Битва на реке Бойн
| Битва на реке Бойн | |||
| Основной конфликт: Война Аугсбургской лиги (Война в Ирландии 1689-1691) | |||
 Ян Вик. «Битва на реке Бойн» | |||
| Дата | |||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Поражение Якова II | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва на реке Бойн (англ. Battle of the Boyne, ирл. Cath na Bóinne) — крупнейшее сражение в истории Ирландии, решающая битва в ходе Славной революции.
Сражение произошло между армиями свергнутого короля Якова II и взошедшего на престол Вильгельма III Оранского, который приходился Якову племянником и зятем. Оба короля командовали своими армиями.
Сражение состоялось 1 июля 1690 года (11 июля по новому стилю) на восточном побережье Ирландии возле города Дрохеда, войска противников находились на противоположных берегах реки Бойн. Армия Вильгельма III одержала победу над армией Якова II, состоящей в основном из необученных ополченцев.
Содержание
Армия Вильгельма III
Армия Вильгельма на момент битвы насчитывала 36 000 солдат, состав войска был многонационален, наиболее обученные солдаты были из Дании и Нидерландов, вооружённые кремневыми ружьями. У шотландских и английских полков не было достаточного доверия со стороны Вильгельма III, сам он был по культуре нидерландцем и считал британские войска политически ненадёжными, поскольку ещё за год до битвы Яков II был их королём. Примерно 20 000 солдат находились в Ирландии ещё с 1689 года, к моменту сражения Вильгельм прибыл во главе 16-тысячной армии. Войска Вильгельма были более профессиональны, лучше обучены и с лучшим снабжением, чем у Якова II. На стороне Вильгельма также воевали несколько полков французских гугенотов.
Армия Якова II
Армия Якова II насчитывала 23 500 солдат. У него было несколько французских полков присланных Людовиком XIV, общей численностью 7000 солдат. Остальные войска были ирландскими ополченцами, наиболее обученными из которых была ирландская конница из бывших ирландских дворян, оставленных без земли англичанами.
Битва
Вильгельм высадился 14 июня в Ольстере и стал двигаться через всю Ирландию на юг для взятия Дублина. Ожидалось, что якобиты встретят войска Вильгельма у города Ньюри, на современной границе Ирландии и Северной Ирландии, но Яков II лишь тянул время и готовился к сражению на подступах к Дублину у реки Бойн. 29 июня войска Вильгельма достигли реки Бойн. За сутки до битвы чудом уцелел сам Вильгельм III, он был ранен огнём якобитской артиллерии во время осмотра брода на реке, по которому его войска должны были пересечь Бойн.
Битва продолжалась в течение всего дня 1 июля. Вильгельм послал четверть своего войска для пересечения реки возле деревни Слейн, Яков II, опасаясь быть атакованным с фланга, выслал навстречу войскам Вильгельма III половину своих войск с большей частью артиллерии. Но из-за узкого ущелья противники так и не смогли вступить в сражение, проведя почти всю битву без движения. По мнению историков, именно эта ошибка Якова II и привела его к поражению.
На главном участке сражения пехота Вильгельма III, поддерживаемая преобладающим огнём артиллерии, пробилась через брод на реке Бойн, но была успешно атакована ирландской конницей. До подхода кавалерии Вильгельма III некоторые части удерживали ирландскую конницу, пытавшуюся перейти реку, после чего Вильгельм предпринял контратаку пехотой. Этот этап сражения стал переломным. В ходе него погибли двое командующих Вильгельма III — Герцог Шомберг и Джордж Уолкер. Войска Якова II отступили и были перегруппированы недалеко от поля битвы, где снова успешно отбили атаку Вильгельма, но вскоре были вынуждены окончательно отступить.
Потери
Из примерно 50 000 сражавшихся на реке Бойн, погибли примерно 2000 человек, две трети из которых — якобиты. Столь малое количество погибших для такой битвы объясняется тем, что основные потери при сражениях в то время происходили при преследовании отступающих войск противника победившей стороной. В сражении при Бойне преследование не было организовано надлежащим образом, а предпринятые попытки преследования были успешно контратакованы ирландской конницей.
Итоги
Хотя войска Якова II отступили успешно, без особых потерь, но были сильно деморализованы, многие пехотинцы дезертировали. Через два дня после битвы в Дублин торжественно вошли войска Вильгельма III. Якобиты оставили Дублин без боя, пересекли реку Шаннон и укрепились в Лимерике, где и были осаждены. Несмотря на хорошее состояние войска, Яков II покинул своих солдат и уехал в изгнание во Францию, где прожил до своей смерти в 1701 году. Ирландцы были очень разочарованы бесславным поражением и бегством Якова II, в народной среде у него до сих пор сохранилось прозвище ирл. Seamus a' chaca в буквальном переводе «Джеймс дерьмо». Сами ирландцы сражались до 1691 года.
Религиозная война
В данный битве присутствовал так же религиозный подтекст. В надежде на восстановление прав, на стороне католика Якова II выступило много ирландцев-католиков, потерявших своё имущество и земельные наделы после вторжения Оливера Кромвеля. На стороне же Вильгельма III в основном были английские протестанты.
12 июля в Северной Ирландии
12 июля протестантами Северной Ирландии в знак победы над католиками ежегодно отмечается шествием во множестве городов. Последнее время шествия Ордена Оранжистов вызывают всё больше конфликтов, поскольку маршрут их шествий проходит через кварталы, населённые католиками.
Напишите отзыв о статье "Битва на реке Бойн"
Отрывок, характеризующий Битва на реке Бойн
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.
В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
