8-я армия (НОАК)

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

8-я армия 八路军
Годы существования	22 августа 1937 - июнь 1946
Страна	Китайская республика
Входит в	Национально-революционная армия
Тип	пехота
Численность	от 45 до 600 тысяч человек
Участие в	Пинсингуаньское сражение «Битва ста полков»
Командиры
Известные командиры	Чжу Дэ

8-я армия (официальное полное название — кит. упр. 国民革命军第八路军, пиньинь: Guómín Gémìngjūn Dìbālùjūn, палл.: Гоминь гэминцзюнь дибалуцзюнь («8-я армия Национально-революционной армии»), общепринятое сокращение — кит. упр. 八路军, пиньинь: Bālùjūn, палл.: Балуцзюнь («8-я армия»)) — одно из соединений Национально-революционной армии Китая, контролировавшееся китайскими коммунистами.

Сразу же после начала Японо-китайской войны началось сближение между Гоминьданом и Коммунистической партией Китая с целью создания единого фронта борьбы против японской агрессии. 17 июля 1937 года Чан Кайши выступил с заявлением о необходимости общенациональной борьбы сопротивления. 22 августа, сразу же по завершении советско-китайских переговоров, гоминьдановское правительство издало приказ о преобразовании вооружённых сил КПК в 8-ю армию НРА. Командиром был назначен Чжу Дэ, его заместителем — Пэн Дэхуай. Численность армии первоначально была определена в 45 тысяч бойцов, армия состояла из трёх дивизий: 115-я (командир Линь Бяо), 120-я (командир Хэ Лун), 129-я (командир Лю Бочэн).

В 1938 году 8-я армия формально была преобразована в 18-ю армейскую группу 3-го военного района, возглавляемого Янь Сишанем, однако на практике продолжала действовать независимо, подчиняясь не гоминьдановскому правительству, а руководству компартии, и её по-прежнему продолжали именовать «8-й армией».

С первых месяцев войны руководство КПК направило значительную часть своих вооружённых сил в тыл быстро наступавших японских войск. Особенно активно части 8-й армии действовали в Северном Китае, где и до войны Гоминьдан не имел прочных военно-политических позиций, а власть фактически принадлежала различным милитаристам. Так, часть 115-й дивизии (около 2 тысяч бойцов) во главе с Не Жунчжэнем была оставлена в горном массиве на стыке горных хребтов Тайханшань, Утайшань и Хэншань, где коммунистам удалось организовать массовое партизанское движение, на его основе значительно расширить части 115-й дивизии и создать большой освобождённый район на стыке провинций Шаньси-Чахар-Хэбэй с центром в городе Фупине. Части 129-й дивизии стали организаторами партизанского движения, базировавшегося прежде всего в горном районе Тайханшань, а затем распространившегося из юго-западной Шаньси в провинции Хэбэй, Шаньдун и Хэнань, где был пограничный освобождённый район. Части 120-й дивизии в первые месяцы войны вели активные боевые действия против японских войск в северной Шаньси, а затем — после падения Тайюаня — стали действовать в японском тылу, развернув партизанское движение в северо-западной Шаньси, а также в центральной, западной и южной Суйюани, вплоть до Чахара.

Во второй половине 1940 года командование 8-й и Новой 4-й армий организовало самую крупную за всю войну войсковую операцию коммунистических армий против японских захватчиков — т. н. «Битву ста полков». В ней участвовало более 400 тыс. бойцов. За три с половиной месяца боёв народные армии вывели из строя более 20 тыс. вражеских солдат и офицеров и освободили от противника территорию с населением более 5 млн человек, но в ходе последовавшего контрнаступления японцев вынуждены были отойти на исходные позиции. Опыт операции привёл руководство КПК к необходимости перехода к тактике мелких партизанских акций против японцев без проведения крупномасштабных сражений.

Благодаря эффективной аграрной политике, осуществляемой КПК в освобождённых районах, коммунистические воинские части имели прочный и спокойный тыл. Вовлекая в свои ряды разнородные местные патриотические вооружённые формирования, а также используя в своих интересах общенациональный (гоминьдановский) закон о воинской обязанности, 8-я армия к концу войны довела свою численность до 600 тысяч человек (с учётом бойцов ополчения).

Летом 1946 года, после возобновления Гражданской войны в Китае, на основе 8 армии, Новой 4 армии и Северо-Восточной антияпонской объединённой армии была сформирована Северо-Восточная народно-освободительная армия.

Отрывок, характеризующий 8-я армия (НОАК)

Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.