Магнификат

«Магни́фикат» (по первому слову первого стиха «Magnificat anima mea Dominum») — славословие Девы Марии из Евангелия от Луки (Лк. 1:46-55) в латинском переводе (см. Вульгата). Монодические распевы (см. Григорианский хорал) стихов магнификата известны в формах большого респонсория (responsorium prolixum), тракта, верса аллилуйи, антифона и т. д. Наибольшее распространение в традиционном богослужении получил формульный распев магнификата на 8 псалмовых тонов, в обрамлении антифона (на собственный текст).

Характеристика

В богослужении Католической церкви магнификат — одна из основных песней библейских, образует кульминационный пункт вечерни. В Англиканской церкви магнификат («My soul doth magnifie the Lord») является одной из двух неизменных песен вечерни. У лютеран магнификат распевался как на латинский, так и на немецкий (в переводе Мартина Лютера «Meine Seele erhebt den Herrn») текст.

В современных католической и протестантских церквах хоровые магнификаты эпохи Ренессанса и эпохи барокко также используются для сопровождения богослужения в большие праздники.

В православном богослужении тот же текст (в переводе с греческого на церковнославянский: «Величит душа моя Господа»), называемый «Песнью Богородицы», поётся на утрене перед 9-й песнью канона, с прибавлением припева «Честнейшую херувим и сла́внейшую без сравнения серафим, без истления Бога Слова рождшую, сущую Богородицу Тя величаем» к каждому стиху (откуда получил наиболее употребительное название «Честнейшая»).

В основе выразительной мелодии немецкого магнификата (использованной, в частности, И. С. Бахом, М.Гайдном и др.) лежит структурная модель католического псалмового тона. В основе её лежит особая, ладово переменная мелодия, т.наз. «блуждающий тон» (tonus peregrinus), на который распевался «паломнический» псалом 113 «In exitu Israel». Высочайший образец библейской молитвословной прозы, магнификат вдохновлял сотни композиторов на всём протяжении истории музыки. Среди самых известных авторов (многоголосных) магнификатов: Джон Данстейбл (Данстейпл), Гильом Дюфаи, Жиль Беншуа, Жоскен Депре, Джованни Пьерлуиджи да Палестрина, Орландо Лассо, Кристобаль де Моралес, Томас Луис де Виктория, Клаудио Монтеверди, Генрих Шютц (Шюц), Иоганн Пахельбель, Иоганн Себастьян Бах, Антонио Вивальди, Вольфганг Амадей Моцарт, Феликс Мендельсон Бартольди, Ралф Воан-Уильямс, Алан Хованесс, Кшиштоф Пендерецкий, Джон Тавенер, Арво Пярт, Владимир Иванович Мартынов и многие другие.

Многоголосные обработки магнификата известны с середины XV века (в том числе в технике фобурдона). С начала XVI века такие обработки нередко объединялись в циклы по 8 пьес (по количеству церковных тонов григорианского хорала). Первый цикл такого рода возможно принадлежит Пьеру де ла Рю. Расцвет многоголосного магнификата пришёлся на XVI—XVII вв. (Палестрина написал около 30, Лассо более 100 магнификатов), в стандартном случае псалмодическая мелодия использовалась в нём как композиционная основа (см. Cantus firmus). Как правило, многоголосно обрабатывались только чётные стихи магнификата, тогда как нечётные исполнялись по традиции одноголосно (псалмодически; см. Alternatim). В XVIII веке «авторский» магнификат постепенно утратил богослужебную функцию, превратившись в пышное концертное произведение с инструментальными интермедиями, «оперными» ариями и вокальными ансамблями. В эпоху романтизма интерес к магнификату угас, а в XX веке возродился с новой силой.

Текст

Греческий текст (редакция Нестле-Аланда)

⁴⁶Μεγαλύνει ἡ ψυχή μου τὸν Κύριον

⁴⁷καὶ ἠγαλλίασεν τὸ πνεῦμά μου ἐπὶ τῷ Θεῷ τῷ σωτῆρί μου,

⁴⁸ὅτι ἐπέβλεψεν ἐπὶ τὴν ταπείνωσιν τῆς δούλης αυτοῦ.

ἰδού γὰρ ἀπὸ τοῦ νῦν μακαριοῦσίν με πᾶσαι αἱ γενεαί,

⁴⁹ὅτι ἐποίησέν μοι μεγάλα ὁ δυνατός,

καὶ ἅγιον τὸ ὄνομα αὐτοῦ,

⁵⁰καὶ τὸ ἔλεος αὐτοῦ εἰς γενεὰς καὶ γενεὰς

τοῖς φοβουμένοις αυτόν.

⁵¹Ἐποίησεν κράτος ἐν βραχίονι αὐτοῦ,

διεσκόρπισεν ὑπερηφάνους διανοίᾳ καρδίας αὐτῶν·

⁵²καθεῖλεν δυνάστας ἀπὸ θρόνων

καὶ ὕψωσεν ταπεινούς,

⁵³πεινῶντας ἐνέπλησεν ἀγαθῶν

καὶ πλουτοῦντας ἐξαπέστειλεν κενούς.

⁵⁴ἀντελάβετο Ἰσραὴλ παιδὸς αὐτοῦ,

μνησθῆναι ἐλέους,

⁵⁵καθὼς ἐλάλησεν πρὸς τοὺς πατέρας ἡμῶν,

τῷ Αβραὰμ καὶ τῷ σπέρματι αὐτοῦ εἰς τὸν αἰῶνα.

Латинский текст (традиционная Климентинская редакция)

Magnificat anima mea Dominum,

et exsultavit spiritus meus in Deo salutari meo,

quia respexit humilitatem ancillae suae,

ecce enim ex hoc beatam me dicent omnes generationes.

Quia fecit mihi magna qui potens est,

et sanctum nomen eius,

et misericordia eius in progenies et progenies timentibus eum.

Fecit potentiam in brachio suo,

dispersit superbos mente cordis sui,

deposuit potentes de sede et exaltavit humiles,

esurientes implevit bonis et divites dimisit inanes.

Suscepit Israel puerum suum recordatus misericordiae suae,

sicut locutus est ad patres nostros,

Abraham et semini eius in saecula.

Латинский текст (новая Вульгата)

Magnificat: anima mea Dominum.

Et exultavit spiritus meus: in Deo salutari meo.

Quia respexit humilitatem ancillae suae:

ecce enim ex hoc beatam me dicent omnes generationes.

Quia fecit mihi magna, qui potens est:

et sanctum nomen eius.

Et misericordia eius, a progenie et progenies:

timentibus eum.

Fecit potentiam in brachio suo:

dispersit superbos mente cordis sui.

Deposuit potentes de sede:

et exaltavit humiles.

Esurientes implevit bonis:

et divites dimisit inanes.

Suscepit Israel puerum suum:

recordatus misericordiae suae.

Sicut locutus est ad patres nostros:

Abraham, et semini eius in saecula.

Русский текст (Синодальный перевод)

Величит душа Моя Господа,
И возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем,
Что призрел Он на смирение рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды;
Что сотворил Мне величие Сильный, и свято имя Его;
И милость Его в роды родов к боящимся Его;
Явил силу мышцы Своей;
Рассеял надменных помышлениями сердца их;
Низложил сильных с престолов, и вознес смиренных;
Алчущих исполнил благ, а богатящихся отпустил ни с чем;
Воспринял Израиля, отрока Своего, воспомянув милость,
Как говорил отцам нашим, к Аврааму и семени его до века.

Разночтения

Важнейшее разночтение затрагивает стих 51. В Вульгате dispersit superbos mente cordis sui местоимение sui предполагает действие Господа («рассеял надменных тем, что́ он замыслил в сердце своём») и обычно толкуется как предвосхищение явления Христа. В греческом оригинале местоимение αὐτῶν относится к надменным / высокомерным (ὑπερηφάνους) и указывает на их «помышление». Греческий смысл удерживается в русском (православном) и во всех протестантских (в том числе немецком лютеровском) переводах.

Это разночтение необходимо учитывать при анализе музыкальных воплощений стиха, как, например, в «Магнификате» И.С.Баха, который озвучивал не протестантскую, а латинскую версию, и соответственно ориентировал музыкальную риторику на особенности латинского текста.

См. также

• Встреча Марии и Елизаветы

Литература

• Carl Marbach. Carmina scripturarum. Argentorati, 1907.
• Liber usualis. Tournai, 1950.
• Nohl P.-G. Lateinische Kirchenmusiktexte. Übersetzung - Geschichte - Kommentar. Kassel, Basel: Bärenreiter, 2002.

Отрывок, характеризующий Магнификат

– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.