Талдом

Эта статья — о населённом пункте. О муниципальном образовании см. Городское поселение Талдом.

Город Талдом Флаг Герб Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Московская областьМосковская область Муниципальный район Талдомский Городское поселение Талдом Координаты 56°44′00″ с. ш. 37°32′00″ в. д.56.73333° с. ш. 37.53333° в. д. / 56.73333; 37.53333    Глава Журкин Юрий Витальевич Первое упоминание 1677 Прежние названия до 1918 — Талдом до 1929 — Ленинск Город с 1929 Площадь 46,17 км² Высота центра 140 м Население ↘13 099 человек (2016) Названия жителей талдомча́не, талдомча́нин, талдомча́нка Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 49620 Почтовый индекс 141900 Автомобильный код 50, 90, 150, 190, 750 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=46254501 46 254 501] Официальный сайт [taldom-gorod.ru/ gorod.ru] Талдом Москва Талдом Талдом Талдом Талдом

Та́лдом — город в Московской области, административный центр Талдомского района Московской области. Крупнейший населённый пункт муниципального образования «Городское поселение Талдом». Население — 13 099 чел. (2016).

Город расположен в 110 км к северу от Москвы (90 км от МКАД), железнодорожная станция Талдом-Савёловский на линии Москва — Савёлово. Через город проходит автомобильная дорога Р112.

История

Происхождение названия

Точное происхождение названия города не установлено. Распространена гипотеза о финно-угорском происхождении названия; в финно-угорских языках имеется ряд слов с корнем «тал» (тало — дом, талоус — «хозяйство», и др.). Происхождение названия, возможно , связано со словом "толдон" - человек который толдычил, т.е. употреблял устаревшие формы "толды" и "колды" вместо "тогда" и "когда" см словарь Даля. В очерке "Башмаки" Пришвин ссылается на версию Талдомского священника начала 20 века М. Крестникова согласно которой " талдом - слово татарское и значит стоянка". В годы перестройки появилась версия происхождения названия "Талдом" от имени некого мурзы Талдуя.

Талдом в XVII—XIX веках

Впервые упоминается в письменных источниках в 1677 году как деревня Талдом в семь дворов с 38 душами мужского пола, принадлежавшая архиепископу Тверскому и Кашинскому Симеону. Из-за малоземелья местные жители занимались преимущественно скорняжным и кожевенным ремеслом.

До середины XVII века Талдом входил в состав Кимрской дворцовой волости Кашинского уезда, после ликвидации волости — в Белгородский стан Кашинского уезда; вместе с Кашинским уездом в начале XVIII века вошёл в состав Углической провинции. Предположительно в начале XVIII века (не позднее 1717 года) деревня Талдом стала селом. В ходе секуляризационной реформы 1764 года талдомское имение архиепископа Тверского и Кашинского перешло в ведение Коллегии экономии в качестве экономической волости с центром в селе Талдом. Переход Талдома в разряд «экономических поселений» способствовал развитию в Талдоме и волости ремёсел и отхожих промыслов, в частности — сапожно-башмачного. После губернской реформы 1785 года в числе других правобережных кашинских земель Талдом, как и вся Талдомская волость, вошёл в новосозданный Калязинский уезд Тверской губернии.

Одним из главных занятий жителей Талдома в XVIII—XIX веках было изготовление обуви. В XVIII веке здесь производили в основном «кирпичи» — мужскую обувь, в которой между подошвой и стелькой прокладывался слой глины. Затем производство обуви усовершенствовалось (производство осташевского типа обуви или «осташей»), к середине XIX века талдомскими обувщиками изготавливалась плисовая и бархатная обувь на меху. После отмены крепостного права приток рабочей силы и рост спроса на обувь еще больше способствовали развитию башмачного промысла в Талдомской округе. Талдом становится центром обувной торговли . Если в начале XIX века в Талдоме ярмарки проводились 2 раза в год, то к концу же XIX века эти ярмарки превращаются в регулярные еженедельные торги, привлекавшие многочисленных скупщиков обуви со всей России.

Усилиями группы купцов Талдома в 1901 году железная дорога Москва — Савёлово была проведена не в стороне от села, как было изначально планировалось, а непосредственно через село, что придало дополнительный импульс обувному производству и торговле в Талдоме. В 1907 году вывоз кожаной обуви только железной дорогой со станции Талдом составил 31000 пудов или 350000 пар. Кроме обувного производства были развиты портновский, скорняжный и валяльный промыслы, заготовка леса на дрова и на лесоматериал. В Талдоме и округе действовало 180 обувных мастерских, 5 оптовых обувных складов, маслобойный завод, паровая мельница, 2 лесопильных завода, 4 кирпичных завода, колодочная фабрика (с 1910 года). В Талдоме на тот момент существовали почто-телеграфная контора (в 1912 году получила собственное здание), публичная бесплатная библиотека (с 1896 года), бесплатная для талдомчан земская больница с хирургическо-терапевтическим и инфекционным корпусами, с амбулаторией и служебными квартирами для медперсонала (по состоянию на 1906 год), сеть фельдшерско-акушерских пунктов в деревнях округи, 2 земских и 1 церковно-приходская школы, а с 1906 и двухкомплектное министерское училище, детский приют на 21 ребенка, пожарная дружина с пожарным обозом в 4 хода и кирпичной каланчой, постоялый двор, трактир, 12 чайных, 4 пивных заведения и 1 казённая винная лавка. В 1907 году было организовано уличное освещение. В 1916 году в Талдоме на кооперативных началах открыт кинематограф. Кооперативное движение в 1910-х годах получило широкое распространение в талдомской округе — к 1917 году действовали 29 кооперативов. Большинство этих кооперативных организаций входило в Дмитровский союз кооперативов. В 1916 году только талдомское отделение дмитровского союза кооперативов реализовало талдомской обуви на 2 миллиона рублей.

В конце XIX — начале XX века частными лицами и сельским обществом в селе был построен ряд каменных зданий — как торговых заведений, так и жилых домов (в одном из последних, принадлежавшем купцу Волкову, ныне размещён историко-литературный музей). При финансовом содействии крупных торговцев обувью Талдомским сельским обществом была вымощена булыжником торговая площадь, открыто кирпичное пожарное депо с каланчой, использовавшееся по прямому назначению до конца 1970-х годов. В двух других купеческих домах реквизированных в 1918 году и сейчас размещается районная администрация.

Талдом в XX веке

После октября 1917 года на полученные от «чрезвычайного единовременного налога на имущих» в 2 млн руб. в марте 1918 «для нужд ИКа» был закуплен первый в Талдоме легковой автомобиль (сдан в утиль летом 1918). Из тех же средств в марте 1918 начато и строительство городской электростанции (начала работать ы 1923 году), в конце апреля закуплено типографское оборудование и в «арендованном у за 600 руб. в месяц 3-этажном каменном здании мастерской Клычковой» были организованы типография, переплетная мастерская и книжный магазин. Уже 1 мая 1918 вышел в свет отпечатанный в этой типографии первый номер газеты «Крестьянин и рабочий».

Решением президиума Тверского губисполкома от 3 декабря 1918 года село Талдом переименовано в г. Ленинск, а Талдомская волость в Ленинскую. В ответ на «ходатайства населения» прилегающих к Ленинску и экономически с ним связанных производством обуви волостей Тверской, Московской и Владимирской губерний, 15 августа 1921 года постановлением ВЦИКа образован новый Ленинский уезд в составе Московской губернии с центром в городе Ленинск.

В годы гражданской войны и военного коммунизма башмачный промысел жителей Талдома резко сократился. Лишь в годы НЭПа кустарное башмачное производство стало оживать, однако былого размаха оно не достигло. По сере сворачивания НЭПа башмачный промысел сокращается вновь и к середине 1930-ых исчезает полностью и уже окончательно . В 1923 году была осуществлена электрификация города.

В 1929—1930 годы, в период окружного административного деления, Ленинск (Талдом) относился к Кимрскому округу Московской области.

В ноябре 1930 года, после очередного переустройства административного деления, в Московской области появилось два района с названием Ленинский, и Ленинск (Талдом) был переименован в Собцовск, в честь местного «экспроприатора экспроприаторов» Николая Собцова, убитого в мае 1918 в ходе антибольшевистского голодного бунта в Талдоме. Однако название «Собцовск» продержалось менее полугода — оно не было утверждено центральными органами власти из-за сомнительности большевизма Собцова. В марте 1931 года городу вернули историческое название Талдом; район, соответственно, стал называться Талдомским.

В 1962 году Талдомский район был сокращён и слит с Дмитровским, но в 1965 году полностью восстановлен как самостоятельный район.

Главы города

Глава города является одновременно главой городского поселения Талдом.

• с 2005 (не позднее 2005) Мирошниченко Григорий Степанович (Единая Россия)
• с 08.09.2013 Журкин Юрий Витальевич (КПРФ)

Население

Численность населения
1859	1888	1897	1920	1926	1931	1939
1134	↘958	↗1200	↗2601	↗5982	↗8000	↗9900
1959	1970	1979	1989	1992	1996	1998
↗10 368	↗11 876	↗13 086	↗14 410	↗14 600	↘14 300	→14 300
2001	2002	2003	2005	2006	2007	2009
↘14 000	↘13 334	↘13 300	↘13 100	↗13 500	↘12 800	↘12 482
2010	2011	2012	2013	2014	2015	2016
↗13 819	↘13 800	↘13 607	↘13 521	↘13 325	↘13 258	↘13 099

Экономика

Входивший в десятку крупнейших (и богатейших) сел Тверской губернии, одна из "башмачных столиц" царской России, большое торговое село Талдом с его округой за годы советской власти превратился в депрессивный аграрный район с дотационным сельским хозяйством. "Безвозмездные поступления из федерального и иных бюджетов" составляют порядка 45% от бюджета Талдома на 2016 год. taldom-gorod.ru/index.php/normativnye-dokumenty?task=view&id=2068

Основные предприятия города: радиоцентр «Талдом» (в посёлке Северный), обувная фабрика «Талдомобувь» (в посёлке Северный),, заводы: технологического оборудования (в посёлке Северный), металлоконструкций (кровля и сэндвичпанели).

Транспорт

Автобусы Талдома и Талдомского района:

• 1 Юбилейный – Хлебокомбинат
• 2 а/с Талдом – Юбилейный
• 3 ст. Вербилки – ул. Жуковского
• 20 Талдом - Вотря - платф. Запрудня
• 21 Талдом – Юдино – Запрудня (ЗЭЛТА)
• 22 Талдом – ст. Вербилки
• 23 Талдом – Воргаш – С/т "Истоки"
• 24 Талдом – Дубна
• 25 Талдом – Северный (з-д Промсвязь)
• 26 Талдом – Ермолино
• 27 Талдом – Спас Угол
• 28 Талдом – Полутьево
• 29 Талдом – Остров
• 30 Дмитров – Запрудня
• 31 Талдом – Маклаково
• 33 Талдом – Веретьево
• 34 Талдом – Никитское
• 37 Нушполы - Запрудня
• 40 ст. Власово – с/т Маяк
• 41 ст. Власово – с/т Океан
• 42 ст. Власово – с/т Слава
• 43 ст. Власово – с/т Мирный-2
• 44 ст. Власово – Попадьино
• 55 Дмитров - Дубна (Университет)
• 56 Талдом – Дмитров
• 129 Талдом – Кимры
• 310 Талдом – Москва (м. Савёловская)

Электрички

• Москва-Савеловская – Талдом
• Москва-Савеловская – Савелово

Радиовещание

Поблизости от города, в посёлке Северный расположен мощный радиопередающий центр «Талдом» для длинноволнового и коротковолнового диапазона радиочастот. Также есть несколько радиостанций FM-Диапазона:

• 87,7 — «Радио для Друзей»
• 92,2 —«Ретро FM»
• 92,6 — «Авторадио»
• 96,2 — «Дорожное радио»
• 99,0 — «Юмор FM»
• 99.4 — "Хорошее FM"
• 100,2 — «Радио России»
• 102,4 — «NRJ»
• 106,8 — «Радио Подмосковья»

Культура и достопримечательности

В Талдоме имеется историко-литературный музей (основан в 1920 году как краеведческий), где собраны исторические данные об истории города, исторические фотографии, книги, автографы и предметы, принадлежащие писателям — уроженцам Талдомской земли, а также тех, которые жили здесь или просто приезжали. Среди них М. Е. Салтыков-Щедрин, Л. Н. Зилов, С. А. Клычков, М. М. Пришвин, С. А. Есенин, В. Н. Ажаев, П. В. Слётов и другие. Музей расположен в доме купца первой гильдии Д. И. Волкова. Дом является первым каменным домом в Талдоме и был построен в конце XIX века в стиле ар-нуво с балконами и потолками конструкции Монье. В музее сохранилась планировка, двери, печи, лепнина и паркет.

В центре города расположен Храм Архангела Михаила. Храм начал строиться в 1795 году, а освящен был только в 1808. В 1870-х годах в храме был установлен фаянсово-эмалевый иконостас, фрагменты которого сегодня можно увидеть в Талдомском музее. В конце XIX века храм был частично перестроен. Проект перестройки храма в псевдорусском стиле можно увидеть в музее. В советское время храм был закрыт, сильно перестроен, в нём располагалась обувная фабрика. Сегодня храм восстанавливается.

Талдомская районная библиотека занимает дом купца Ф. К. Киселёва. Дом, построенный в 1907 году, имеет сложную кирпичную кладку, витиеватые узоры на окнах и дверях, а крышу венчают кокошники в псевдорусском стиле и является архитектурным памятником местного значения.

В центре, вокруг торговой площади, расположены купеческие дома, принадлежащие различным семьям: Машатиным, Клычковым, Черновым, Воронцовым, Смирновым, Харитоновым и другим.

Еще в 2012 году можно было увидеть руины одной из архитектурных доминант старого Талдома — пожарной каланчи. В 2013 году эти руины были полностью разобраны, залит новый бетонный фундамент, на котором с частичным использованием старого кирпича, пусть и с некоторым нарушением пропорций, но воспроизведено здание каланчи и прилегающей купеческой лавки.

Расположенные рядом собор Михаила Архангела с колокольней, пожарное депо с каланчой и дом Чернова образовывали в своё время единый архитектурный ансамбль. К сожалению, если пожарное депо с каланчой еще как-то худо-бедно удалось восстановить, реконструкция колокольни храма медленно, но ведется, то о восстановлении архитектурного облика дома Чернова речь и вовсе не идёт — он даже не включён в список памятников истории и культуры местного значения.

Близ Талдома находится старинное село Спас-Угол, имение М. Е. Салтыкова-Щедрина.

См. также

• Список памятников культурного наследия Талдома в Викигиде

Литература

• Города Подмосковья. Кн. 2. — М.: Московский рабочий, 1980. — 608 с., ил. — 35 000 экз.

Ссылки

• [heraldicum.ru/russia/subjects/towns/taldom.htm Описание герба Талдома]
• [www.mojgorod.ru/moskovsk_obl/taldom/index.html Талдом в энциклопедии «Мой город»]
• [taldom.org Талдом в энциклопедии «Народный портал Талдома»]

Отрывок, характеризующий Талдом

Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.