Cantiones sacrae
Cantiones sacrae, также Sacrae cantiones (лат. «духовные песни») в западноевропейской музыке Возрождения и раннего барокко — сборник латинских мотетов на библейские тексты, либо на гимнографические тексты-парафразы Священного Писания. В отличие от сборников латинских мотетов, приуроченных к церковным праздникам (например, Tenebrae разных композиторов) или скомпонованных по принадлежности к одному литургическому жанру (например, «Оффертории всего церковного года» Палестрины), или к определённой библейской книге (особенно к Псалтири и Canticum canticorum), сборники «Cantiones sacrae» не содержат каких-либо «литургических» или тематических (в рамках указанной духовной темы) ограничений.
Содержание
Термин
Традиционный русский перевод «Священные песнопения»[1] не совсем верен, поскольку в качестве текстовой основы для «Cantiones sacrae» выступали не только прямые заимствования из Священного Писания (фрагменты псалмов, библейские песни типа магнификата и др.), но зачастую и новосочинённая литургическая поэзия / молитвословная проза, написанная в подражание «библейскому слогу» (например, Te Deum, богородичные антифоны, другие тексты оффиция). Кроме того, «песнопения» в русском языке означает, как правило, церковную музыку (подразумевается «церковные песнопения»), в то время как мотеты вообще и в этих сборниках в частности представляют собой довольно изысканную концертную музыку, которая исполнялась как в (католической, протестантской) церкви, так и за её пределами, особенно при дворах светской знати и церковных иерархов[2].
Слово «духовный» (лат. sacer) относится к тексту и означает «написанный/сочинённый на библейскую/религиозную тему»[3], а не в смысле «интеллектуальный, высоконравственный» («духовность интеллигенции» и т.п.)[4].
Мотеты «Cantiones sacrae» иногда называют «духовными мадригалами», учитывая стилистическую близость музыки светским мадригалам, в особенности выражение клишированных аффектов (в целом мотетам несвойственных) средствами музыкальной риторики, в отдельных случаях даже музыкальную звукопись и прочие «мадригализмы» (к примеру, «Cantiones sacrae» Джезуальдо стилистически мало отличаются от его же мадригалов). Неточность этой параллели в том, что мадригалы (в том числе, духовные) писали на «материнском» (отсюда сам термин «мадригал») языке, в то время как мотеты Cantiones sacrae — только по-латыни.
Исторический очерк
«Cantiones sacrae» в западной Европе сочиняли как католики, так и протестанты — в Нидерландах, Италии, Германии, Англии (у композиторов Франции и Испании такие сборники не были распространены). Сильнейший толчок развитию этого мотетно-циклического жанра дал Орландо Лассо, который оставил около десятка сборников «Духовных песен» (опубликованы в 1562, 1566, 1568, 1569 и позже). Среди известных авторов также Климент-не-Папа (6 сборников, все изданы в 1559), Тома Крекийон (1559, 1576), Андреа Габриели (1565), Александр Утендаль (1573), Марк-Антонио Индженьери (1576, 1581, 1589, 1591), Томас Таллис (1575), Уильям Бёрд (1575, 1589, 1591 и др.), Леонард Лехнер (1581), Клаудио Монтеверди («Cantiunculae sacrae», 1582), Ганс Лео Хасслер (1591), Тибурцио Массаино (1592), Киприан де Роре (1595, посмертная публикация), Орацио Векки (1597), Луццаско Луццаски (1598), Агостино Агаццари (6 сборников, первый опубликован в 1602), Карло Джезуальдо (два сборника, 1603), Питер Филипс (1612, 1613), Винченцо Уголини (1614), Ян Питерсзон Свелинк (1619), И.Г. Шейн (1615)[5], Самуэль Шейдт (1620)[6], Генрих Шютц (1625). С падением композиторского интереса к мотету традиция сошла на нет. Поздние образцы жанра — сборники «Римский Арион, или первая книга духовных песней» («Arion Romanus sive Liber primus sacrarum cantionum», 1670) Дж. Кариссими и «Подборка духовных песен» («Delectus sacrarum cantionum», 1669) И.К. Керля, с инструментальным сопровождением.
Напишите отзыв о статье "Cantiones sacrae"
Примечания
- ↑ См., например, в кн.: Музыкальный словарь Гроува. 2-е изд. М., 2007, сс. 102, 846, 1040 et passim.
- ↑ То, что «песнопения» тут ни при чём, явствует, например, из полного титула сборника А.Габриели «Sacrae cantiones vulgo motecta appellatae» («Духовные песни, которые в просторечии именуются мотетами»). Ср. также название сборника 1554 года (иллюстрация).
- ↑ Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. М.: Русский язык, 2000.
- ↑ Смысл названия прямо разъясняется, например, в сборниках Таллиса и Бёрда (1575): «Cantiones quae ab argumento sacrae vocantur» (argumentum sacrum — образ или тема из Священного Писания).
- ↑ Полное название: Cymbalum Sionium sive Cantiones sacrae, «Сионский кимвал, или Духовные песни».
- ↑ Словосочетанием «cantio sacra» Шейдт (в «Новой табулатуре») также называл инструментальную обработку лютеранской церковной песни, т.е. «cantio sacra» в его специфическом употреблении — синоним «хоральной обработки».
Литература
- Cantio sacra // Riemann Musiklexikon. 12te Aufl. Meinz, 1967, S.144.
Отрывок, характеризующий Cantiones sacrae
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
