Стокке, Вениамин Фомич

Стокке Вениамин Фомич
Стуккей
Дата рождения	около 1770
Место рождения	Англия
Дата смерти	после 1837
Место смерти	Англия
Принадлежность	Великобритания Великобритания Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Годы службы	1807-1837 (на русской службе)
Звание	полковник
Награды и премии

Стокке Вениамин Фомич (Стуккей), (в литературе часто упоминается как Стоке) (около 1770—после 1837) — английский кораблестроитель XIX века на русской службе, один из участников реорганизации казённой Охтинской верфи в Санкт-Петербурге, корабельный мастер и старший судостроитель Охтинского адмиралтейства, построил около 600 судов различного ранга и класса для Российского императорского флота, строитель военного шлюпа «Восток» — корабля Первой русской антарктической экспедиции, в ходе которой русские мореплаватели Ф. Ф. Беллинсгаузен и М. П. Лазарев открыли шестой материк — Антарктиду, член Кораблестроительного учётного комитета, полковник Корпуса корабельных инженеров.

Биография

Вениамин Фомич Стокке родился около 1770 года в Англии, где до приезда в Россию руководил постройками судов.

Служба на Охтинской верфи

В 1807 году кораблестроитель был приглашён на русскую службу. В 1807—1808 годах ознакомившись с постановкой судостроительного дела в России, начал работу над проектом по обустройству Охтинской верфи. В 1809 году В. Стокке лично руководил строительством мастерских и элингов на верфи при вновь созданном Паноптическом институте на Охте, в котором предполагалось обучать «искусных мастеров» по всем техническим морским работам. 28 августа 1809 года, сразу же после окончания строительства верфи, последовало распоряжение Адмиралтейского Департамента вверить постройку судов и эллингов на верфи мастеру Стокке, поручив надзор за этим Директору кораблестроения Я. Брюну. 24 декабря 1809 года Стокке был принят на службу в звании корабельного мастера и чином 12 класса Табеля о рангах.

14 февраля 1810 года на новой верфи Вениамин Стокке заложил первое своё судно — 16-пушечный люгер «Стрела». 13 июля 1811 года в присутствии Императора Александра I корабль был спущен на воду, и в тот же день Стоке заложил 32-пушечный фрегат «Поллюкс». За постройку люгера строитель получил 500 наградных рублей и произведён из чина 12-го класса сразу в 9-й класс. 3 июня 1812 года на той же верфи приступил к постройке 44-пушечного фрегата «Аргус» типа «Амфитрида» (спущен на воду 26 августа 1813 года), а 5 декабря 1812 года в Санкт-Петербургском Новом адмиралтействе заложил 74-пушечный линейный корабль «Финланд». Корабль был спущен на воду 7 августа 1814 года и вошел в состав Балтийского флота. 11 марта 1813 года заложил 14-пушечный люгер «Цербер», который был построен и спущен на воду 7 апреля 1814 года.

14 марта 1814 года на Охтинской верфи заложил 44-пушечный фрегат «Меркурий» (спущен на воду 13 июля 1815 года), 24 февраля 1815 года заложил однотипный фрегат «Лёгкий» (спущен 16 августа 1816 года). 22 сентября 1815 года начал постройку 36-пушечного фрегата «Поспешный» типа «Проворный» (спущен на воду 16 августа 1816 года), а 17 октября 1816 года приступил к постройке однотипного фрегата «Гектор» (спущен на воду 3 сентября 1817 года). В 1815—1818 годах корабельный мастер построил: транспорт «Полифем» (спущен на воду 12 августа 1815); 28-пушечный фрегат «Нева» (спущен 19 мая 1816 года); галеты «Волхов» в 1815 и «Факел» в 1817 годах; 16-пушечные шхуны «Радуга» и «Опыт»; яхту «Голубка» (заложена 28 июня 1817 года, спущена 28.9.1818); 28-пушечный шлюп «Камчатка» (спущен 17 мая 1817 года), совершивший в 1817—1819 годах кругосветное плавание под командованием В. М. Головина и 24-пушечный шлюп «Открытие» (спущен 1 мая 1819 года) также участник кругосветной экспедици; 20-пушечные бриги «Олимп», «Ида»; 16-пушные бриги «Охтенка», «Св. Лаврентий»; 12-пушечные катера «Вестник», «Янус», «Хамелеон», «Зефир», «Эол», «Пегас», «Колим» и более 30 других мелких судов.

31 декабря 1817 года Стоке заложил военный шлюп «Восток», который построил и спустил на воду 4 июля 1818 года. Корабль стал одним из двух кораблей Первой русской антарктической экспедиции, в ходе которой русские мореплаватели Ф. Ф. Беллинсгаузен и М. П. Лазарев открыли шестой материк — Антарктиду.

11 февраля 1818 года корабельный мастер, произведённый в 8 класс Табеля о рангах, заложил 44-пушечные фрегаты «Автроил» (спущен 1 июля 1819), 22 ноября 1818 года приступил к постройке 24-пушечного фрегата «Урания» (спущен на воду 5 мая 1820 года); в 1820 году спустил на воду однотипный «Автроилу» фрегат «Проворный», завершил постройку галета «Торнео», в 1821 году достроил шлюп «Аполлон». 11 августа 1821 года спустил на воду 32-пушечный фрегат «Александр Невский» (в 1826 году обращен в транспорт с новым именем «Виндхунд») и заложил в тот же день корвет «Гремящий», совместно с корабельным мастером А. А. Поповым (спущен на воду 30 июня 1822 года). В 1821 году корабел строил иол, спасательные боты, шестнадцать новоизобретённых (по проекту Стоке) 2-пушечных канонерских лодок и одну 2-пушечную бомбардирскую лодку, а также другие мелкие суда.

В 1821 году за постройку кораблей он был награждён единовременно 1000 рублями. 24 февраля 1822 года Стоке заложил два корабля 34-пушечный фрегат «Кастор» (спущен 22 мая 1823 года) и 64-пушечный линейный корабль «Эммануил» (спущен 29 июля 1824 года), который был первым кораблём Российского флота с круглой, а не транцевой, кормой, что значительно упрощало конструкцию, существенно упрочняло корпус и улучшало мореходные качества. При строительстве корабля впервые была использована смешанная система набора с использованием железных книц и медных креплений в носовой части. Достраивал фрегат и линейный корабль кораблестроитель А. А. Попов, так как в 1822 году Стокке был командирован за границу, где посетил Голландию, Англию и Францию для ознакомления с новинками иностранного судостроения. В середине 1823 года Стоке возвратился в Петербург и продолжил работу корабельным мастером на Охтинской верфи. Осенью 1823 года заложил 16-пушечный бриг «Ревель»(спущен 13 октября 1824 года) и 24-пушечный военный шлюп «Смирный» (спущен 14 мая 1824 года) — участник кругосветного плавания. В 1824 году Стоке построил пассажботы «Лидия» и «Муетта» и заложил транспорт «Кроткий» (спущен 2 мая 1825 года). 2 мая 1825 года спустил на воду 24-пушечный фрегат «Россия». 23 сентября 1825 года заложил два 16-пушечных брига «Моллер» и «Синявин» (оба спущены 14 мая 1826 года), а на следующий день 24 сентября приступил к постройке 74-пушечного линейного корабля «Александр Невский» (спущен 7 октября 1826 года). Построил яхту «Лизета» и 11 ноября 1825 года приступил к постройке императорской яхты «Дружба» (спущена 10 мая 1826 года), которая предназначалась для Николая I, для него же построил 20-весельный катер. 13 ноября 1826 года заложил 20-пушечный бриг «Охта», а через 2 дня заложил 74-пушечный линейный корабль «Великий Князь Михаил» (спущен 15 октября 1827 года) и начал постройку однотипного «Охте» брига «Усердие», которые спустил на воду в один день 30 апреля 1827 года. 30 ноября 1827 года Стоке заложил в Санкт-Петербургском Главном адмиралтействе 74-пушечный линейный корабль «Арсис» (спущен 29 сентября 1828 года).

8 ноября 1827 года кораблестроитель Стоке приступил к постройке своего первого парохода «Опыт» с паровой машиной в 40 л. с. (спущен 17 апреля 1828 года). 1 декабря 1827 года на Охтенской верфи Стоке заложил сразу четыре судна: 44-пушечные фрегаты «Княгиня Лович» (спущен 26 мая 1828 года), 24-пушечный фрегат «Надежда» (спущен 29 сентября 1828 года) и два 20-пушечных брига «Телемак» и «Улис»(оба спущены на воду 12 мая 1828 года).

За успехи в судостроении кораблестроитель в 1824 году был повышен в чин 7 класса, в 1826 году — в чин 6 класса, награждён орденом Святой Анны 2 степени и единовременной премией 3000 рублей. 22 декабря 1826 года был переименован в полковники Корпуса корабельных инженеров. В 1827 году был награждён орденом Святой Анны 2 степени с алмазными украшениями и единовременной премией 2000 рублей. В 1828 году был пожалован прибавочным столовым жалованием по 2000 рублей в год.

Служба в Охтинском адмиралтействе

В 1828 году Охтинская верфь указом императором Николая I получила статус Адмиралтейства. 12 февраля 1829 года Император повелел иметь на верфи два эллинга для строительства линейных кораблей и фрегатов и два эллинга — для судов меньшего класса. Разработку нового плана Охтинского Адмиралтейства поручили В. Ф. Стоке, за выполнение которого он был пожалован орденом Святого Владимира 3 степени и перстнем. В ходе усовершенствования верфи и строительства кораблей Стоке проявил новаторство и изобретательство, так по его представлению было предложено строить на Охте фрегата носом к воде, что давало облегчение при его спуске на воду, корабел предложил на кораблях обустраивать по новому крюйт-камеры и строить ватерклозеты.

23 июля 1828 года Стоке начал строительство двух пароходов с паровой машиной в 40 л.с. «Охта» (спущен на воду 22 октября 1828 год) и «Нева» (спущен 26 октября 1828 г), 29 сентября 1828 года заложил два 44-пушечных фрегата «Анна» и «Беллона» (оба спущены 19 мая 1829 года), 29 ноября 1828 года приступил к постройке сразу четырёх кораблей: 74-пушечного линейного корабля «Бриен» (спущен 10 сентября 1829 года) и трёх 20-пушечных бригов «Гектор», «Аякс» и «Парис» (все спущены в мае 1829 года). 22 апреля 1829 года заложил 12-пушечный трёхмачтовый люгер специальной постройки «Ораниенбаум» (спущен на воду 9 ноября 1829 года), 7 марта — люгер «Петергоф» (спущен 1 ноября 1829 года), 21 ноября — 74-пушечный линейный корабль «Березина» (спущен 25 августа 1830 г.). 25 августа 1830 года приступил к постройке яхты «Нева» (спущена 25 августа 1831 года, с 1849 года переименована в «Мензула»), 30 декабря 1830 года — 20-пушечного брига «Диомид»(спущен 8 августа 1831 г.) и 16-пушечной шхуны «Град» (спущена 8 августа 1831 г.). В последний день 1830 года заложил два корабля: пароход «Геркулес» с двумя паровыми машинами прямого действия по 100 номинальных л. с. (спущен 8 августа 1831 г.) и люгер «Стрельна» (спущен 28 августа 1831 года). В 1830 году корабел получил прибавочное столовое жалование 1000 рублей. В сентябре 1831 года Император Николай I повелел Морскому министерству поручить полковнику В. Ф. Стоке «построение» на Охтинской верфи 74-пушечного корабля, 44-пушечного фрегата и военного транспорта. Особым параграфом указывалось, что фрегат надлежит строить по Сеппингсовой системе, предусматривающей диагональное крепление корпуса ридерсами и раскосинами, скрепление его членов железом и употребление войлока под обшивку. 28 октября 1831 года В. Ф. Стоке представил на рассмотрение Кораблестроительного и учётного комитета чертежи будущего фрегата, разработанные на основании чертежа 52-пушечного фрегата «Президент», построенного в Англии по образцу американского фрегата такого же ранга. Чертёж данного корабля привез из Англии штабс-капитан Корпуса корабельных инженеров И. А. Амосов. 31 октября 1831 года проект представленный В. Ф. Стоке был одобрен. 2 ноября 1831 года 52-пушечный фрегат за № 22 был заложен. 12 ноября, Николай 1 повелел назвать фрегат «Паллада». В конце 1832 года старший судостроитель Охтинского адмиралтейства В. Стокке заболел, на этом посту его заменил И. А. Амосов, который достроил фрегат и спустил его на воду. Первым командиром корабля стал капитан-лейтенант П. С. Нахимов, впоследствии ставший знаменитым адмиралом. Фрегат русского военного флота, совершил переход из Кронштадта через Атлантический, Индийский, Тихий океаны к берегам Японии с дипломатической миссией на борту. В этом рейсе участвовал русский писатель И. А. Гончаров, написавший книгу об этом путешествии.

2 ноября 1831 года Стоке заложил транспорт «Виндава» (спущен 1 сентября 1832 года), в это же году построил тендер «Лебедь». 30 декабря 1831 года заложил паровую императорскую яхту Николая I «Александрия» с паровой машиной мощностью 90 л.с., которая была спущена 4 июля 1832 года и стала последним кораблём, построенным Стоке в России.

С 1833 по 1835 годы В. Ф. Стокке находился в отпуске по состоянию здоровья и проходил лечение заграницей. 12 августа 1835 года был назначен членом Кораблестроительного учётного комитета. В 1836 году был уволен со службы в заграничный отпуск для продолжения лечения. Однако состояние здоровья не позволило вернуться Стокке в Россию, он подал прошение об отставке и 3 февраля 1837 года был уволен с русской службы.

Скончался Вениамин Фёдорович Стокке в Англии.

Награды

• Орден Святой Анны 2 степени
• Орден Святой Анны 2 степени с алмазными украшениями
• Орден Святого Владимира 3 степени

Литература

• Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 1997. — Т. 1. — 312 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-203-01788-3.
• Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 2002. — Т. 2. — 480 с. — 5 000 экз. — ISBN 5-203-01789-1.
• Чернышёв А. А. [www.litmir.me/br/?b=216557&p=1 Морская гвардия отечества]. — М.: Вече, 2013. — 288 с. — ISBN 978-5-4444-0938-1.
• Скрицкий Н. Вениамин Фомич Стоке // «Морской флот» : Журнал. — 2005. — № 2. — С. 55-56. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0369-1276&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0369-1276].

Ссылки

• [dlib.rsl.ru/viewer/01002921729#?page=447 Стокке Вениамин Фомич] // Русский биографический словарь / Изд. под наблюдением председателя Императорского Русского Исторического Общества А. А. Половцова. — СПб.: тип. товарищества «Общественная польза», 1909. — Т. 19. — С. 435-436. — 620 с.

Отрывок, характеризующий Стокке, Вениамин Фомич

– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.