Фита

Буквы со сходным начертанием: Θ · Ө · Ɵ · ፀ

Фита́ (Ѳ, ѳ) — предпоследняя буква старо- и церковнославянской кириллицы, последняя (после выхода из употребления в конце XIX века ижицы) буква дореволюционного русского алфавита.

История

Происходит от греческой буквы тета (Θ, θ); имеет такое же числовое значение — 9 (хотя в азбуке традиционно стоит не на 9-м месте, а в конце). В кириллице выглядит как (в некоторых почерках и шрифтах горизонтальная черта пересекает овал заметно ниже середины или даже касается его снизу, что может приводить к смешению этой буквы с Д). В первоначальной глаголице, как предполагают, фита отсутствовала; в позднейшей встречается заимствованный то ли непосредственно из греческого, то ли даже из кириллицы знак (Ⱚ), не имеющий числового значения.

Название «фита» связано с новогреческим прочтением слова θῆτα как [th]и́та, где первый звук тождествен английскому глухому th. В южнославянской традиции (к которой принадлежал и старославянский язык) читалась как [t], чем объясняется, в частности, отсутствие эпентетического (вставного) «л» в слове коринфяне (ср. с иосифляне). В древнерусских и церковнославянских текстах восточнославянского извода читалась всегда как [f] и примерно до середины XVII века употреблялась как вариант буквы Ф (ферт), безотносительно этимологии. В ряде орфографических школ употреблялась либо только одна, либо только другая буква. Например, в берестяных грамотах на протяжении XIII века фита выступает единственным средством передачи звука [f], а буква Ф не используется; в XIV-XV веках, напротив, в берестяной письменности фита почти полностью вытесняется фертом. В дониконовской и последующей старообрядческой церковнославянской орфографии просматривается тенденция ставить фиту в начале слов, а ферт — в середине. Начиная с середины XVII века в церковнославянской, а вслед за ней и в русской письменности фита используется этимологически: только в словах, заимствованных из греческого языка (или при его посредстве), и только на месте греческой теты. Например, в слове орѳографія первое [f] передаётся через фиту, а второе через ферт: потому что исходное греческое слово пишется как ορθογραφία (ср. также с написанием лат. orthographia и его вариантами в нынешних западноевропейских языках). Так же объясняется разница написаний в именах Ѳеодоръ (разговорное Ѳёдоръ) и Филиппъ: потому что по-гречески они Θεόδωρος и Φίλιππος (ср. с лат. Theodorus, Philippus).

Пётр I, вводя гражданский шрифт, сперва (1707—1708) отменил букву «ферт» (Ф), сделав фиту единственным способом выражения звука [ф]; но вскоре (1710) различие Ф/Ѳ по церковнославянской системе было восстановлено. Орфографические же реформы 1917—1918 гг., наоборот, упразднили фиту с повсеместной заменой её на Ф. Освободившуюся литеру вскоре приспособили к создаваемым на базе кириллицы письменностям нескольких алтайских языков, придав ей совершенно иное значение: гласного звука /œ/, подобного французскому eu и немецкому ö. Нынче же создатели компьютерных кодировок «развели» эти два использования одного и того же типографского знака по разным кодовым позициям (в Юникоде U+0472/U+0473 для фиты, U+04E8/U+04E9 для «гласной Ө» в кириллице и U+019F/U+0275 для неё же в латинице), а дизайнеры компьютерных шрифтов решили обозначить разницу наглядно, изобразив их по-разному, фиту с волнистой чёрточкой, а ө с прямой: Ѳ, ѳ — Ө, ө — Ɵ, ɵ. Это противоречит традиционному дизайну гражданских кириллических шрифтов, при котором чёрточка внутри O (что бы ни означала получающаяся буква) должна рисоваться прямой или волнистой одновременно с «язычком» буквы Э.

«Неприличность» фиты у Гоголя

В поэме Н. В. Гоголя «Мёртвые души» Ноздрёв называет зятя Мижуева, а затем Чичикова фетюками (Ѳетюкъ). Гоголь объясняет это так: «Ѳетюкъ слово обидное для мужчины, происходитъ отъ Ѳ, буквы, почитаемой нѣкоторыми неприличною». По мнению ряда лингвистов, синонимы фетюк и фатюй на самом деле восходят к венг. fattyú ‛внебрачный ребёнок’.

Любопытно, что один из героев В. И. Даля, наоборот, заменял букву «фертъ ѳитою, потому-что ф была, по мнѣнію Стахѣя, буква вовсе неблагопристойная».

Кодировка

Кодировка по Unicode и HTML

Графема	Unicode		HTML
	Код	Название	Шестнадцатеричное	Десятичное	Мнемоника
Ѳ	U+0472	CYRILLIC CAPITAL LETTER FITA	Ѳ	Ѳ	—
ѳ	U+0473	CYRILLIC SMAll LETTER FITA	ѳ	ѳ	—
Ⱚ	U+2C2A	GLAGOLITIC CAPITAL LETTER FITA	Ⱚ	Ⱚ	—
ⱚ	U+2C5A	GLAGOLITIC SMALL LETTER FITA	ⱚ	ⱚ	—

Литература

• Булич С. К.,. Фита // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [arhivarij.narod.ru/do_revoliucii.html Ресурсы по дореволюционной орфографии]

Отрывок, характеризующий Фита

– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.