Антонов, Николай Иванович (1859)

Николай Иванович Антонов
Дата рождения:	17 сентября 1859(1859-09-17)
Место рождения:	Харьков
Дата смерти:	12 мая 1938(1938-05-12) (78 лет)
Место смерти:	Панчево, Югославия
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Образование:	Санкт-Петербургский университет
Вероисповедание:	Православие
Партия:	Союз 17 октября
Род деятельности:	член Государственной думы III и IV созывов от Харьковской губернии
Награды:	3-й ст. 4-й ст. 2-й ст. 2-й ст.
Автограф

Никола́й Ива́нович Анто́нов (17 сентября 1859 — 12 мая 1938) — русский судебный и общественный деятель, политик, член Государственной думы от Харьковской губернии.

Биография

Православный. Из потомственных дворян. Землевладелец Изюмского уезда (620 десятин), домовладелец города Киева. Сын штабс-ротмистра Ивана Андреевича Антонова и его жены Софьи Ивановны.

Окончил частную гимназию Карла Мая и юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1882) со степенью кандидата прав (1883).

По окончании университета, поступил на службу кандидатом на судебные должности при Петербургском окружном суде. Занимал должности: помощника секретаря суда (1883—1884), судебного следователя 2-го участка Санкт-Петербурга (1884) и 1-го участка Царкосельского уезда (1885), заведующего 2-м следственным участком Царкосельского уезда (1886).

В 1886—1889 годах состоял товарищем эстляндского губернского прокурора. В дальнейшем занимал должности: товарища прокурора Ревельского окружного суда (1889—1894). делопроизводителя 1-го департамента Министерства юстиции (1896), прокурора Пермского (1896—1899) и Житомирского (1899—1904) окружных судов, товарища прокурора Киевской судебной палаты (1904—1906) и начальника 1-го уголовного отделения 1-го департамента Министерства юстиции (1906—1907). Кроме того, состоял директором Тюремного комитета и членом Международного общества криминалистов. Дослужился до чина действительного статского советника (1905). В 1907 году, после избрания в Думу, был уволен от службы с мундиром по прошению.

Занимался общественной деятельностью: избирался гласным Изюмского уездного и Харьковского губернского земских собраний, почетным мировым судьей Изюмского уезда (1909—1915). В 1907 году вступил в Союз 17 октября. Состоял выборщиком в I и II Государственные думы по Изюмскому уезду от съезда землевладельцев.

В 1907 году был избран членом III Государственной думы от Харьковской губернии. Входил во фракцию октябристов. Был избран товарищем секретаря Думы. Состоял секретарем комиссии личного состава, товарищем председателя комиссии по судебным реформам, председателем комиссии по направлению законодательных предположений, а также членом комиссий: бюджетной, о неприкосновенности личности, по Наказу, по исполнению государственной росписи доходов и расходов. Был докладчиком по проверке прав членов и секретарем 9-го отдела ГД.

В 1912 году был переизбран в Думу от Харьковской губернии. Входил во фракцию «Союза 17 октября», был председателем Бюро фракции. Был избран товарищем секретаря Думы и членом Президиума. В 1913 году вышел из бюро фракции из-за несогласия с её политикой, а после раскола фракции в 1914 примкнул к группе земцев-октябристов. Входил в Прогрессивный блок. Состоял председателем комиссии по направлению законодательных предположений (с декабря 1916), а также членом комиссий: бюджетной, по судебным реформам, о борьбе с немецким засильем.

В Первую мировую войну состоял особоуполномоченным Красного креста в районе 4-й армии.

27 марта 1917, после Февральской революции, был назначен комиссаром складов-поездов бывшей императрицы Александры Федоровны и вдовствующей императрицы Марии Федоровны, а через два дня — комиссаром по бывшему Романовскому комитету. Также был членом, а затем председателем Комиссии Красного Креста для приема учреждений бывшей императрицы Марии Федоровны и императрицы Александры Федоровны. В августе 1917 участвовал в Государственном совещании в Москве.

После Октябрьской революции в эмиграции в Югославии. В 1921 году вошел в Русский совет при бароне Врангеле.

В последние годы страдал параличом, умер в русском госпитале в Панчеве. Похоронен в Нови-Саде. Был женат.

Награды

• Орден Святого Станислава 2-й ст. (1895);
• Орден Святой Анны 2-й ст. (1898);
• Орден Святого Владимира 4-й ст. (1889);
• Орден Святого Владимира 3-й ст. (1907).

• медаль «В память царствования императора Александра III».

Источники

• Список гражданским чинам IV класса на 1907 год. — СПб., 1907. — С. 1985.
• [dlib.rsl.ru/viewer/01004165846 3-й созыв Государственной Думы: портреты, биографии, автографы.] — Санкт-Петербург: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1910.
• [www.tez-rus.net/ViewGood42015.html Государственная дума Российской империи: 1906—1917. Москва: РОССПЭН, 2008.]
• Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917—1997 в 6 томах. Том 1. А — В. М.: «Пашков дом», 1999. — С. 106.

Отрывок, характеризующий Антонов, Николай Иванович (1859)

– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.