Чемпионат мира по художественной гимнастике 1991
Поделись знанием:
Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
XV чемпионат мира по художественной гимнастике состоялся с 9 по 13 октября 1991 года в Пирее (Греция). Индивидуальные соревнования прошли в командном и личном многоборье, а также в финалах упражнений в отдельных видах — со скакалкой, обручем, мячом и булавами. Групповые соревнования проходили с шестью лентами и тремя скакалками/тремя мячами (многоборье и финалы в отдельных видах)[1][2].
Содержание
Финалы в индивидуальном первенстве
Командное многоборье
Золото | Серебро | Бронза |
СССР Оксана Костина Оксана Скалдина Александра Тимошенко |
Болгария Мила Маринова Мария Петрова Кристина Шекерова |
Испания Кармен Аседо Каролина Паскуаль Моника Феррандес |
Индивидуальное многоборье
Место | Страна | Имя | Сумма | ||||
---|---|---|---|---|---|---|---|
1 | СССР | Оксана Скалдина | 10.000 | 9.800 | 9.775 | 10.000 | 39.575 |
2 | СССР | Александра Тимошенко | 10.000 | 9.750 | 9.900 | 9.800 | 39.450 |
3 | Болгария | Мила Маринова | 9.750 | 9.800 | 9.900 | 9.700 | 39.150 |
4 | Болгария | Кристина Шекерова | 9.750 | 9.650 | 9.725 | 9.750 | 38.875 |
5 | Румыния | Ирина Деляну | 9.700 | 9.650 | 9.600 | 9.650 | 38.600 |
6 | Испания | Моника Феррандес | 9.525 | 9.550 | 9.500 | 9.475 | 38.050 |
7 | Греция | Мария Сансариду | 9.500 | 9.500 | 9.425 | 9.525 | 37.950 |
8 | Польша | Йоанна Бодак | 9.450 | 9.325 | 9.450 | 9.550 | 37.775 |
9 | Польша | Элиза Бьялковска | 9.550 | 9.425 | 9.175 | 9.375 | 37.525 |
10 | КНР | Саша Го | 9.375 | 9.400 | 9.350 | 9.375 | 37.500 |
11 | Италия | Саманта Феррари | 9.350 | 9.475 | 9.200 | 9.450 | 37.475 |
11 | КНДР | Кён Хири | 9.525 | 9.425 | 9.300 | 9.225 | 37.475 |
13 | Канада | Мэри Фьюзеси | 9.275 | 9.375 | 9.325 | 9.425 | 37.400 |
14 | Греция | Арети Синапиду | 9.225 | 9.275 | 9.375 | 9.475 | 37.350 |
15 | Испания | Каролина Паскуаль | 9.700 | 9.525 | 8.550 | 9.500 | 37.275 |
16 | Чехословакия | Ленка Улехлова | 9.300 | 9.325 | 9.300 | 9.225 | 37.150 |
17 | Япония | Юкари Кавамото | 9.200 | 9.250 | 9.200 | 9.325 | 36.975 |
18 | Югославия | Майда Милак | 9.175 | 9.100 | 9.325 | 9.250 | 36.850 |
19 | Германия | Сандра Шёк | 9.125 | 9.275 | 9.100 | 9.275 | 36.775 |
20 | Италия | Ирен Гермини | 9.025 | 9.250 | 9.125 | 9.350 | 36.750 |
21 | Германия | Микаэла Циглер | 9.225 | 9.250 | 9.225 | 9.025 | 36.725 |
22 | Франция | Кристель Саюк | 9.275 | 9.100 | 9.050 | 9.025 | 36.450 |
23 | Румыния | Анкута Гойя | 8.750 | 9.100 | 9.275 | 9.300 | 36.425 |
24 | Венгрия | Анита Балог | 9.200 | 9.250 | 8.900 | 9.000 | 36.350 |
25 | Финляндия | Ханна Лайхо | 9.075 | 9.150 | 9.125 | 8.875 | 36.225 |
26 | Югославия | Кристина Радонич | 8.850 | 9.075 | 9.025 | 8.500 | 35.450 |
Скакалка
Место | Страна | Спортсменка | Оценка |
---|---|---|---|
1 | СССР | Александра Тимошенко | 9.975 |
2 | Болгария | Кристина Шекерова | 9.800 |
3 | СССР | Оксана Скалдина | 9.725 |
4 | Румыния | Ирина Деляну | 9.675 |
5 | Испания | Моника Феррандес | 9.650 |
6 | Болгария | Мила Маринова | 9.625 |
7 | Польша | Йоанна Бодак | 9.550 |
8 | Греция | Мария Сансариду | 9.475 |
Обруч
Место | Страна | Спортсменка | Оценка |
---|---|---|---|
1 | СССР | Александра Тимошенко | 10.000 |
2 | Болгария | Мила Маринова | 9.975 |
3 | СССР | Оксана Скалдина | 9.950 |
4 | Болгария | Кристина Шекерова | 9.725 |
5 | Испания | Кармен Аседо | 9.600 |
6 | Греция | Мария Сансариду | 9.575 |
7 | Испания | Моника Феррандес | 9.550 |
8 | Италия | Саманта Ферарри | 9.275 |
Мяч
Место | Страна | Спортсменка | Оценка |
---|---|---|---|
1 | СССР | Александра Тимошенко | 9.975 |
2 | СССР | Оксана Скалдина | 9.800 |
3 | Болгария | Мила Маринова | 9.750 |
4 | Болгария | Мария Петрова | 9.700 |
5 | Испания | Каролина Паскуаль | 9.550 |
6 | Румыния | Ирина Деляну | 9.525 |
6 | Испания | Моника Феррандес | 9.525 |
8 | Греция | Мария Сансариду | 9.450 |
Булавы
Место | Страна | Спортсменка | Оценка |
---|---|---|---|
1 | СССР | Александра Тимошенко | 10.000 |
2 | Болгария | Мила Маринова | 9.975 |
3 | Италия | Саманта Ферарри | 9.675 |
4 | Болгария | Мария Петрова | 9.600 |
4 | СССР | Оксана Скалдина | 9.600 |
6 | Польша | Йоанна Бодак | 9.550 |
7 | Испания | Моника Феррандес | 9.425 |
8 | Чехословакия | Ленка Улехлова | 9.000 |
Финалы в групповом первенстве
Многоборье
Место | Страна | 3 + 3 | 6 | Сумма |
---|---|---|---|---|
1 | Испания | 19.500 | 19.350 | 38.850 |
2 | СССР | 19.400 | 19.400 | 38.800 |
3 | КНДР | 19.300 | 19.200 | 38.500 |
4 | Болгария | 18.700 | 19.350 | 38.050 |
5 | Греция | 19.000 | 19.000 | 38.000 |
6 | Япония | 18.900 | 19.000 | 37.900 |
7 | Италия | 18.900 | 18.950 | 37.850 |
8 | Венгрия | 18.900 | 18.800 | 37.700 |
9 | Германия | 18.850 | 18.800 | 37.650 |
10 | Франция | 18.800 | 18.700 | 37.500 |
11 | Финляндия | 18.600 | 18.250 | 36.850 |
12 | КНР | 18.500 | 18.300 | 36.800 |
13 | Югославия | 18.350 | 18.050 | 36.400 |
14 | Канада | 18.150 | 18.050 | 36.200 |
15 | Нидерланды | 17.900 | 18.200 | 36.100 |
16 | Норвегия | 17.650 | 17.500 | 35.150 |
17 | Австрия | 16.750 | 17.950 | 34.700 |
18 | Бразилия | 17.650 | 16.800 | 34.450 |
6 лент
Место | Страна | Многоборье | Финал | Сумма |
---|---|---|---|---|
1 | СССР | 19.400 | 19.500 | 38.900 |
2 | Болгария | 19.350 | 19.500 | 38.850 |
2 | Испания | 19.350 | 19.500 | 38.850 |
4 | КНДР | 19.200 | 19.100 | 38.300 |
5 | Япония | 19.000 | 19.200 | 38.200 |
6 | Греция | 19.000 | 19.075 | 38.075 |
7 | Венгрия | 18.800 | 18.900 | 37.700 |
8 | Италия | 18.950 | 18.550 | 37.500 |
3 скакалки+3 мяча
Место | Страна | Многоборье | Финал | Сумма |
---|---|---|---|---|
1 | СССР | 19.400 | 19.500 | 38.900 |
2 | Испания | 19.500 | 19.250 | 38.750 |
3 | КНДР | 19.300 | 19.400 | 38.700 |
4 | Греция | 19.000 | 19.250 | 38.250 |
5 | Италия | 18.900 | 19.100 | 38.000 |
6 | Япония | 18.900 | 19.000 | 37.900 |
7 | Германия | 18.850 | 19.000 | 37.850 |
8 | Венгрия | 18.900 | 18.900 | 37.800 |
Напишите отзыв о статье "Чемпионат мира по художественной гимнастике 1991"
Примечания
Ссылки
- [www.fig-gymnastics.com/ FIG — Международная федерация гимнастики]
|
Отрывок, характеризующий Чемпионат мира по художественной гимнастике 1991
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.