Улица Гарибальди

Улица Гарибальди Москва
Улица Гарибальди (вид от Ленинского проспекта в сторону улицы Вавилова).
Общая информация
Страна	Россия
Город	Москва
Округ	ЮЗАО
Район	Ломоносовский, Обручевский, Черёмушки
Исторический район	Семёновское
Протяжённость	2,4 км
Ближайшие станции метро	06 «Новые Черёмушки»
Прежние названия	проезд № 4668
Почтовый индекс	117335 (дд. 15—23), 117393 (дд. 10—30), 117418 (дд. 25—31, д. 36), 119313 (дд. 1—13, дд. 2—8)
Классификатор	[www.mosclassific.ru/mClass/omkum_viewd.php?id=04640 ОМК УМ]
[osm.org/go/0t2OW3Qj-- на OpenStreetMap]
[maps.yandex.ru/-/CVR6vMIt на Яндекс.Картах]
[goo.gl/maps/kcrvM на Картах Google]

Улица ГарибальдиУлица Гарибальди

У́лица Гариба́льди (до 26 мая 1961 года — прое́зд № 4668) — улица в Юго-Западном административном округе города Москвы на территории Ломоносовского района и района Черёмушки и на их границах с Обручевским районом.

История

Улица получила современное название в память о народном герое Италии, одном из вождей национально-освободительного движения за освобождение и объединение Италии, участнике национально-освободительных войн в ряде стран Латинской Америки Д. Гарибальди (1807—1882). До 26 мая 1961 года называлась прое́зд № 4668.

Расположение

Улица Гарибальди проходит от Ленинского проспекта на юго-восток, с северо-востока к ней примыкает улица Вавилова, далее с юго-запада — улица Академика Пилюгина, затем с северо-востока — улица Архитектора Власова, улица Гарибальди проходит далее, пересекает Профсоюзную улицу и проходит до Новочерёмушкинской улицы, за которой продолжается как улица Цюрупы.

На участках от Ленинского проспекта до улицы Вавилова и от улицы Архитектора Власова почти до Профсоюзной улицы улица Гарибальди состоит из двух проезжих частей, разделённых бульваром. На участке от Профсоюзной улицы до Новочерёмушкинской улицы организовано одностороннее движение в сторону Профсоюзной улицы.

Участок улицы Гарибальди от Ленинского проспекта до улицы Академика Пилюгина расположен на территории Ломоносовского района, по участку от улицы Академика Пилюгина до улицы Архитектора Власова проходит граница Ломоносовского и Обручевского районов, по участку от улицы Архитектора Власова до Профсоюзной улицы — граница Обручевского района и района Черёмушки, участок от Профсоюзной улицы до Новочерёмушкинской улицы расположен на территории района Черёмушки. Нумерация домов начинается от Ленинского проспекта.

Примечательные здания и сооружения

По нечётной стороне:

• № 19 — концертный зал «Оркестрион» (бывший кинотеатр «Черёмушки»; концертный зал Российского национального оркестра);
• № 21, корп. 1 — жилой дом. Здесь жил фотокорреспондент Иван Шагин
• № 23 — торговый центр «Панорама».

По чётной стороне:

• № 4а — детский сад № 942;
• № 4г — торговый центр «Марина» (бывший гастроном «Марина»);
• № 6, корп. 1 — жилой дом. Здесь жил химик В. А. Кабанов
• № 10, к. 5 — детский сад № 1505;
• № 10а — детский сад № 515;
• № 14, к. 3 — детский сад № 1609;
• № 22, корп. 3 — жилой дом. Здесь жил актёр Николай Парфёнов
• № 28, к. 3 — школа № 121;
• № 28а — ясли-сад № 233;
• № 36 — жилой дом, построенный в середине 1990-х годов в едином стиле с соседним кварталом жилых домов между Новочерёмушкинской и Профсоюзной улицей и улицей Гарибальди, построенных для советского генералитета, сотрудников аппарата ЦК КПСС, Совмина и получивших неофициальное название «Царское село».

Транспорт

Автобус

• 1: от Ленинского проспекта до Профсоюзной улицы и обратно.
• 103: от улицы Архитектора Власова до Профсоюзной улицы и обратно.
• 111
• 113: от Ленинского проспекта до Профсоюзной улицы и обратно.
• 153: от Ленинского проспекта до улицы Вавилова и обратно.
• 616: от улицы Академика Пилюгина до Профсоюзной улицы и от Профсоюзной улицы до улицы Вавилова.
• 710: от Профсоюзной улицы до Новочерёмушкинской улицы.
• 721: от улицы Академика Пилюгина до Профсоюзной улицы и обратно.

Метро

• Станция метро «Новые Черёмушки» Калужско-Рижской линии — на пересечении с Профсоюзной улицей.

Ссылки

• [www.mosclassific.ru/mClass/spravum_viewd.php?id=04640 Улица Гарибальди] (рус.). Справочник улиц Москвы. Служба ведения общегородских классификаторов и справочников. Проверено 2 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EMb1IxkG Архивировано из первоисточника 12 февраля 2013].

Отрывок, характеризующий Улица Гарибальди

Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.