Французская зона оккупации Германии

Французская зона оккупации Германии
нем. Französische Besatzungszone
Оккупированная Францией территория
← 1945 — 1948 →   →
Флаг
Форма правления	Военная администрация
Военный губернатор
- 1945-1945	Жан Мари де Латр де Тассиньи
- 1945-1949	Мари Пьер Кёниг

К:Появились в 1945 годуК:Исчезли в 1948 году

Французская зона оккупации Германии — территории Германии, находившиеся по окончании Второй мировой войны в Европе под управлением французской администрации.

Предыстория

Будущее послевоенной Германии неоднократно обсуждалось западными союзниками и СССР. Предметом обсуждения была безоговорочная капитуляция, репарации и территориальное расчленение. Вопрос общего контрольного механизма управления зонами оккупации вылился в обширную дискуссию. У. Черчилль желал видеть Францию в качестве четвёртого участника территориального управления Германией, полагая: «Французы хорошо знают немцев и сумеют управлять ими. Англия не хочет брать на себя всю тяжесть возможного нападения Германии в будущем. По мере роста своих сил Франция должна будет принимать на себя все большую тяжесть бремени по предотвращению нападения Германии». Ф. Рузвельт согласился с мнением британского премьер-министра выделить для Франции оккупационную зону, но включать её в состав контрольного механизма отказался. Сталин также отказался от сотрудничества с Францией. Но Черчилль продолжал отстаивать свою позицию, заявив, что Франция откажется от осуществления управления зоной без своего места в механизме. При этом было подчеркнуто, что она не будет принимать участия в традиционном совещании «большой тройки». В итоге, несмотря на возражения советской стороны, Франция была допущена в общий контроль. Соглашением между союзниками от 1 мая Франция официально вошла в систему управления.

Потсдамская конференция и подписанный на ней договор «Политических и экономических принципов, которыми необходимо руководствоваться при обращении с Германией в начальный контрольный период» поставили точку в вопросе ближайшего будущего Германии. Политические принципы сводились к демократизации и денацификации, а экономические к демонополизации и демилитаризации.

Контрольный механизм управления был создан в июне 1945 года. В его структуру вошел Контрольный совет по Германии, состоящий из четырёх главнокомандующих стран-победительниц. В его обязанности входили: согласование действий главнокомандующих в своих зонах оккупаций, совместные решения по военным, экономическим и политическим вопросам, контроль над центральной немецкой администрацией. Из заместителей главнокомандующих был сформирован Комитет координаций, на который ложилась вся административная работа.

Территории

В зону французской оккупации была отнесена территория общей площадью 42 000 км² с населением в 5 900 000 человек. В её состав входили южные территории Бадена и Вюртемберга, Баварский Пфальц, регион Линдау, граничащий с Австрией, и небольшой участок земли Гогенцоллернов, Баварский Пфальц, два района Гессена, рейнский Гессен, четыре западных района Гессен-Нассау, южная часть Рейнской провинции, княжество Биркенфельд и Саарская область. В сравнении с двумя другими оккупационными зонами, доставшимся США и Великобритании, французская была наименее развита в экономическом плане.

Политика Франции в зоне оккупации

12 октября 1945 года Шарль де Голль заявил перед прессой, что Франция надеется на то, что «никогда больше не увидит Германского Рейха». Но меры, предпринятые союзниками по отношению к Германии, казались французскому руководству недостаточными. До середины 1947 года французская политика в германском вопросе носила самый радикальный и антинемецкий характер.

Французская оккупационная зона нарушала исторические границы Гессена, Баварского Пфальца и княжества Биркенфельд, разделенных по Рейну между французами и американцами. Франция планировала обменять южный Вюртемберг и земли Гогенцоллернов на северную часть земли Баден с целью создания конфедеративного государства с ядром в Вюртемберге. Также небольшое немецкое государство должно было быть создано в Бадене. Саарская область, обладающая значительной автономией, в будущем должна присоединиться к денежной и таможенной системе Франции. Оставшиеся территории переходили под управление администрации. Административный аппарат был разношерстным и состоял из бывших участников Сопротивления и чиновников вишистского правительства.

Политику Франции, проводимую в своей зоне оккупации, называют двойственной или амбивалентной. Так как в 1945—1946 годах, ратуя за федерализацию Германии, она выступала за немецкое экономическое единство. Французское видение федерализации заключалось в автономном возрождении бывших немецких государств по правому берегу Рейна и присоединение левого берега к французскому государству. Также руководство страны отказывалось от создания центрального немецкого органа на своей территории, вроде того, что существовал в американской или английской зоне.

Под руководством генерала П. Кенига был создан Совет министров, вокруг которого группировались главы секретариатов, представляющих собой правительства земель и имеющих право издавать законы. 12 декабря в землях были приняты конституции, позволявшие деятельность политических партий.

Объединение

США сначала выступили против территориальных амбиций Франции, но, желая присоединить её к курсу своей внешней политики и не допустить прихода к власти Французской коммунистической партии, пошли на уступки. В июле 1946 года в Париже госсекретарь США Дж. Бирнс намекнул на возможность присоединения Саара к Франции, если она, в свою очередь, не будет препятствовать объединению западных зон Германии. Министр иностранных дел Франции Ж. Бидо заявил, что Париж готов пойти на «честную» сделку, но это ещё не было его прямым согласием. Соединенные Штаты стали использовать «угольную дипломатию», чтобы склонить Францию к нужному решению. «Европейская угольная организация» резко уменьшила ввоз угля во Францию из Германии, что вызвало его недостаток в стране. Французское правительство запросило помощи у США и Великобритании. На что американские и английские представители заявляли, что для увеличения поставок угля нужно сделать экономику Западной Германии «самообеспечивающейся», а для этого необходимо присоединить французскую зону оккупации Германии к Бизонии. Но Кениг, занимающий пост главнокомандующего зоной, выступил против слияния. Это имело целый ряд негативных последствий, так как участие Франции в экономических и политических вопросах западной зоны стало постепенно ограничиваться. Лишь в июне 1947 года Франция признала, что решения германского вопроса можно достичь только при равноправном участии Западной Германии в Европейском сообществе. 8 апреля 1949 года Франция присоединила свою зону к Бизонии, в результате чего была образована Тризония. 23 мая 1949 года была создана Федеративная Республика Германия. Во французской зоне были созданы земли Южный Баден, Вюртемберг-Гогенцоллерн и Рейнланд-Пфальц. Саар оставался протекторатом Франции вплоть до 1957 года.

Литература

• Величко Н. В. [www.holocf.ru/Editor/assets2/Pobeda%20-%20odna%20na%20vseh.pdf#page=69 Участие Франции в союзном контрольном механизме над зонами оккупации Германии] // Жук А. И., Коваленя А. А. Победа — одна на всех : Материалы международной научно-практической конференции. — Витебск: ВГУ им. Машерова, 2014. — С. 69-72. — ISBN 978-985-517-436-4.
• Величко Н. В. [lib.vsu.by/xmlui/bitstream/handle/123456789/998/ВеличкоНВ.pdf?sequence=1&isAllowed=y Влияние «холодной войны» на германскую политику Франции во второй половине 1940-х гг]. — 2013.

Отрывок, характеризующий Французская зона оккупации Германии

Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.
Назначено было торжественное заседание ложи 2 го градуса, в которой Пьер обещал сообщить то, что он имеет передать петербургским братьям от высших руководителей ордена. Заседание было полно. После обыкновенных обрядов Пьер встал и начал свою речь.
– Любезные братья, – начал он, краснея и запинаясь и держа в руке написанную речь. – Недостаточно блюсти в тиши ложи наши таинства – нужно действовать… действовать. Мы находимся в усыплении, а нам нужно действовать. – Пьер взял свою тетрадь и начал читать.
«Для распространения чистой истины и доставления торжества добродетели, читал он, должны мы очистить людей от предрассудков, распространить правила, сообразные с духом времени, принять на себя воспитание юношества, соединиться неразрывными узами с умнейшими людьми, смело и вместе благоразумно преодолевать суеверие, неверие и глупость, образовать из преданных нам людей, связанных между собою единством цели и имеющих власть и силу.
«Для достижения сей цели должно доставить добродетели перевес над пороком, должно стараться, чтобы честный человек обретал еще в сем мире вечную награду за свои добродетели. Но в сих великих намерениях препятствуют нам весьма много – нынешние политические учреждения. Что же делать при таковом положении вещей? Благоприятствовать ли революциям, всё ниспровергнуть, изгнать силу силой?… Нет, мы весьма далеки от того. Всякая насильственная реформа достойна порицания, потому что ни мало не исправит зла, пока люди остаются таковы, каковы они есть, и потому что мудрость не имеет нужды в насилии.
«Весь план ордена должен быть основан на том, чтоб образовать людей твердых, добродетельных и связанных единством убеждения, убеждения, состоящего в том, чтобы везде и всеми силами преследовать порок и глупость и покровительствовать таланты и добродетель: извлекать из праха людей достойных, присоединяя их к нашему братству. Тогда только орден наш будет иметь власть – нечувствительно вязать руки покровителям беспорядка и управлять ими так, чтоб они того не примечали. Одним словом, надобно учредить всеобщий владычествующий образ правления, который распространялся бы над целым светом, не разрушая гражданских уз, и при коем все прочие правления могли бы продолжаться обыкновенным своим порядком и делать всё, кроме того только, что препятствует великой цели нашего ордена, то есть доставлению добродетели торжества над пороком. Сию цель предполагало само христианство. Оно учило людей быть мудрыми и добрыми, и для собственной своей выгоды следовать примеру и наставлениям лучших и мудрейших человеков.
«Тогда, когда всё погружено было во мраке, достаточно было, конечно, одного проповедания: новость истины придавала ей особенную силу, но ныне потребны для нас гораздо сильнейшие средства. Теперь нужно, чтобы человек, управляемый своими чувствами, находил в добродетели чувственные прелести. Нельзя искоренить страстей; должно только стараться направить их к благородной цели, и потому надобно, чтобы каждый мог удовлетворять своим страстям в пределах добродетели, и чтобы наш орден доставлял к тому средства.
«Как скоро будет у нас некоторое число достойных людей в каждом государстве, каждый из них образует опять двух других, и все они тесно между собой соединятся – тогда всё будет возможно для ордена, который втайне успел уже сделать многое ко благу человечества».
Речь эта произвела не только сильное впечатление, но и волнение в ложе. Большинство же братьев, видевшее в этой речи опасные замыслы иллюминатства, с удивившею Пьера холодностью приняло его речь. Великий мастер стал возражать Пьеру. Пьер с большим и большим жаром стал развивать свои мысли. Давно не было столь бурного заседания. Составились партии: одни обвиняли Пьера, осуждая его в иллюминатстве; другие поддерживали его. Пьера в первый раз поразило на этом собрании то бесконечное разнообразие умов человеческих, которое делает то, что никакая истина одинаково не представляется двум людям. Даже те из членов, которые казалось были на его стороне, понимали его по своему, с ограничениями, изменениями, на которые он не мог согласиться, так как главная потребность Пьера состояла именно в том, чтобы передать свою мысль другому точно так, как он сам понимал ее.