Штатгальтеры Нидерландов
Поделись знанием:
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
(перенаправлено с «Статхаудеры Нидерландов»)
Список штатгальтеров (стадхаудеров) Республики Соединённых провинций (Нидерландов)
Нидерландские штатгальтеры назначались испанской династией Габсбургов, но в 1572 году стадхаудером Голландии, вопреки воле Филиппа Испанского, был избран принц Вильгельм Оранский. В 1581 году Республика Соединённых провинций объявила о своей независимости от Испании.
Содержание
Стадхаудеры Голландии, Зеландии и Утрехта
- 1433—1440 Гуго де Ланнуа
- 1440—1445 Гийом де Лален
- 1445—1448 Гозевейн де Вилде
- 1448—1462 Жан де Ланнуа
- 1462—1477 Лодевейк ван Грютхюзе
- 1477—1480 Волферт IV ван Борселен
- 1480—1483 Жос де Лален
- 1483—1515 Ян III ван Эгмонт
- 1515—1521 Генрих III Нассау-Бредский
- 1522—1540 Антуан де Лален
- 1540—1544 Рене де Шалон
- 1544—1546 Людовик Фламандский
- 1547—1558 Максимилиан II Бургундский
- 1558—1567 Вильгельм I Оранский (первый раз)
- 1567—1573 Максимилиан де Энен-Льетард (Генеральные штаты отказались признать его штатгальтером в 1572 году)
- 1573—1574 Филипп де Нуаркарм (испанский штатгальтер)
- 1574—1577 Жиль де Берлемон
Независимые провинции:
- 1572—1584 Вильгельм I Оранский (признан Генеральными штатами, в 1581 году объявил о независимости провинций от Испании)
- 1584—1589 Адольф ван Ниувенар (правил только в Утрехте)
- 1585—1625 Мориц Оранский
- 1625—1647 Фредерик Хендрик Оранский
- 1647—1650 Вильгельм II Оранский (в его правление завершилась Восьмидесятилетняя война и независимость Нидерландов была официально признана)
- 1650—1672 Первый бесстатхаудерный период. Во главе государства Генеральные штаты и великий пенсионарий Ян де Витт
- 1672—1702 Вильгельм III Оранский
- 1702—1747 Второй бесстатхаудерный период
В 1747 году провинции Нидерландов были объединены под властью Вильгельма IV
Штатгальтеры Фрисландии
- 1515—1518 Флорис ван Эгмонд, граф Бюренский
- 1518—1521 Вильгельм фон Роггендорф
- 1521—1540 Георг Шенк ван фон Таутенбург
- 1540—1548 Максимиллиан ван Эгмонд
- 1549—1568 Жан де Линь
- 1568—1572 Шарль де Бримо
- 1572—1574 Жиль де Берлемон
- 1574—1576 Каспар де Робль
- 1576—1581 Жорж де Лален (назначен Филиппом II Испанским)
- 1581—1594 Франсиско Вердуго (назначен Филиппом II Испанским)
Независимые провинции
- 1580—1584 Вильгельм I Оранский (признан Генеральными штатами)
- 1584—1620 Вильгельм Людвиг Нассау-Дилленбургский
- 1620—1632 Эрнст-Казимир I
- 1632—1640 Генрих Казимир I
- 1640—1664 Вильгельм-Фредерик Нассауский
- 1664—1696 Генрих-Казимир II
- 1696—1711 Йохан Вильгельм Фризо
- 1711—1747 Вильгельм IV Оранский (объединил все провинции Нидерландов в 1747 году)
Штатгальтеры Гелдерланда (Гелре)
- 1473—1475 Вильгельм ван Эгмонд (старший)
- 1475—1476 Вильгельм ван Эгмонд (младший)
- 1476—1477 Филипп де Круй
- 1480—1481 Вильгельм ван Эгмонд (младший)
- 1481—1492 Адольф III Нассау-Висбаден-Идштайнский
- 1504—1505 Ян V Нассауский
- 1505—1507 Филипп Бургундский
- 1507—1511 Флорис ван Эгмонд (1-й штатгальтер Фрисландии в 1511—1518)
- 1543—1544 Рене Шалонский (штатгальтер Голландии в 1540—1544)
- 1544—1555 Филипп ван Лалэинг
- 1555—1560 Филипп де Монморенси, граф Горн
- 1560—1572 Карел ван Бриму
- 1572—1577 Гиллис ван Берлаймонт (штатгальтер Фрисландии в 1572—1574)
- 1577—1581 Йон I Старый
Независимые провинции
- 1581—1583 Вильгельм IV ван ден Берг
- 1584—1589 Адольф фон Нойвенаар (стадхаудер Утрехта в 1584—1589)
- 1590—1625 Мориц Оранский (штатгальтер Голландии в 1584—1625)
- 1625—1647 Фредерик Хендрик Оранский (штатгальтер Голландии в эти же годы)
- 1647—1650 Вильгельм II Оранский (в его правление завершилась Восьмидесятилетняя война и независимость Нидерландов была официально признана)
- 1650—1672 Первый бесстатхаудерный период. Во главе государства Генеральные штаты и «великий пенсионарий» Ян де Витт
- 1672—1702 Вильгельм III Оранский
- 1702—1722 Второй бесстатхаудерный период
- 1722—1747 Вильгельм IV Оранский (объединил все провинции Нидерландов в 1747 году)
Штатгальтеры Гронингена
- 1519—1522 Кристофель ван Мьюрс
- 1522—1530 Яспер ван Марвийк
- 1530—1536 Карел ван Гелре
- 1536 Людольф Кёндерс
- 1536—1540 Георг Шенк ван Тутенбруг (штатгальтер Фрисландии с 1521 по 1540)
- 1540—1548 Максимиллиан ван Эгмонд (штатгальтер Фриландии в эти же годы)
- 1549—1568 Жан де Линь
- 1568—1572 Шарль де Бримо
- 1572—1574 Гиллис ван Берлаймонт
- 1574—1576 Каспар де Робле
- 1576—1581 Георг ван Ренненберг
- 1581—1594 Франсиско Вердуго (назначен Филиппом II Испанским) (все предыдущие, включая его, являлись также штатгальетрами Фрисландии
Независимые провинции
- 1584—1620 Вильгельм Людвиг Нассау-Дилленбургский (признан в провинции Гронинген в 1584, а в городе Гронинген — в 1594 году)
- 1590—1625 Мориц Оранский (штатгальтер Голландии в 1584—1625, Гелре в 1590—1625)
- 1625—1632 Эрнст-Казимир I (штатгальтер Фрисландии в эти же годы)
- 1632—1640 Генрих Казимир I (штатгальтер Фрисландии в эти же годы)
- 1640—1647 Фредерик Хендрик Оранский (штатгальтер Голландии, Зеландии, Утрехта, Гельдерланда и Оверэйссела с 1625 по 1647)
- 1647—1650 Вильгельм II Оранский (штатгальтер Голландии и Гелре в эти же годы)
- 1650—1664 Вильгельм-Фредерик Нассауский (штатгальтер Фрисландии в 1640—1664)
- 1664—1696 Генрих-Казимир II (штатгальтер Фрисландии в эти же годы, до 1673 года регентшей была его мать — Альбертина Агнес)
- 1696—1711 Йохан Вильгельм Фризо (штатгальтер Фрисландии в эти же годы, до 1707 года регентшей была Генриетта Амалия)
- 1711—1747 Вильгельм IV Оранский (штатгальтер Фрисландии в эти же годы, до 1729 года регентшей была Мария Луиза Гессен-Кассельская)
Штатгальтеры Оверэйссела
Должностью штатгальтера Оверэйсела владели штатгальтеры Голландии и Гелре
- 1584—1589 Адольф ван Нойвенаар (стадхаудер Утрехта и Гелре в эти же годы)
- 1590—1625 Мориц Оранский (штатгальтер Голландии в 1584—1625)
- 1625—1647 Фредерик Хендрик Оранский (штатгальтер Голландии в эти же годы)
- 1647—1650 Вильгельм II Оранский (в его правление завершилась Восьмидесятилетняя война и независимость Нидерландов была официально признана)
- 1650—1672 Первый бесстатхаудерный период. Во главе государства Генеральные штаты и «великий пенсионарий» Ян де Витт
- 1672—1702 Вильгельм III Оранский
- 1702—1722 Второй бесстатхаудерный период
- 1722—1751 Вильгельм IV Оранский (объединил все провинции Нидерландов в 1747 году)
- 1751—1795 Вильгельм V Оранский (последний штатгальтер единых Нидерландов)
Генеральные штатгальтеры Республики Соединённых провинций
В XVII статхаудеры Голландии из дома Оранских-Нассау, начиная с Морица Оранского, фактически сосредоточили в своих руках верховную власть в Республике Соединённых провинций, стремясь превратить её в монархическую. В то же время в истории республики имели место длительные периоды "бесстатхаудерного правления" (1650-1672, 1702-1747, 1787гг.).
Титул введён в 1747 году после того, как Вильгельм IV из Оранской династии объединил все провинции Нидерландов и стал единым правителем государства. В следующем году власть статхаудера стала наследственной.
- 1747—1751 Вильгельм IV, принц Оранский (штатгальтер Фрисландии, Оверэсела, Гронингена, Голландии, Зеландии, Утрехта, Гелре, генеральный штатгальтер Нидерландов)
- 1751—1759 Анна Ганноверская, штатгальтер Республики Соединённых провинций (как регентша Вильгельма V) и принцесса Великобритании
- 1759—1765 Мария Луиза Гессен-Кассельская, штатгальтер Республики Соединённых провинций (как регентша Вильгельма V)
- 1765—1766 Каролина Оранская и Эрнст Людвиг Брауншвейг-Люнебургский (правили совместно), штатгальтеры Республики Соединённых провинций (как регенты Вильгельма V)
- 1766—1795 Вильгельм V Оранский, последний штатгальтер Республики провинций
В 1795 году произошла Батавская революция, в ходе которой Республика Соединённых провинций стала подчиняться Франции. Правительство Батавской республики (1795—1806) подчинялось императору и консулу Наполеону Бонапарту. В 1806 году по приказу Наполеона было образовано Королевство Голландия (1806—1810), а с 1814, по решению Венского конгресса — королевство Нидерланды, правителем которого стал Виллем I.
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Штатгальтеры Нидерландов"
Отрывок, характеризующий Штатгальтеры Нидерландов
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.
15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n'ai pas L'honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.
Многие поотошли от кружка, заметив презрительную улыбку сенатора и то, что Пьер говорит вольно; только Илья Андреич был доволен речью Пьера, как он был доволен речью моряка, сенатора и вообще всегда тою речью, которую он последнею слышал.
– Я полагаю, что прежде чем обсуждать эти вопросы, – продолжал Пьер, – мы должны спросить у государя, почтительнейше просить его величество коммюникировать нам, сколько у нас войска, в каком положении находятся наши войска и армии, и тогда…
Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
