Фаворин

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фаворин

Фавори́н (др.-греч. Φαβωρῖνος, лат. Favorinus; Фаворин Арелатский, Фаворин из Арелата; ок. 81 — ок. 150) — древнегреческий ритор (софист, представитель второй софистики) и философ-скептик.





Биография

Галл по рождению, родом из Арелата (Арелаты) в Галлии (современный Арль), Фаворин с раннего возраста начал странствовать по Греции, Италии и Востоку. Учился сперва в Массилии (современный Марсель), затем, по-видимому, в Риме, был учеником Диона Хризостома. Возможно, Фаворин лично знал Эпиктета или даже был и его учеником. Фаворин выступал как оратор в Риме и во многих греческих городах. Красноречие и обширные познания снискали Фаворину известность и в Афинах, и в Риме. Хотя Фаворин выступал прежде всего на древнегреческом языке и писал только на нём, он считался также знатоком римской литературы.

Находясь в Афинах, Фаворин преподавал риторику и сделался приятелем Герода Аттика. Около 130 года н. э. Фаворин переселился в Рим, где некоторое время пользовался расположением римского императора Адриана. В Риме же у него учился риторике Авл Геллий, там же он вошёл в дружбу с Плутархом, который посвятил ему книгу.

Фаворин был приятелем многих: Плутарха, Корнелия Фронтона, Авла Геллия, Деметрия Киника и Герода Аттика (последнему он завещал свою библиотеку в Риме). Сильным соперником Фаворина, которого он яростно критикивал в свои поздние годы, был Полемон из Смирны.

Когда Фаворин надоел Адриану своим возражениями, то утратил его благосклонность и был изгнан из Рима на Хиос (вместе с ним подверглись изгнанию и другие философы). Адриан заставил Фаворина замолчать в споре, в котором софист, возможно, легко опроверг бы своего противника; впоследствии Фаворин отвечал на упрёки тем возражением, что было бы глупо критиковать логику хозяина тридцати легионов. Когда раболепные афиняне, желая продемонстрировать своё согласие с императорским неудовольствием, снесли статую, которую они установили Фаворину, тот заметил, что если бы у Сократа тоже была статуя в Афинах, это сберегло бы цикуту.

С Хиоса в Рим Фаворин возвратился при Антонине Пии и жил далее в достатке и славе.

Сочинения

Из многочисленных риторических и философских сочинений Фаворина сохранились в основном лишь небольшие отрывки, сохранённые Авлом Геллием, Диогеном Лаэртским, Филостратом и византийским словарём Суда.

Риторика

Фаворин принадлежал ко второй софистике. Для его риторической прозы, как и для прозы многих представителей этого направления была характерна тонкая стилизация аттического диалекта древнегреческого языка классических ораторов IV века до н. э.

Философия

В философии Фаворин склонялся к скептицизму. Название его сочинения («Пирроновские тропы») и использование тропов Энесидема указывают на его близость к пирроновскому скепсису. Но, по-видимому, он использовал и методы Новой Академии. В своей книге Фаворин стремился показать, что методы Пиррона были бы полезны для тех, кто намеревался выступать в судах.

Издания

  • В серии «Collection Budé»: Favorinos d’Arles. Oeuvres — tome I. Introduction générale — Témoignages — Discours aux Corinthiens — Sur la fortune. Texte établi et commenté par E. Amato, traduit par Y. Julien. Paris, Les Belles Lettres 2005.

Favorinos d’Arles. Oeuvres — tome III. Fragments. Texte établi, traduit et commenté par E. Amato. Paris, Les Belles Lettres 2010.

Напишите отзыв о статье "Фаворин"

Литература

  • Первоисточники
  • Исследования
    • Marres. De Favorini vita. — Utrecht, 1853.
    • Brochard V. Les Sceptiques grecs.
    • Гаспаров М. Л. [feb-web.ru/feb/ivl/vl1/vl1-4932.htm Вторая софистика. Жанры и представители] // История всемирной литературы: В 9 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — Т. 1. — М.: Наука, 1983. — С. 493—500.
    • Лосев А. Ф. [psylib.org.ua/books/lose009/txt42.htm Анализ источников и состояние трактата Диогена Лаэрция] // Его же. История античной эстектики. — Т. 5. — Кн. 2.
    • Мельникова А. С. [centant.pu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2002/meln.htm Социальный статус софиста в «Жизнеописании софистов» Флавия Филострата] // Мнемон:

Исследования и публикации по истории античного мира / Под ред. Э. Д. Фролова. — Санкт-Петербург, 2002. — ISBN 5-288-03007-3

Ссылки

Отрывок, характеризующий Фаворин

Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.


На другой день князь Андрей поехал с визитами в некоторые дома, где он еще не был, и в том числе к Ростовым, с которыми он возобновил знакомство на последнем бале. Кроме законов учтивости, по которым ему нужно было быть у Ростовых, князю Андрею хотелось видеть дома эту особенную, оживленную девушку, которая оставила ему приятное воспоминание.
Наташа одна из первых встретила его. Она была в домашнем синем платье, в котором она показалась князю Андрею еще лучше, чем в бальном. Она и всё семейство Ростовых приняли князя Андрея, как старого друга, просто и радушно. Всё семейство, которое строго судил прежде князь Андрей, теперь показалось ему составленным из прекрасных, простых и добрых людей. Гостеприимство и добродушие старого графа, особенно мило поразительное в Петербурге, было таково, что князь Андрей не мог отказаться от обеда. «Да, это добрые, славные люди, думал Болконский, разумеется, не понимающие ни на волос того сокровища, которое они имеют в Наташе; но добрые люди, которые составляют наилучший фон для того, чтобы на нем отделялась эта особенно поэтическая, переполненная жизни, прелестная девушка!»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.
После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.