Шаповалов, Виталий Владимирович
Поделись знанием:
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
| Виталий Шаповалов | |
| Имя при рождении: |
Виталий Владимирович Шаповалов |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Профессия: | |
| Награды: |
|
Виталий Владимирович Шаповалов (род. 1 мая 1939 года, Юрковка, Украина, СССР) — советский и российский актёр, Народный артист РСФСР (1990).
Содержание
Биография
С детства пел и играл на гитаре. Окончил Хабаровское музыкальное училище по классу трубы, затем в 1968 году окончил Театральное училище им. Б. Щукина и в том же году был принят в труппу Театра на Таганке, где сыграл множество интересных ролей.
В 1985 году во время изгнания из СССР Юрия Любимова, когда главным режиссёром в Театре на Таганке был назначен Анатолий Эфрос, Шаповалов совместно с Вениамином Смеховым и Леонидом Филатовым ушёл в московский театр «Современник», где играл в течение двух лет.[1] В 1987 году снова вернулся в Театр на Таганке. Для Шаповалова, как для актёра, характерно мастерство перевоплощения, бережное внимание к слову, жесту, мощный темперамент.[1] Один из коллег по театру Александр Трофимов в одном из интервью охарактеризовал его так: «На мой взгляд — это вот та редкая порода артистов. Это из области Бориса Андреева и Павла Луспекаева — вот он такой народный человек».[2] В 2009 году, когда Виталий Шаповалов получил травму (у него был перелом шейки бедра), он был уволен Юрием Любимовым из Театра на Таганке[3], но, вопреки ожиданиям, в 2011 году, когда Любимов ушёл в отставку, он так и не был восстановлен на прежнем месте работы при новом художественном руководителе театра Валерии Золотухине.[4]
Роли в театре
Театр на Таганке
- «А зори здесь тихие…» — старшина Васков
- «Пугачёв» — Емельян Пугачёв
- «Мастер и Маргарита» — Понтий Пилат
- «Живой» — Гузенков
- «Преступление и наказание» — Свидригайлов
- «Борис Годунов» — Борис Годунов
- «Тартюф» — Лояль
- «Мать» — Рыбин
- «Пристегните ремни» — Щербатов
- «Самоубийца» — Подсекальников
Театр «Современник»
- «А по утру они проснулись…» — Пилипенко
- «Близнец» — Александр
Фильмография
- 1969 — Дорога домой — водитель
- 1969 — Эхо далёких снегов — эпизод
- 1970 — В лазоревой степи — Максим
- 1972 — Летние сны — Степан Григорьевич Казанец
- 1972 — Свеаборг — солдат
- 1973 — Бесстрашный атаман — урядник
- 1974 — Иван да Марья — Нечистая сила
- 1976 — Театр неизвестного актёра — Князьковский
- 1977 — Родные — Тарасов
- 1981 — Женщина в белом — граф Фоско
- 1981 — Ленин в Париже — матрос
- 1982 — Грачи — Леонид Осадчий, он же Чикин Леонид Михайлович
- 1983 — Не было бы счастья... — Толик, диспетчер
- 1983 — Обрыв — Иван Иванович Тушин
- 1983 — Петля — Ян Янович, капитан, участковый в Тукумсе
- 1984 — Мёртвые души — Ноздрёв
- 1988 — Трагедия в стиле рок — Друг Дмитрия Ивановича Багрова
- 1989 — Дежа вю — швейцар в гостинице
- 1989 — Смиренное кладбище — Александр Раевский, работник кладбища
- 2001 — Next — председательствующий авторитет
- 2002 — Каменская 2 — отчим Каменской
- 2002 — Марш Турецкого — Киселёв, маршал
- 2003 — Каменская 3 — отчим Каменской
- 2004 — Близнецы — Бобров
- 2008 — Тайны дворцовых переворотов. Фильм 7. Виват, Анна Иоанновна! — генерал Леонтьев
Напишите отзыв о статье "Шаповалов, Виталий Владимирович"
Примечания
- ↑ 1 2 [vagant2003.narod.ru/2000131009.htm Виталий Шаповалов: «Я не хотел быть лабухом»]
- ↑ [www.vesti.ru/doc.html?id=281475 Юбилей актёра Виталия Шаповалова]
- ↑ [www.stringer.ru/publication.mhtml?Part=48&PubID=17193 Любимовы за копейку удавятся]
- ↑ [bobbyux.livejournal.com/131443.html Таганка сохранит в репертуаре спектакли Юрия Любимова]
Ссылки
- [vagant2003.narod.ru/2000131009.htm Виталий Шаповалов: «Я не хотел быть лабухом»]
- [www.vesti.ru/doc.html?id=281475 Юбилей актёра Виталия Шаповалова]
Отрывок, характеризующий Шаповалов, Виталий Владимирович
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
