Авангард (ракета-носитель)

Vanguard (Авангард)
Авангард
Общие сведения
Страна	США
Семейство	Авангард
Назначение	ракета-носитель
Разработчик	Glenn L. Martin Company
Изготовитель	Glenn L. Martin Company
Стоимость запуска	5,66 миллиона долларов США
Основные характеристики
Количество ступеней	3
Длина	23 м
Диаметр	1,14 м
Стартовая масса	10 050 кг
Полезная нагрузка	23 кг
История запусков
Состояние	снята с эксплуатации
Места запуска	Площадка LC-18, Мыс Канаверал
Число запусков	11
— успешных	3
— неудачных	8
Первый запуск	23 октября 1957 года
Последний запуск	18 сентября 1959 года
Первая ступень — Авангард
Маршевый двигатель	X-405
Время работы	2 минуты 25 секунд
Вторая ступень — Дельта
Маршевый двигатель	AJ10-37
Время работы	1 минута 55 секунд
Третья ступень
Маршевый двигатель	твердотопливный
Время работы	31 секунда

Авангард (англ. Vanguard) — трёхступенчатая американская ракета-носитель, разработанная для реализации проекта «Авангард» по запуску искусственного спутника Земли к Международному Геофизическому году. Разработана фирмой Glenn L. Martin Company по заказу ВМФ США.

История

4 августа 1955 года группа консультантов, названная комитет Стюарта, одобрили заявку ВМФ США на запуск искусственного спутника Земли к международному геофизическому году. Это решение положило начало проекту «Авангард».

Изготовление ракеты-носителя для проекта было поручено компании Гленна Мартина. Первоначально стоимость была оценена в 20 миллионов долларов США. Однако общая стоимость проекта достигла 110 миллионов долларов. Задержки с испытаниями вынудили временно отказаться от запуска 10-ти килограммового спутника. Первые ракеты несли 1,8 кг тестовые спутники. Работы продвигались медленно. Гленн Мартин направил большинство инженеров на работу над межконтинентальной баллистической ракетой Титан-1, в которой министерство обороны США было более заинтересовано.

Ситуация изменилась 4 октября 1957 года с запуском Советским Союзом Спутника-1. В США начался Спутниковый кризис, вызванный отставанием США в космической гонке. И правительство США решило ускорить работы по запуску собственного спутника Земли.

Первый запуск «Авангарда» был назначен на 6 декабря 1957 года. Полезной нагрузкой должен был служить микроспутник Авангард TV3 массой 1,36 кг. Запуск проходил на мысе Канаверал при огромном стечении народа и прессы. Ракета смогла подняться лишь на 1,2 м, после чего накренилась и взорвалась.

Конструкция

Ракета «Авангард» была трёхступенчатой. Первая ступень представляла собой модифицированную исследовательскую ракету «Викинг». Вторая изначально базировалась на конструкции высотной ракеты Аэроби-Хай, но затем подверглась сильной модификации. Третья ступень была твердотопливной, существовало две модификации третьей ступени, производимых различными фирмами.

Первая ступень использовала керосин и жидкий кислород, как основное топливо, пероксид водорода для привода турбонасосного агрегата (как и на Фау-2), но, в отличие от большинства тогдашних ракет, для управления вектором тяги использовалась прогрессивная технология отклонения основной камеры, а не газовые рули или малоразмерные управляющие камеры.

Вторая ступень работала на высококипящем самовоспламеняющемся топливе - окислитель —- азотная кислота, горючее — НДМГ. Подача была вытеснительной, для вытеснения использовался газифицируемый жидкий пропан. Он же использовался в рулевых соплах на участке работы двигателя 2-й ступени (после его окончания в сопла поступал гелий).

Третья ступень не имела управления вектором тяги, перед запуском двигателя она раскручивалась, вместе с полезной нагрузкой.

Ракета «Авангард» остаётся самой миниатюрной ракетой-носителем, из числа использовавших жидкостные ракетные двигатели на первых ступенях.

Оценка проекта

Ракета «Авангард» обладала существенными недостатками. Главными проблемами были низкая надёжность (из 11 запусков всего 3 были успешными) и недостаточная грузоподъёмность — всего 10 килограмм (в последних модификациях удалось довести до 22,5 кг).

Запуски

Список запусков ракеты «Авангард»
№ Запуска	Дата (UTC)	Полезная нагрузка	Результат	Примечания
0	6 декабря 1957 года	Авангард TV2	Успех	Испытательный суборбитальный запуск ракеты с макетами второй и третьей ступеней
1	6 декабря 1957 года	Авангард TV3	Провал
2	5 февраля 1958 года	Авангард TV3 Backup	Провал
3	17 марта 1958 года	Авангард-1 (TV4)	Успех
4	29 апреля 1958 года	Авангард TV5	Провал
5	28 мая 1958 года	Авангард SLV-1	Провал
6	26 июня 1958 года	Авангард SLV-2	Провал
7	26 сентября 1958 года	Авангард SLV-3	Провал
8	17 февраля 1959 года	Авангард-2 (SLV-4)	Успех
9	14 апреля 1959 года	Авангард SLV-5	Провал
10	22 июня 1959 года	Авангард SLV-6	Провал
11	18 сентября 1959 года	Авангард-3 (SLV-7)	Успех

Ссылки

• [www.hq.nasa.gov/office/pao/History/SP-4202/toc2.html Vanguard — A History — NASA SP-4202 online]
• [ntrs.nasa.gov/archive/nasa/casi.ntrs.nasa.gov/19740072500_1974072500.pdf The Vanguard Satellite Launching Vehicle: An Engineering Summary — NASA (PDF)]
• [nielspapermodels.com/models.htm Free paper models of Vanguard rockets]
• [sites.google.com/site/rgoddardsite/ From Robert Goddard to Vanguard.]
• [www.astronautix.com/lvs/vanguard.htm Encyclopedia Astronautica - Vanguard.]

Отрывок, характеризующий Авангард (ракета-носитель)

В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.