Хамден ас-Сабахи

Хамден Сабахи
(араб. حمدين صباحى‎)
Имя при рождении:	Хамден Абдель-Атти Абдель Максуд Сабахи
Дата рождения:	5 июля 1954(1954-07-05) (69 лет)
Место рождения:	Балтим
Гражданство:	Египет
Образование:	Факультет массовых коммуникаций Каирского университета
Вероисповедание:	Суннизм
Партия:	Аль-Карама, Египетское народное течение, Объединённая насеристская партия
Супруга:	Сехам Неджм
Дети:	Сальма Сабахи, Амхед Сабахи

Хамден Абдель-Атти Абдель Максуд Сабахи (араб. حمدين عبد العاطي عبد المقصود صباحي‎) — египетский журналист и политик левого толка. Лидер Египетского народного течения и один из лидеров Фронта национального спасения. Оппозиционер во времена правления Анвара Садата и Хосни Мубарака, он подвергался тюремному заключению 17 раз за свой политический активизм. Хамден Сабахи поддержал Египетскую революции 2011 Он участвовал в президентской гонке в 2012, где получил третье место с 21,72% голосов, уступив Ахмеду Шафику примерно 700 тыс. голосов. В президентской гонке 2014, где он был одним из двух кандидатов, он получил второе место 3,09% голосов, сильно уступив своему конкуренту ас-Сиси.

Известная оппозиционна фигура, Сабахи придерживается идеологии арабского национализма, панарабизма, секуляризма, революционного арабского социализма и насеризма. В 1996 он основал партию «Аль-Карама». Одна из немногих светских фигур, не запятнанная связями с режимом Мубарака, Сабахи пользовался поддержкой многих ведущих насеристов. Его поддерживают такие люди, как египетский писатель Аля аль-Асуани и египетский режиссёр Халед Юссеф.

Детство

Сабахи родился в маленьком городке Балтим в зоне Дельты Нила в мухафазе Кафр-эш-Шейх в 1954. Из 11 его братьев и сестёр он был самым младшим ребёнком Его отец, простой крестьянин, сильно выиграл в рез-те земельной реформы, проведённой после Июльской революции. Сабахи провёл детство в окружении фермеров и во время юности занимался рыбалкой.

Образование

В 1975 Сабахи поступил на факультет массовых коммуникаций Каирского университета, там же он стал главным редактором университетского издания «Студенты»". Вместе со своими друзьями он основал политический насеристский клуб, где он также был главой. Вскоре клуб разросся и до др. университетов. Сабахи создал его в ответ на, как ему казалось, попытки Садата уничтожить наследие насеровских достижений.В этом году Сабахи был избран председателем студенческого совета Каирского университета, заняв позицию до 1976, и предеседателем Египетского студенческого союза, заняв позицию до 1977.

В 1977 после хлебных бунтов Садат встретился с представителями студсоюза для теледебатов, когда Сабахи и стал знаменитым. Сабахи открыто обвинил в коррупции правительство Садата. Он раскритиковал проводимую Садатом политику «инфитах», сказав что та полезна лишь зажиточным богачам и капиталистам. Он раскритиковал планы Садата по заключения мирного договора с Израилем, за что ему запретили выступать как журналисту в государственных СМИ.

В сентябре 1981 в рез-те сильной публичной критики мирного договора Сабахи стал самым молодым лидером националистической оппозиции, арестованным властями. Он был одним из 1,500 националистов, арестованных по всей стране в рез-те кампании репрессий Садата. В 1985 он получил степень магистра в журналистике. В конце 80-х уже во времена Мубарака Сабахи снова был арестован за предполагаемое членство в группе «Египетская революция», устроившей убийства израильтян в Египте под руководством Махмуда Нурэддина. В группу входил и сын Гамаля Насера Халид Абдель Насер . В 1991 его снова арестовали после речи, осуждающей американские авиаудары по Ираку после вывода Саддамом войск из Кувейта.

Политическая карьера

Насеристская партия

Сабахи помогал создать возглавляемую Дияэддином Давудом Арабскую демократическую насеристскую партию. В 1993 он вместе с др. членами националистического движения посетил лидеров палестинских федаинов в Ливане. C 70-х он поддерживал движения сопротивленческие палестинские и ливанские движения. В том же году он пережил попытку покушения и позже был задержан за его критику арабского бездействия перед лицом американских санкций против Ирака. Когда Сабахи впервые баллотировался в Парламент Египта в 1995, мубараковский режим послал своих сторонников для запугивания и физических атак на его сторонников. Хотя те выборы Сабахи и не выиграл, он всё же получил хороший процент на выборах.

После этого между «старой гвардией» и «новыми» людьми партии разгорелись противоречия. Старую гвардию представлял Давуд и старые члены Арабского социалистического союза, угодившие в тюрьму при Садате в 1971, а новых — активисты-студенты, продвигавшие насеристские идеи во времена Садата на воле. Сабахи принадлежал к лагерю новых. Вместе с Амином Искандером и тремя другими высокопоставленными членами Давуд выкинул его из партии в марте 1996 за его попытки настаивать на том, чтобы старая гвардия не принимала решения единолично и учитывала мнение новых людей ради осовременивания партии. В 1996 им запретили участвовать во внутренних выборах, что Сабахи назвал несвободными и бесчестными.

В 1997 Мубарак подписал закон, лишивший фермеров права иметь землю, за которую они платили и которую содержали, положив конец реформ времён Насера и уничтоживший права аренды для фермеров. В 1997 Сабахи был арестован третий раз и подвергся пыткам за свою оппозицию законам. Ему предъявили объявения в "подстрекательстве сельскохозяйственных рабочий к бессрочной забастовке на их земельных участках в качестве протеста" против закона.

Аль-Карама

В 1998 Сабахи и Искандер, покинув Арабскую демократическую насеристскую партию, основали партию «аль-Карама». В сентябре их исключение из партии признали нелегитимным, но они отказались вернуться, заявив что Давуд слишком авторитарен и принимает решения независимо от мнения большинства членов партии". Однако правительственный комитет по делам политических партий отказал новой партии в регистрации. С 1999 Сабахи стал членом Египетского журналистского синдиката и был назначен главой его информационного комитета. В 2000 он в ходе парламентских выборов прошёл в Парламент, хотя и не в качестве кандидата от «аль-Карамы», а как независимый кандидат. Его кампания полагалась на риторику о защите озера Буруллус от загрязнения и защите от схем по увеличению земельной площади вокруг его зоны путём засыпки озера песком.

В 2003 Сабахи был арестован в четвёртый раз за организацию протестов против дозволения прохода эсминцам ВМС США через Суэцкий канал при начале операции в Ираке. Он стал первым в истории страны действующим задержанным членом Парламента. Годом позже он создал политическое движение «Кефайя», выступавшее против возможных продлений срока полномочий Мубарака или же переходу власти к Гамалю Мубараку.

Сабахи стал главным редактором партийной газеты Al-Karama вплоть до середины 2010. В 2006 Сабахи поддержал движение Хизболла, а в 2008 он поехал в сектор Газа в попытке прорвать блокаду территории. Будучи здесь, Сабахи встретился с членами ХАМАС для обсуждения положения дел в Секторе и выражении солидарности движению ХАМАС и палестинским националистам. В 2009 Сабахи покинул пост генерального секретаря «аль-Карамы», чтобы сфокусироваться на будущих президентских выборах. В начале 2010 он вместе с эль-Барадеи и Айманом Нуром основал движение «Национальная ассоциация за перемены».

Роль в Египетской революции

25 января 2011, в первый день Революции, Сабахи присоединился к проходящим в его родном Балхим протестам и был легко ранен силами безопасности, пытавшимися подавить протесты. После этого он присоединился к массовым протестам против Мубарака на Тахрире. 28 января он провёл весь день в Мухандисине среди протестующих народных масс.

После падения Мубарака Сабахи произнёс несколько речей и провёл несколько лекций в египетских университетах в поддержку революции и обсуждении будущего Египта. Он участвовал в нескольких протестах против ВСВС, сохраняющего переходный контроль над страной. В августе 2011 он присоединился к протестам перед израильским посольством в Каире. Он критиковал управление страной ВСВС в переходный период, а именно их ответ на протесты у телецентра Масперо, в которых 26 протестующих были убиты, и протесты на улице Мухаммеда Махмуда в ноябре, где 40 протестующих были убиты.

Президентские выборы 2012

До выборов он считался тёмной лошадкой и шёл в конце в опросах, но, к удивлению, на выборах он уступил Ахмеду лишь около 700 тысяч голосов, придя третьим. Популярность Сабахи стала сюрпризом для многих политаналитиков, т.к. у него не было партийного аппарата за пределами крупных городов. Большинство проголосовавших за Сабахи были из Порт-Саида и Александрии, где у него было первое место по голосам, а также из некоторых частей Каира, Суэца, Дакахлии, Думъята и Гарбии. После объявление результатов Сабахи подал формальную жалобу, указав на нарушения в ходе голосования и поставив под вопрос легитиность участия Шафика как кандидата.

Вторая волна Революции

Когда началась вторая волна Революции, министр обороны Египта Абдель Фаттах ас-Сиси призвал к массовым протестам на 26 июля 2013, что "дало бы ему мандат" на борьбу с терроризмом в стране. Хотя египетские правозащитные группы отказались и многими политическими группами, впоследствии поддержавшими военный путч, такими как «Движение 6 апреля» или партией «Сильный Египет», Сабахи и его Египетское народное течение поддержали протесты и генерала ас-Сиси.

В августе 2013 после силового разгона лагерей сторонников Мухаммеда Мурси армией, в ходе которого были убиты сотни человек, Сабахи выразил поддержку войскам. Также он призвал к созыву экстенного арабского саммита ЛАГ и поблагодарил ОАЭ, Саудовскую Аравию и Иорданию за их позицию и пригласил в Египет президентов РФ и КНР.

Сабахи осудил судебный вердикт Ахмеду Махеру, Мухаммеду Аделю и Ахмеду Дума в виде 3 лёт заключения и штраф в 50,000 египетских фунтов и заявил, что Адли Мансур должен помиловать их.

Президентские выборы 2014

8 февраля Сабахи официально объявил о своём намерении участвовать в президентской гонке. 14 марта Сабахи раскритиковал Сиси и переходное правительство за совершённые нарушения прав человека за этот период, а также заявил о том, что они чужды идеям Революции и демократии. 2 мая было подтверждено участие Сабахи в выборах. В случае избрания он пообещал отменить закон о протестах. Также он заявил о намерение внести поправки в Кэмп-Дэвидские соглашения и позволить людям голосовать по этому поводу. Однако Сабахи проиграл Сиси.

Политические позиции

Мурси

В марте 2013 заявил, что Мурси стал новым диктатором как Мубарак, хотя впоследствии отказался поддержать военный режим.

Хизбалла и Израиль

3 апреля 2014 выразил поддержку Хизбалле в интевью Al-Manar TV, заявив о поддержке любых сил, повернувших оружие против Израиля, кроме тех, кто повернул своё оружие против кого-либо ещё.

Закон о протестах

12 июня 2014 в своём Twitter-аккаунте призвал к изменению Закона о протестах в сторону большей демократичности, после того как блогер Аля Абдель Фаттах и ещё 24 человека были приговорены к 15 годам заключения заочно в один день одним уголовным делом днём ранее за протесты перед зданием Совета Шуры.

Турция и Сирия

Сабахи в интервью al-Monitor заявил, что он не поддерживает сирийскую оппозицию и Эрдогана, однако считает, что без демократических реформ Сирия рухнет, а также что он поддерживает сотрудничество между Ираном, Турцией и арабским миром . Также он заявлял об осуждений преступлений сирийского режима.

Отрывок, характеризующий Хамден ас-Сабахи

– «Не нам, не нам, а имени твоему!» Я человек тоже, как и вы; оставьте меня жить, как человека, и думать о своей душе и о боге.

Как солнце и каждый атом эфира есть шар, законченный в самом себе и вместе с тем только атом недоступного человеку по огромности целого, – так и каждая личность носит в самой себе свои цели и между тем носит их для того, чтобы служить недоступным человеку целям общим.
Пчела, сидевшая на цветке, ужалила ребенка. И ребенок боится пчел и говорит, что цель пчелы состоит в том, чтобы жалить людей. Поэт любуется пчелой, впивающейся в чашечку цветка, и говорит, цель пчелы состоит во впивании в себя аромата цветов. Пчеловод, замечая, что пчела собирает цветочную пыль к приносит ее в улей, говорит, что цель пчелы состоит в собирании меда. Другой пчеловод, ближе изучив жизнь роя, говорит, что пчела собирает пыль для выкармливанья молодых пчел и выведения матки, что цель ее состоит в продолжении рода. Ботаник замечает, что, перелетая с пылью двудомного цветка на пестик, пчела оплодотворяет его, и ботаник в этом видит цель пчелы. Другой, наблюдая переселение растений, видит, что пчела содействует этому переселению, и этот новый наблюдатель может сказать, что в этом состоит цель пчелы. Но конечная цель пчелы не исчерпывается ни тою, ни другой, ни третьей целью, которые в состоянии открыть ум человеческий. Чем выше поднимается ум человеческий в открытии этих целей, тем очевиднее для него недоступность конечной цели.
Человеку доступно только наблюдение над соответственностью жизни пчелы с другими явлениями жизни. То же с целями исторических лиц и народов.


Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.


В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……


Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.