи, Бернатович, Бернацкие, Бесядовские, Бетковские, Бискупские, Билинские, Блажовские, Блоневские, Блонские, Боберский, Бобровские, Богдановичи, Богуневские, Богуские, Богуславские, Богуцкие, Богуши, Бонишковы, Боржевские, Борковские, Боруховские, Борейки, Боровские, Босняцкие, Боссаковские, Бохенские, Бочковские, Братковские, Бржанские, Бржежанские, Бржезицкие, Бржозовские, Бржоски, Бржошниовские, Бромирские, Брылинские, Будераские, Будковские, Буйницкие, Буковские, Буржинские, Бучацкие, Буцкевичи, Буяльские, Быковские, Быхавские.
- Васильковские, Войцеховские, Вильчопольские, Вржещи, Верницкие, Вейдлихи, Варинские, Витославские, Волошиновские, Вонтробки, Васкевич, Вылежинские, Вишневские, Вишниовские, Вандаловичи, Вельманы, Войткевичи, Вильги, Вильчинские, Вацовские, Вахновские, Волянские, Вайдвичи, Вышомирские, Вояковские, Восинские, Выбодовские, Васютинские-Лехно, Велиогорские, Вирановские, Вильчевские, Витвицкие, Вислоцкие, Витковские, Василевские, Высоцкие, Вихерские, Венцковские, Вондалковские, Вилямовские, Винарские, Вендынские, Волосецкие, Вержайские, Вараксевичи, Выговские, Лучиц-Выговские, Воленцкие, Валицкие, Влодковские, Вирские, Вощинины, Вольские, Волковинские-Сало, Велиобыцкие.
- Гадомские, Гижицкие, Городецкие, Грозы, Гродзицкие, Грабянки, Гржибовские, Гурские, Гловацкие, Гумковские, Гардлинские, Грохольские, Гофманы, Грызевичи, Гржимковские, Голецкие, Гдовские, Гоздовские, Грабовские, Гумницкие, Гилевичи, Гронкевич, Гноинские, Гржегоржевские, Грещенки, Голян-Галузинские, Гумецкие, Голембиовские, Гоголевские, Гоздаво-Голембиовские, Гавронские, Грушвицкие, Гловачи, Гуляницкие, Гломбковские, Гаевские, Горчинские, Ганицкие, Городыские, Гавловские, Голеки, Грушецкие, Готлибы, Голынские, Гаупты, Гумовичи, Горецкие, Гродецкие, Гебултовские, Гомолинские, Гиждеу, Гусаровские, Гутовские, Глембские, Гошовские, Гордоны, Гейманы, Галецкие, Гучанские, Глосковские, Гальчинские, Гриневецкие, Галущинские, Гарасимовичи, Горневские, Годлевские.
- Добржанские, Дыдынские, Добровольские, Дверницкие, Дорожинские, Доманевские, Духновский, Вериго-Даровские, Даревские, Држевецкие, Длуские, Дземешкевичи, Длугоборские, Дрогошевские, Декапралевичи, Дыаковские, Дзержки, Домбровские, Дрогостайские, Дружбович, Дзевульские, Дрогомирецкие, Доманские, Дембовский, Дзержбинские, Дорошевские, Дзечковские, Дроздовские, Дворжаниские, Дэюбинские, Длугашевские, Дурачи, Доброховские, Добни, Дульские, Дзедзицкие, Давидовские, Давидовичи, Дунины-Борковские, Дунины-Лабендзкие, Дунины-Сульгустовские, Домгеры.
- Еловицкий, Ендржеевские, Еминовичи, Еленевские, Елчаниновы.
- Желеховские, Жолкевские, Жураковские, Жельские, Желишевские, Журковские, Жуковские-Дунины, Жуковские, Жабонлицкие, Ждобницкие, Жардецкие, Жубры, Жигалковские, Жарчинские, Живульты, Жеребецкие, Жукотынские, Журовские, Жубржицкие.
- Звиногродзкие, Закржевские, Зеленевские, Загорские, Залеские, Завадские, Залевские, Защинские, Зборовские, Зелинские, Заржецкие, Злотковские, Збыршевские, Задембские, Зарембо, Заницкие, Зубицкие, Звольские, Зенькевичи, Залозецкие, Збыкальские, Здеховский, Зюбржицкий, Змигородские, Заборовские, Затурские, Здановичи, Замлынские, Заблоцкие, Задорновские, Згарайские, Знамировские, Зарембы-Гадзяцкие.
- Иордан, Иокиши, Иорданские, Иодки, Ивановские, Иржевские, Ижицкие, Ильниские, Игнатовские.
- Комары, Комар-Гацкие, Комаровский, Каменские, Теневич-Корнелиовские, Косецкие, Кучинские, Кржижанские, Краснодембские, Кролицкие, Косарницкие, Коссовские, Кржижановские, Козловские, Клюковские, Кожуховские, Кульчицкие, Курошинские, Качковские, Кондржицкие, Коски, Кудревичи, Коблянские, Кочоровские, Кавецкие, Крассовские, Карские, Кобельские, Каплинские, Кавечинские, Кохи, Куриловичи, Кропивницкие, Коленды, Клопотовские, Косинские, Круковские, Клодницкие, Коржениовские, Корзоны, Калинские, Кондоловские, Козьминские, Кудымовские, Кроковские, Копчинские, Козубовские, Креховецкие, Конашевские, Кульчиковские, Красуские, Коханские, Коцеиовские, Кулеши, Корчинские, Кржиштановские, Кобылянские, Краевские, Кухцицкие, Котовские, Корчевские, Карышковские, Куцкевичи, Ковалевские, Коверские, Крузер, Костецкие, Коссаковские, Корытынские, Котлевичи, Кухарские, Кржишковские, Каньские, Котковские, Корыцинские, Комодзинские, Кавовские, Каниовские, Кубашевские, Карпинские, Киенские, Кетлинские, Кавинские, Куницкие, Качинские, Куликовские, Котульские, Клебановские, Крыницкие, Курковские, Кунашевские, Крынские, Крживецкие, Краснопольские, Косигловичи, Кондрацкие, Крушельницкие, Куницкие, Каминские, Крупенские.
- Липецкие, Левицкие, Рогаль-Левицкие, Лоскевичи, Лозинские, Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинские, Лещинские, Лазнинские, Липковские, Любинский, Лопушанские, Лисовские, Ленартовичи, Лысаковские, Ланевские, Лигоцкие, Левачинские, Ломжинские, Лосинские, Леонгардты, Левинские, Лукашевичи, Любинецкие, Лясковские, Левандовские, Любишевские, Липинские, Лохвицкие, Лужецкие, Ляховичи, Лавские, Ливские, Лучинские, Лисковацкие, Лесецкие, Леоновичи, Лесневичи, Лесиовские, Лабейковские, Литвицкие, Лагуны, Люблинские.
- Михаловские, Михальские, Модзелевские, Мисевичи, Маковецкие, Маньковские, Махальские, Марковские, Малуи, Маковские, Марианские, Мрачковские, Мончинские, Милевские, Мокржинские, Матчинские, Мысловские, Молдавские, Монастерские, Мошинские, Мечниковские, Малиновские, Миштольды, Магеровские, Маевские, Малецкие, Миодушевские, Медзвецкие, Мельвинские, Микульские, Матковские, Матушевичи, Мутчлеры, Мосевичи, Микляшевские, Мицинские, Мизевичи, Млынские, Мироновичи, Мышевские, Магерские, Меленевские, Мециховские, Мазараки, Мазуркевичи, Мацневы, Машевские, Маркевич, Морачинские.
- Невельские, Нарольские, Нивинские, Нагорецкие, Нагуевские, Недзялковские, Неборские, Надаховские, Новицкие, Новацкие, Нестерович, Невенгловские, Несиоловские, Налешкевичи, Недзельские.
- Оржеховские, Одржеховские, Опацкие, Ольшевские, Орловские, Ухач-Огоровичи, Охоцкие, Ольшанские, Остаповичи, Остольские, Островецкие, Остромецкие, Обертынские, Ордовские, Оссовские, Окольские, Осинские, Олтаржевские, Опенховские.
- Павловичи, Пионтковские, Пясецкие, Плонские, Папроцкие, Павличинские, Пекутовские, Сенько-Поповские, Поповские, Пржибытевичи, Пташковские, Павловские, Посвятовские, Потоцкие, Падлевские, Пеньковские, Петриковские, Погорские, Пржелуские, Пржестржельский, Перловские, Подлуские, Подгурские, Попели, Пашковские, Паевские, Прушковские, Понятовские, Пржездецкие, Пешинские, Пакославские, Пегловские, Поступальские, Постемпские, Пруские, Пинские, Павликовские, Пржилуцкие, Пиотровские, Поплавские, Пухальские, Пржикуцкие, Подвысоцкие, Плоновские, Полянские, Патковские, Палуские, Плохоцкие, Пискорские, Петрашевские, Паскуцкие, Пашинские, Потушинские, Пятыгорычевы, Прушинские, Псурские, Перковские, Порай-Кошицы, Познанские, Пржерадовские, Позиомские, Подгорские, Пржецлавские, Повальские, Пржесмыские, Пенские, Проневичи.
- Ромишевские, Рожаловские, Роговсие, Радлинские, Рутковские, Росевичи, Радзиевские, Костенко-Радзеиовские, Радзеиовские (Онуфриенко), Руссановские, Регульские, Рембертовичи, Розмарионовские, Рейзнеры, Рубчинские, Рудзкие, Рациборовские, Ржонржевские, Рогалевичи, Раковские, Розвадовские, Рокицкие, Равские, Ручинские, Рембовские, Рыхарские, Рудлицкие, Рациборжинские, Рабачинские, Руновские, Рутовичи, Рогашевские, Рыбицкие, Радзиковские, Рачковские, Рахальские, Рудницкие, Ростовские, Романовичи, Роздольские, Романовские, Ржевуские, Ржечицкие, Росновские, Рыхлецкие, Рогозинские, Рожнецкие, Ржепки-Лаские, Солтыс-Романские, Рущицы, Росцишевские, Рапштынские, Ровицкие, Райковские, Ромишовские.
- Свидницкие, Слупецкие, Садовские, Смидовичи, Скварские, Секержинские, Славошевские, Станкевичи, Скоповские, Скибневские, Свидерские, Соллогубы, Сциславские, Соколовские, Соколовские-Одынец, Собещанские, Саковские, Сковронские, Собанские, Сверчевские, Суховецкие, Сулятыцкие, Стройновские, Стокальские, Старорыпинские, Седроцкие, Смоленские, Семержинские, Семашки, Стражицы, Сенковские, Смиотанки, Сарнецкие, Стржеминские, Сосницкие, Скомпские, Свенцицкие, Спендовские, Сваричовские, Сваричевские, Стахорские, Стржельбицкие (Strzelbicki), Сливинские, Скальские, Струтынские, Стржемени, Студзицкие, Сикорские, Соболевские, Суровецкие, Суходольские, Станиславские, Свежевские, Саноцкие, Сладковские, Середницкие, Сосновские, Салацкие, Седльницкие, Ставинские, Собеневские, Солтыцкие, Свецинские, Свержевские, Сржедзинские, Судравские, Сохачевские, Суровские, Стржалковские, Стемпковские, Сабинские, Степновские, Станишевские, Савицкие, Свидзинские, Скупенские, Сененки, Селецкие-Колб, Сломенецкие, Стадницкие, Стржижовские, Серомские, Сташкевичи, Станьковские, Сервинские, Серватовские, Снешко.
- Тыравские, Тржеские, Топольницкие, Тржецяки, Туркевичи, Тлуховские, Токаржевские, Тарнавские, Табенцкие, Топчевские, Томашевичи, Терлецкие, Тарановские, Таневские, Турские, Творкевичи, Тарнопольские, Томашевские, Точинские, Тржецинские, Томковичи, Тарногурские, Труфоновы.
- Уманский, Уляницкие, Удерские, Удымовские, Улашины.
- Франк, Фаренгольцы, Фашовичи, Филипские, Филяновичи.
- Хоментовские, Хоментовские-Соха, Хвалибоги, Хлебовские, Хенцинские, Хржановские, Хржонстовские, Хичевские, Хмелиовские, Хлопицкие, Хехловские, Хелминские, Худзинские, Хамцы, Хутковские, Хилинские, Ходкевичи.
- Цыбульские, Целинские, Цеглярские, Цыгульские, Цесельские, Чайковские, Чайковские-Дашкевич, Чарномские, Чарновские, Чепелиовские, Чачковские, Чарнецкие, Чарковские, Червинские, Чулаевские, Чохрайские, Чижевские, Черкас, Чижаковские, Черкавские, Черлениовские, Чеховские, Чагины.
- Шушкевичи, Шушковские, Шубские, Шацинские, Шорнели, Шлегели, Шидельские, Шулицкие, Шиманские, Шидловские, Шишковские, Шуварские, Шпикеры, Шелеховские, Шубовичи, Шупровичи, Шуберты, Шелинговские, Шадурские, Шантгаи, Шафнагели.
- Щуки, Щениовские, Щавурские, Щавинские, Щигельские.
- Юзефович-Глебицкие, Юзефовичи.
- Яблонские, Ярошинские, Ярошевские, Ярошевичи, Янишевские, Янишовские, Янушевские, Якубовские, Якубские, Янковские, Янгродские, Яржембские, Яворские, Яворские-Чевяковичи, Яцимирские, Янецкие, Ясинские, Яцевские, Ястржембские, Янкевичи, Ярковские, Яроцкие, Яхимовичи, Яновские, Ясениницкие, Ярчевские, Янаковские.
Напишите отзыв о статье "Список дворянских родов Подольской губернии"
Примечания
- ↑ [ua.bookfi.org/book/734795 Список дворян Подольской губернии] // Каменец-Подольский, типография Подольского губернского правления, 1897.
- ↑ Думин С. В. Списки дворянских родов Российской империи по губерниям. Библиографический указатель. Опубликовано: Летопись Историко-родословного общества в Москве, вып. 3. Москва, 1995 г.
Ссылки и литература
- [ua.bookfi.org/book/734795 Список дворян Подольской губернии] // Каменец-Подольский, типография Подольского губернского правления, — 1897, 391 с.
- Список дворян, внесенных в родословную книгу Подольской губернии. Каменец-Подольск, 1913. XXIV + 887 c. (Значительно более полное издание).
См. также
| ||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Список дворянских родов Подольской губернии
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.
Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.
«Я сам знаю, как мы не властны в своих симпатиях и антипатиях, думал князь Андрей, и потому нечего думать о том, чтобы представить лично мою записку о военном уставе государю, но дело будет говорить само за себя». Он передал о своей записке старому фельдмаршалу, другу отца. Фельдмаршал, назначив ему час, ласково принял его и обещался доложить государю. Через несколько дней было объявлено князю Андрею, что он имеет явиться к военному министру, графу Аракчееву.
В девять часов утра, в назначенный день, князь Андрей явился в приемную к графу Аракчееву.
Лично князь Андрей не знал Аракчеева и никогда не видал его, но всё, что он знал о нем, мало внушало ему уважения к этому человеку.
«Он – военный министр, доверенное лицо государя императора; никому не должно быть дела до его личных свойств; ему поручено рассмотреть мою записку, следовательно он один и может дать ход ей», думал князь Андрей, дожидаясь в числе многих важных и неважных лиц в приемной графа Аракчеева.
Князь Андрей во время своей, большей частью адъютантской, службы много видел приемных важных лиц и различные характеры этих приемных были для него очень ясны. У графа Аракчеева был совершенно особенный характер приемной. На неважных лицах, ожидающих очереди аудиенции в приемной графа Аракчеева, написано было чувство пристыженности и покорности; на более чиновных лицах выражалось одно общее чувство неловкости, скрытое под личиной развязности и насмешки над собою, над своим положением и над ожидаемым лицом. Иные задумчиво ходили взад и вперед, иные шепчась смеялись, и князь Андрей слышал sobriquet [насмешливое прозвище] Силы Андреича и слова: «дядя задаст», относившиеся к графу Аракчееву. Один генерал (важное лицо) видимо оскорбленный тем, что должен был так долго ждать, сидел перекладывая ноги и презрительно сам с собой улыбаясь.
Но как только растворялась дверь, на всех лицах выражалось мгновенно только одно – страх. Князь Андрей попросил дежурного другой раз доложить о себе, но на него посмотрели с насмешкой и сказали, что его черед придет в свое время. После нескольких лиц, введенных и выведенных адъютантом из кабинета министра, в страшную дверь был впущен офицер, поразивший князя Андрея своим униженным и испуганным видом. Аудиенция офицера продолжалась долго. Вдруг послышались из за двери раскаты неприятного голоса, и бледный офицер, с трясущимися губами, вышел оттуда, и схватив себя за голову, прошел через приемную.
Вслед за тем князь Андрей был подведен к двери, и дежурный шопотом сказал: «направо, к окну».
Князь Андрей вошел в небогатый опрятный кабинет и у стола увидал cорокалетнего человека с длинной талией, с длинной, коротко обстриженной головой и толстыми морщинами, с нахмуренными бровями над каре зелеными тупыми глазами и висячим красным носом. Аракчеев поворотил к нему голову, не глядя на него.
– Вы чего просите? – спросил Аракчеев.
– Я ничего не… прошу, ваше сиятельство, – тихо проговорил князь Андрей. Глаза Аракчеева обратились на него.
– Садитесь, – сказал Аракчеев, – князь Болконский?
– Я ничего не прошу, а государь император изволил переслать к вашему сиятельству поданную мною записку…
– Изволите видеть, мой любезнейший, записку я вашу читал, – перебил Аракчеев, только первые слова сказав ласково, опять не глядя ему в лицо и впадая всё более и более в ворчливо презрительный тон. – Новые законы военные предлагаете? Законов много, исполнять некому старых. Нынче все законы пишут, писать легче, чем делать.
– Я приехал по воле государя императора узнать у вашего сиятельства, какой ход вы полагаете дать поданной записке? – сказал учтиво князь Андрей.
– На записку вашу мной положена резолюция и переслана в комитет. Я не одобряю, – сказал Аракчеев, вставая и доставая с письменного стола бумагу. – Вот! – он подал князю Андрею.
На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.
Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
