Туркменская письменность

Туркме́нская пи́сьменность — письменность туркменского языка. В настоящее время туркмены Туркмении и Узбекистана пользуются алфавитом на основе латиницы, а туркмены стран Ближнего и Среднего Востока используют арабский алфавит персидского стиля.

Арабский алфавит

Туркменский письменный язык формировался в XIII—XIV веках. В тот период для записи использовался арабский алфавит. Уже в XVIII веке на туркменском языке существовала богатая литература. Вместе с тем грамотность населения на родном языке даже в конце XIX века составляла менее 1 %, книгоиздание было крайне ограниченным, первый букварь на туркменском языке появился лишь в 1913 году, а первая газета («Закаспийская туземная газета)— в 1914.

Арабское письмо не было приспособлено к фонетическим особенностям тюркских языков. Так, в нём не было знаков для обозначения специфических звуков туркменского языка и в то же время было много букв для обозначения арабских звуков, которых не было в туркменском языке.

В первые годы после установления советской власти арабский алфавит туркменов СССР был дважды реформирован — в 1922 и 1925 годах. В ходе реформ были введены буквы с диакритическими знаками для обозначения тюркских фонем и упразднены буквы для звуков, отсутствующих в туркменском языке.

Туркмены Афганистана, Ирака и Ирана по-прежнему пользуются письмом на основе арабского.

Латиница-яналиф

В июле 1925 года на страницах республиканской газеты «Туркменистан» был поднят вопрос о переходе на новый латинизированный алфавит — яналиф. После 1-го Всесоюзного тюркологического съезда в Баку (февраль-март 1926) Государственный Учёный совет при Наркомпросе Туркменской ССР разработал проект нового алфавита. В начале 1927 года этот алфавит был опубликован на страницах прессы.

3 января 1928 года новый латинизированный алфавит был утверждён ЦИК Туркменской ССР. На нём сразу же стала публиковаться часть материалов СМИ, а с сентября 1928 он стал внедрятся и в учебных заведениях. Окончательный переход на новый алфавит во всех официальных сферах был осуществлён к маю 1929 года.

Первоначально в новом алфавите было 40 букв: A a, Aa aa, B в, C c, Ç ç, D d, E e, Ə ә, F f, G g, Ƣ ƣ, H h, I i, Ii ii, J j, K k, L ʟ, M m, N n, Ꞑ ꞑ, O o, Oo oo, Ɵɵ ɵɵ, P p, Q q, R r, S s, Ş ş, T t, U u, Uu uu, V v, X x, Y y, Yy yy, Z z, Ƶ ƶ, Ь ь, Ьь ьь.

Уже в 1930 году на 1-й научной лингвистической конференции диграфы, обозначавшие долгие гласные, были официально исключены из алфавита. В 1934 году решением орфографической комиссии были исключены буквы ƣ и q, а ещё через 2 года — x. Вместо исключённых букв стали использоваться буквы g, k и h соответственно.

Кириллица

В конце 1930-х годов во всём СССР начался процесс кириллизации письменностей. В январе 1939 года в газете «Sovet Tyrkmenistanь» было опубликовано письмо учителей Ашхабада и Ашхабадского района с инициативой о переводе туркменского письма на кириллическую основу. Президиум Верховного Совета Туркменской ССР поручил НИИ языка и литературы составить проект нового алфавита. В разработке новой письменности также приняли участие преподаватели Ашхабадского пединститута и работники печати. В апреле 1940 года проект алфавита был опубликован.

В мае 1940 года СНК Туркменской ССР принял постановление о переходе на новый алфавит всех государственных и общественных учреждений с 1 июля 1940 года и о начале преподавания нового алфавита в школах с 1 сентября того же года.

Единственным уточнением, внесённым в туркменский кириллический алфавит позднее, стало изменение местоположения буквы ъ: если первоначально она располагалась после я, то с 1954 года стала располагаться между щ и ы.

Туркменский кириллический алфавит:

А а	Б б	В в	Г г	Д д	Е е	Ё ё	Ж ж	Җ җ	З з
И и	Й й	К к	Л л	М м	Н н	Ң ң	О о	Ө ө	П п
Р р	С с	Т т	У у	Ү ү	Ф ф	Х х	Ц ц	Ч ч	Ш ш
Щ щ	Ъ ъ	Ы ы	Ь ь	Э э	Ə ә	Ю ю	Я я

Туркменский кириллический алфавит был полностью выведен из официальных сфер употребления к 2000 году.

Современная латиница

После распада СССР в начале 1990-х годов в Туркмении был поднят вопрос о переходе на латинскую письменность. Группа учёных Института языкознания во главе с М. Соеговым разработала первый вариант нового алфавита. Этот проект был опубликован в газете «Түркменистан» 19 августа 1992 года. В том же году был предложен ещё ряд проектов. Туркменский алфавит образца 1992 года имел следующий состав: A a, B b, C c, D d, E e, Ea ea, F f, G g, H h, I i, J j, Jh jh, K k, L l, M m, N n, Ng ng, O o, Q q, P p, R r, S s, Sh sh, T t, Ts ts, U u, V v, W w, X x, Y y, Z z. Особенностью этого проекта стало нетрадиционное использование знаков q, v, x — они должны были заменить кириллические буквы ө, ү, ы соответственно.

В январе 1993 года в Академии наук Туркмении прошло заседание по вопросу нового алфавита, на котором была сформирована комиссия по разработке алфавита. Председателем комиссии стал С. А. Ниязов. В феврале в прессе был опубликован новый вариант алфавита. 12 апреля 1993 года меджлис утвердил президентский указ о новом алфавите. Новый туркменский алфавит имел следующий состав знаков: Aa Bb Çç Dd Ee Ää Ff Gg Hh Ii Jj £ſ Kk Ll Mm Nn Ññ Oo Öö Pp Rr Ss $¢ Tt Uu Üü Ww Yy ¥ÿ Zz. Особенностью этого алфавита стало использование для обозначения некоторых специфических звуков туркменского языка знаков валют — доллара, йены и фунта.

Вскоре вместо этого алфавита был введён другой вариант, который используется и по настоящее время. С 2000 года этот алфавит стал единственным допустимым во всех официальных сферах Туркмении.

Современный туркменский алфавит:

A a	B b	Ç ç	D d	E e	Ä ä	F f	G g	H h	I i
J j	Ž ž	K k	L l	M m	N n	Ň ň	O o	Ö ö	P p
R r	S s	Ş ş	T t	U u	Ü ü	W w	Y y	Ý ý	Z z

Перевод туркменского алфавита на латинскую графическую основу был осуществлён без учёта реальных возможностей страны, что отрицательно сказалось на качестве образования. Например первоклассники учили новый латинизированный алфавит, но уже на следующий год были вынуждены учить и кириллический, так как новых учебников для 2-го класса издано не было. Такая ситуация наблюдалась в течение 5—6 лет с момента начала реформы.

Сравнительная таблица алфавитов

Латиница с 1995	Латиница 1993	Латиница 1992	Кириллица 1940—1995	Латиница 1929—1940	Арабская графика в СССР (1923—1929)	Арабская графика в Иране
Aa			Аа	Aa	آ ع	آ
Bb			Бб	Bʙ	ب
Çç		Cc	Чч	Cc	چ
Dd			Дд	Dd	د
Ее			Ее Ээ	Ее	ٱ	اِ / ه
Ää		Ea ea	Әә	Əə	أ
Ff			Фф	Ff	ف
Gg			Гг	Gg Ƣƣ	گ	ق غ گ
Hh			Хх	Hh	خ	خ ٥ ح
Ii			Ии	Ii	ى	اى
Jj			Җҗ	Çç	ج
Žž	£ſ	Jh jh	Жж	Ƶƶ	ژ
Kk			Кк	Kk Qq	ک ق	ق ك
Ll			Лл	Lʟ	ل
Mm			Мм	Mm	م
Nn			Нн	Nn	ن
Ňň	Ññ	Ng ng	Ңң	Ꞑꞑ	ڭ	نگ
Oo			Оо	Оо	او	اوْ / وْ
Öö		Qq	Өө	Ɵɵ	اۇ	اؤ / ؤ
Pp			Пп	Pp	پ
Rr			Рр	Rr	ر
Ss			Сс	Ss	ث س ص
Şş	$¢	Sh sh	Шш	Şş	ش
Tt			Тт	Тт	ط ت	ت
Uu			Уу	Uu	او	او / ُو
Üü		Vv	Үү	Yy	اۇ	اۆ / ۆ
Ww			Вв	Vv	و
Yy		Xx	Ыы	Ьь	ى	ایٛ
Ýý	¥ÿ	Yy	Йй	Jj	ﻳ	ی
Zz			Зз	Zz	ظ ض ذ ز
			Ёё
		Ts ts	Цц
			Щщ
			Ъъ
			Ьь
			Юю
			Яя

Отрывок, характеризующий Туркменская письменность

Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.