Филипп Гобер (фр. Philippe Gaubert; 4 июля 1879, Каор — 8 июля 1941, Париж) — французский флейтист, композитор и дирижёр.
Биография
Его отец, сапожник, любительски играл на кларнете, а Филипп поначалу занимался на скрипке. В 7 лет он со всей своей семьёй переезжает в Париж. Там Гобер по собственному желанию сменил скрипку на флейту. Уроки брал у известных преподавателей-флейтистов Жюля Таффанеля и, с 1890 года, у его сына Поля. В 1893 Гобер поступил в Парижскую консерваторию, где его учитель Поль Таффанель получил место профессора. В 1894 Гобер выиграл первую премию конкурса флейтистов Парижской консерватории. В консерватории помимо занятий на флейте серьёзно изучал гармонию и композицию у Рауля Пюньо, Ксавье Леру и Шарля Леневё. Играл первую флейту в Оркестре концертного общества Парижской консерватории. Одновременно с 1897 г. Гобер играл третью флейту в оркестре Парижской оперы. В 1903 Гобер получил первый приз консерватории за сочинение фуги, а в 1905 г. стал лауреатом Римской премии второй степени.
С 1904 Гобер второй дирижёр Оркестра концертного общества Парижской консерватории. Во время Первой мировой войны Гобер был мобилизован и в 1916 принимал участие в сражении под Верденом. В 1919 г. Гобер занял сразу три ключевых поста: место профессора флейты в Парижской консерватории (здесь его учениками были, в частности Марсель Моиз и Гастон Крюнель), музыкального руководителя Парижской оперы и главного дирижёра Оркестра концертного общества Парижской консерватории. В 1923 году Гобер закончил свою исполнительскую деятельность как флейтист. Тем не менее, он преподавал флейту в консерватории до 1931, а затем там же стал преподавать дирижирование.
Умер 8 июля 1941 года от инсульта.
Творческая деятельность
В соавторстве с Луи Флёри закончил начатый Таффанелем учебник игры на флейте (фр. Méthode complète de flûte), и только в 1923 «Полная школа игры на флейте» Таффанеля-Гобера, работа над которой шла десятилетиями, наконец, была издана. Генри Маколей Фицгиббон, рецензируя книгу для американского журнала «The Flutist», оценил её как «энциклопедию игры на флейте», отмечая, что «сотрудничество ведущих французских флейтистов двух поколений придаёт этой книге исключительную авторитетность»[1].
В качестве дирижёра Гобер руководил рядом важных премьер — в частности, оперы Альбера Русселя «Падмавати» (1923) и его же балета «Вакх и Ариадна» (1931). Постановка балета Сергея Прокофьева «На Днепре» в 1932 году не обрела успеха публики. В 1939 Гобер оставил место главного дирижёра Парижской оперы. Однако в 1940 вновь стал главным дирижёром Парижской оперы. Но 8 июля 1941, спустя несколько дней после премьеры своего балета «Рыцарь и девушка», он скоропостижно скончался в Париже от апоплексического удара.
В 1921 году Гобер стал кавалером, в 1929 — офицером, а в 1938 командором Ордена Почётного легиона.
Альбер Руссель посвятил Гоберу четвёртую часть своего цикла «Флейтисты».
Сочинения
Композиторское наследие Филиппа Гобера, отмеченное влиянием Габриэля Форе и Клода Дебюсси, включает оперы «Фрески» (фр. Fresques; 1923) и «Наиля» (фр. Naïla; 1927), балет «Кавалер и девушка» (фр. Le Chevallier et la demoiselle; 1941), симфонию, скрипичный и виолончельный концерты.
Его произведения для флейты часто исполняются, особенно популярны «Ноктюрн и Аллегро Скерцандо», а также «Фантазия» (1912) для флейты и фортепиано. Остальные произведения, написанные им для этого инструмента:
- «Греческий дивертисмент» для 2х флейт и фп. (или арфы)
- 3 сонаты для фл. и фп.
- Сонатина для флейты и фп.
- Баллада для альта и фп. (1938)
- Баллада для флейты и фп.
- «Вечер в долине», «Ориенталь» — два эскиза для флейты и фп.
- Романс для флейты и фп.
- Сицилиана для флейты и фп.
- «На воде» для флейты и фп.
- Колыбельная для флейты и фп.
- Мадригал для флейты и фп.
- «Ясным утром», «Осенний вечер», «Серенада», «Романтическая пьеса» для флейты, виолончели и фп.
- Тарантелла для флейты, гобоя и фп.
- «Soir paen» на слова Самена для флейты, голоса и фп.
- Фантазия для кларнета и фортепиано (посвящена Просперу Мимару)
Источники
- ↑ H. Macaulay Fitzgibbon. «Recent Flute Music». // The Flutist (March 1924). — Цит. по: [etd.lib.fsu.edu/theses/available/etd-10312006-024825/unrestricted/GaubertDoc.pdf Tammara K. Phillips. A performance guide to the music for flute and piano by Philippe Gaubert] — Florida State University. (англ.)
Напишите отзыв о статье "Гобер, Филипп"
Ссылки
 |
|---|
| | </div> | </table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Гобер, ФилиппАлпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
|
