Ушаков, Николай Иванович (1802)

Николай Иванович Ушаков
Дата рождения	1802(1802)
Дата смерти	6 (18) апреля 1861(1861-04-18)
Место смерти	Новаки, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Генеральный штаб
Годы службы	1821—1861
Звание	генерал-лейтенант
Сражения/войны	Русско-персидская война (1826—1828) Русско-турецкая война (1828—1829) подавление польского мятежа (1830—1831) Крымская война
Награды и премии	отечественные иностранные

Никола́й Ива́нович Ушако́в (1802 — 6 апреля 1861; Новаки, Полтавская губерния, Российская империя) — русский генерал-лейтенант. Участник Русско-персидской, Русско-турецкой войн, подавления польского восстания и Крымской войны. Военный историк.

Биография

Николай Ушаков родился в 1802 году. Происходил из дворянского рода Ушаковых. Поступил на службу офицером 30 января 1821 года. В чине поручика участвовал в Русско-персидской (1826—1828) и Русско-турецкой (1828—1829) войнах. Во время последней, летом 1829 года, встречался у обер-квартирмейстера Отдельного кавказского корпуса В. Д. Вольховского и Н. Н. Раевского-младшего с А. С. Пушкиным. В июне 1831 года вместе с генерал-фельдмаршалом графом И. Ф. Паскевичем, тогда же вступивши в должность его адъютанта, прибыл в Польшу для подавления вспыхнувшего там восстания (1830—1831). С назначением 23 марта 1832 года Паскевича наместником Царства Польского, Ушаков был назначен начальником его канцелярии в Варшаве. В декабре 1833 года «за отличие в службе» присвоен чин полковника. 8 сентября 1843 года ему был присвоен чин генерал-майора. Во время Крымской войны занимал должность дежурного генерала Южной армии и войск в Крыму находящихся. С 19 апреля 1853 года — генерал-лейтенант. Высочайшим приказом от 25 января 1856 года уволен в запас для излечения болезни.

Умер 6 апреля 1861 года в своём имении Новаки Лубенского уезда, Полтавской губернии.

Семья

Был женат на дочери публициста А. Я. Стороженко, Елизавете Андреевне Стороженко (1818—1897).

Их дочь, Мария Николаевна, была замужем за грузинским князем Агафоном Гарсевановичем Вахваховым (Вахвахишвили; 1837—1909).

Награды

отечественные:

• орден Св. Анны 4-й ст. «За храбрость» (1828)
• орден Св. Владимира 4-й ст. (1830)
• Знак отличия за военное достоинство 4-й ст. («Virtuti Militari», Царство польское, 1831)
• орден Св. Георгия 4-й ст. (1841)
• орден Св. Станислава 1-й ст. (1846)
• орден Св. Анны 1-й ст. (1849) с императорской короной (1851)
• знак отличия «За безупречную службу» за XXX лет (1852)
• орден Св. Владимира 2-й ст. (1854)
• табакерка с портретом Его Величества
• орден Белого Орла с мечами (1855)

иностранные:

• орден Красного орла 3-й ст. (Пруссия, 1835)
• командорский крест Австр. Имп. ордена Леопольда (Австрия, 1850)

«История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах»

Во время русско-турецкой войны 1828—1829 годов Ушаков ведал всей тайной перепиской главнокомандующего русскими войсками на Кавказе графа Паскевича. Ввиду этого первый был глубоко осведомлён обо всех событиях той войны.

В 1836 году в Санкт-Петербурге была издана книга Ушакова из 2-х частей «История военных действий в Азиатской Турции в 1828 и 1829 годах», основанная на официальных документах и материалах, а также содержащая статистические сведения.

В 1843 году в Варшаве вышло 2-е изд. книги. Кроме 2-х частей был издан «Атлас» с картографическими материалами, планами осад, крепостей и сражений.

За издание книги Ушаков был пожалован премией в 1500 рублей серебром.

Знакомство с Пушкиным

Пушкин — Ушакову Н. И.,
около 14 июня 1836.

Возвратясь из Москвы, имел я честь получить вашу книгу — и с жадностию её прочёл.
Не берусь судить о ней как о произведении учёного военного человека, но восхищаюсь ясным, красноречивым и живописным изложением. Отныне имя покорителя Эривани, Арзрума и Варшавы соединено будет с именем его блестящего историка. С изумлением увидел я, что вы и мне даровали бессмертие — одною чертою вашего пера. Вы впустили меня в храм славы, как некогда граф Эриванский позволил мне въехать вслед за ним в завоёванный Арзрум.

С глубочайшим etc.

Книгу из своего первого издания Ушаков передал в подарок Пушкину через его свояка, историка Н. И. Павлищева. Книга с дарительной надписью автора и датой «1 маия 1836. С. Петербургъ» сохранилась до наших дней. В июне того же года Пушкин отправил Ушакову письмо с глубочайшей благодарностью за книгу и, главным образом, за упоминание в ней поэта.

В примечаниях (3-е) в конце своей книги Ушаков описал боевой эпизод произошедший 14 июня 1829 года во время русско-турецкой войны, при котором присутствовал Пушкин. Во время своего пребывания на Кавказе, последний прибыл в стоявший на биваке русский лагерь, передовые пикеты которого, в тот же день были внезапно атакованы многократно превосходящими силами турок. Пушкин, «одушевлённый отвагою», подобрал пику одного из погибших казаков и, запрыгнув на лошадь, поскакал на турецких всадников. Майор Семичев догнал его и силой вывел поэта с передовой казачьей линии.

Литература

• Кузнецов О. [irs-az.com/new/pdf/201212/1355305938447408362.pdf Нашествие или исход? (рубрика: Из прошлого)] // Наследие. — М., 2012. — № 5 (59). — С. 56—57.
• Список генералам по старшинству. — СПб.: Воен. тип., 1859. — С. 155.
• Список генералам по старшинству. — Исправлено по 13 марта 1861 года. — СПб.: Воен. тип., 1861. — С. 216.

Отрывок, характеризующий Ушаков, Николай Иванович (1802)

– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.


– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.