Школа (телесериал)
Поделись знанием:
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
(перенаправлено с «Аня Носова»)
| Школа | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Создатель |
Наталья Ворожбит |
| В ролях |
Алексей Литвиненко |
| Страна | |
| Количество серий | |
| Производство | |
| Продюсер |
Константин Эрнст |
| Режиссёр |
Валерия Гай Германика |
| Оператор |
Геннадий Медер |
| Сценарист |
Наталья Ворожбит |
| Хронометраж |
~25 мин |
| Трансляция | |
| Телеканал | |
| На экранах |
с 11 января 2010 года |
| Ссылки | |
| IMDb | |
«Шко́ла» — российский телесериал, режиссёрами которого являются Валерия Гай Германика, Руслан Маликов и Наталия Мещанинова. Сюжет рассказывает о нескольких месяцах жизни и учёбы учеников девятого класса московской школы. Сериал транслировался на «Первом канале» с 11 января по 27 мая 2010 года (с двухнедельным перерывом во время проведения Олимпиады в Ванкувере[1]). Сериал вызвал неоднозначную реакцию в российском обществе[1].
Содержание
Сюжет
В центре сюжета 9 «А» класс обычной московской школы, их взаимоотношения друг с другом, родителями и учителями. Действие начинается в первый день после окончания зимних каникул, когда в класс приходит новенький ученик Илья Епифанов. Его появление становится началом целой череды событий.
В ролях
Учащиеся
- Алексей Литвиненко — Илья Епифанов
- Валентина Лукащук — Анна Носова
- Анна Шепелева — Ольга Будилова
- Наталья Терешкова — Ирина Шишкова
- Игорь Огурцов — Алексей Шутов
- Константин Пояркин — Михаил Дятлов
- Алексей Маслодудов — Вадим Исаев
- Михаил Исаханов — Тимур Задоев
- Дарья Русакова — Вера Ахмаметьева
- Сергей Белов — Сергей Королёв
- Надежда Иванова — Софья Каштанская
- Лариса Набатова — Дарья Харитонова
- Сергей Овчинников — Дмитрий Горяев
- Антон Чечевичкин — Владимир Фаликов
- Виталий Лаптев — Константин Глушаков
- Лана Фомина — Лана Виноградова
- Наталья Борисова — Мария Цибина
- Ани Овсепян — Ани
Преподаватели
- Елена Папанова — Валентина Харитоновна Мурзенко, учитель русского языка и литературы
- Александра Ребенок — Наталья Николаевна Орлова, учитель физики
- Алексей Курганов — Арсений Иванович Дегтярёв, учитель химии
- Сергей Кагаков — Олег Семёнович Привольнов, учитель географии
- Геннадий Подшивалов — Алексей Николаевич Мотылёв, учитель обществознания
- Наталья Сапецкая — Елена Григорьевна Крымова, учитель английского языка
- Николай Сутармин — Юрий Николаевич Иванов, учитель истории
- Татьяна Монахова — Софья Андреевна Шварцфельд, учитель математики
- Татьяна Косач-Брындина — Светлана Викторовна, школьный секретарь
- Татьяна Титова — Зоя Ивановна Гринько, учитель физкультуры
Родственники учащихся
- Анатолий Семёнов — Анатолий Германович Носов, дедушка Ани Носовой
- Аля Никулина — Нина Юрьевна Носова, бабушка Ани Носовой
- Валентин Самохин — Валентин Дятлов, отец Миши Дятлова
- Андрей Андреев — Антон Королёв, отец Сергея Королёва
- Любовь Фирсова — Надежда Епифанова, мать Ильи Епифанова
- Ольга Турутина — Маргарита Будилова, мать Ольги Будиловой
- Лика Добрянская — мать Ирины Шишковой
- Михаил Будник — отец Ирины Шишковой
- Марина Зубанова — Катя, тётя Ильи Епифанова
- Сергей Щепачев — отец Ольги Будиловой
- Лариса Халафова — Патя, мать Тимура Задоева
- Александр Вдовин — Николай Исаев, отец Вади Исаева
- Татьяна Курова — Татьяна Королёва, мать Сергея Королёва
- Никита Полицеймако — Фёдор Исаев, брат Вадима Исаева
Прочие персонажи
- Юлия Александрова — Колючка (Людмила), эмо-подруга Ани Носовой
- Татьяна Шевченко — Меланья (Татьяна), эмо-подруга Ани Носовой
- Юлия Волкова — Багира, скинхед, девушка Исаева
- Валерий Тюнин — Игорь Орлов, муж Натальи Николаевны
- Александр Болдашов — Урик, эмо, друг Колючки и Меланьи
- Эдуард Рябинин — школьный охранник
- Николай Баскачин — тренер Шишковой по танцам
- Сергей Волков — Бугаев, художник
- Алексей Афанасьев — наркоман, сын художника Бугаева
- Алексей Огурцов — тренер в спортзале
- Владимир Перегудов — психолог, друг отца Дятлова
- Сергей Masterboy Смирнов — хозяин автомойки
- Евгений Митта — хозяин собаки, украденной по ошибке Исаевым
- Наталья Степанова — терапевт
- Светлана Кондратова — школьная медсестра
- Рэпер Сява — главарь банды скинхедов
- Илья Островский — продавец в зоомагазине
Съёмки
Сериал снимался в московской школе № 945[2] на Ореховом бульваре недалеко от станции метро «Красногвардейская». Эта школа была выбрана, по словам её директора Татьяны Рыбиной, «из-за архитектуры и удобного расположения по отношению к метро»[2]. Съёмки сериала закончились 2 апреля 2010 года[3].
Песни, прозвучавшие в сериале
- Лолита Лондон — «Гарри Поттер», «Ты не знаешь меня», «Спокойной ночи!», «Выше»
- Marakesh — «Осколки», «Не Любовь»
- The Matrixx — «В открытый рот», «Ненормальный», «Жить всегда», «Такой день»
- Yogik — «Чёрное конфетти», «Все проиграли»
- Трэш-шапито КАЧ — «Блёстки», «Культура», «Я люблю, а все только … (дуэт с Валерией Гай Германикой)»
- Тараканы! — «То, что не убивает тебя», «Кто-то из нас двоих», «Отличные парни»
- Face 2 Face — «Кошка»
- Коррозия Металла — «Адский топор»
- Последние танки в Париже — «Обратный билет», «Чиво-чиво», «Я тебя люблю!», «Революция», «Закрой свои глаза», «Глаза ментов», «Трава-любовь», «Любовь — это ненависть», «Бесполезные песни»
- Ёлка — «Девочка-студентка», «Мальчик-красавчик», «Андеграунд города (дуэт с Mr. Simon)», «Город обмана», «Ненастоящая любовь»
- Dj Smash — «Лучшие песни», «Moscow Never Sleeps», «Волна», «Самолёт»
- One Two — «Ночь»
- Блондинка КсЮ — «Вместо жизни», «Разорви», «Первая кровь»
- Deform — «Мертвая романтика», «Зарази меня жизнью»
- Quest Pistols — «Электрические провода», «Белая стрекоза любви»
- Йена — «ЖЖ»
- Roman Rain — «Кукла», «Королева»
- Treya — «НЛО», «Истерика»
- Дельфин — «Я», «Нечестно»
- Оригами — «Без лишних слов»
- Лера Массква — «Разные»
- Гражданская оборона — «Всё идёт по плану»
- Мумий Тролль — «Владивосток 2000»
Отзывы
Кинокритики, пресса
Кинокритик Роман Волобуев положительно оценил актёров сериала и крупные планы. Также Волобуев отметил важность того факта, что подобный авторский проект был показан широкой аудитории на Первом канале[4]. В 2012 году в интервью на радио Эхо Москвы Роман Волобуев похвалил исполнительниц главных ролей Валентину Лукащук, Анну Шепелеву, Александру Ребенок[5].
Музыкальный критик Артемий Троицкий в своём отзыве сказал, что он «поклонник сериала „Школа“», и что «Школа» — это лучшее, что было создано на государственных телеканалах за всё постсоветское время. Он также назвал сериал «островком правдивости и достоверности» среди «океана фальши и лукавства» Первого канала[6].
Переводчик Дмитрий Пучков (Goblin) сказал, что телесериал отлично сделан и, что он «резко отличается от продукции подобного рода на нашем ТВ». Пучков отмечает, что создатели сериала знают свой предмет и владеют ремеслом[7].
По мнению кинокритика Василия Корецкого, сценарию сериала не хватает энергичности и изобретательности[8]. Кинорежиссёр и сценарист Марина Разбежкина отметила операторскую работу в сериале, которая «только усиливает достоверность зрелища»[9].
По мнению медиаидеолога Марины Леско, в сериале нет агрессии и распущенности, в которых его обвиняют[10]. Журнал Interview написал, что сериал «Школа» сделан от противного, где дружбу, например, «можно увидеть только в ссоре»[11].
Официальные лица
Владимир Путин во время посещения Чувашского государственного университета в День студента заявил, что сериал показывает точку зрения авторов и, что проблемы, поднятые в сериале, сейчас актуальны[12].
Вскоре после начала показа сериала, на заседании правительства Москвы глава департамента образования Москвы Ольга Ларионова выступила против показа на Первом канале сериала «Школа»[13].
Также против показа сериала выступили заместитель министра культуры Пензенской области Кирилл Застрожный[14], депутаты Ульяновска[15], Волгограда[16], депутаты Рязанской областной думы[17], члены заседания Общественного совета при Законодательном собрании Краснодарского края по этике и нравственности[18], Министерство образования и науки Амурской области[19].
Андрей Фурсенко, министр образования и науки Российской Федерации сказал, что показанное в сериале — это «полуправда», и что «не вся наша школа такая»[20].
Фильм подвергли критике некоторые депутаты Государственной думы РФ, в числе которых Тамара Плетнёва и Ирина Яровая. Депутат Владислав Юрчик на пленарном заседании Госдумы назвал «Школу» «спланированной диверсией против наших детей и молодёжи»[21]. Кроме того, негативно о сериале отозвался губернатор Омской области Леонид Полежаев[22].
Глава Рособразования Николай Булаев после просмотра второй серии «Школы»[2] назвал увиденное «своеобразной концентрацией негатива», и выразил мнение, что начинать говорить о школе в Год учителя показом данного сериала на Первом канале не правильно.
Религиозные деятели
Официальные представители РПЦ МП дали оценку сериалу. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл заявил, что в гротескной форме этот сериал «показал нам, что происходит с нашими детьми и молодёжью», и отметил в связи с этим важность преподавания в школах основ религиозной культуры и светской этики[23].
Протоиерей Всеволод Чаплин отметил, что в сериале отсутствует моральная оценка происходящего в фильме. Глава синодального Информационного отдела Владимир Легойда заявил, что любое художественное произведение не может быть талантливым, если оно «является всего лишь зеркалом»[24].
Общественность
Заслуженный учитель России, член Общественной палаты РФ, директор московского Центра образования № 548 Ефим Рачевский назвал сериал «абсолютной чернухой про учителей» и сказал, что после просмотра ему «не захотелось быть учителем»[25].
Против показа сериала выступили директора школ Саратова[26], учителя Камчатки[27], Кубани[28] и Урала[29].
Победитель конкурса «Учитель года—2007», преподаватель математики московской школы № 2030 Анна Мехед в интервью РИА Новости сказала, что после просмотра второй серии «Школы» получила «только отрицательные эмоции»[2].
Цензура в сериале
- Из версии сериала, показанной на «Первом канале», некоторые моменты были вырезаны. На Украине сериал транслировался в полном варианте[30].
- Исполнитель одной из главных ролей в сериале — актёр Алексей Литвиненко в интервью сказал, что в телевизионную версию не вошёл ряд сцен, но, по его словам, они обязательно выйдут на DVD-издании[31].
Награды и номинации
Награды
- 2010 — Премия «Клуба телепрессы» в категории «Событие телесезона» с формулировкой «За бесстрашие эксперимента»[32].
- 2010 — Премия «ТЭФИ» в категории «Продюсер фильма/сериала» (Константин Эрнст, Игорь Толстунов).
- 2011 — Премия «Золотой носорог» в категории «Теленовелла (больше 32 серий)» за «Лучшего оператора-постановщика» (Геннадий Медер, Батыр Моргачев, Фёдор Лясс, Всеволод Каптур), «Лучший кастинг»[33].
Номинации
- 2010 — Номинация на премию «ТЭФИ» в категориях «Телевизионный художественный сериал», «Режиссёр телевизионного художественного фильма / сериала» (Валерия Гай Германика, Руслан Маликов, Наталья Мещанинова), «Сценарист телевизионного художественного фильма / сериала» (Наталья Ворожбит, Вячеслав Дурненков, Иван Угаров, Вадим Леванов, Нелли Высоцкая, Юрий Клавдиев).
- 2011 — Номинация на премию «Золотой носорог» в категории «Теленовелла (больше 32 серий)» за «Лучшую женскую роль» (Валентина Лукащук, Анна Шепелева, Наталья Терешкова и др.), «Лучшую мужскую роль» (Алексей Литвиненко, Игорь Огурцов, Алексей Курганов и др.), «Лучшую мужскую роль второго плана» (Анатолий Семёнов).
Книги
- С июля 2010 года издательство «Амфора» начало выпуск серии книг о героях сериала «Школа». Все книги написаны на основе «белых пятен» сюжета «Школы», повествуя о тех событиях, на которые даны были намёки в сериале, но не была раскрыта их суть. В каждой книге — по две повести, каждая — о ком-то из героев сериала. Серия книг называется «Школа»[34]:
- Лена Миро, Алексей Олин. Дневник Марлы, Детство кончилось. — Амфора, 2010. — 320 с. — 15 000 экз, экз. — ISBN 978-5-367-01429-7. — о блоге Ани Носовой и жизни Ильи Епифанова. Из книги можно, к примеру, узнать истинные причины перевода Епифанова во всем известный 9 «А».
- Лена Миро, Алексей Олин. Оборотень с указкой, Бытовая химия. — Амфора, 2010. — 254 с. — 5 000 экз, экз. — ISBN 978-5-367-01526-3. — о личной жизни физички Натальи Николаевны Орловой и истинных чувствах учителя химии Арсения Ивановича Дегтярёва к ученице Ане Носовой.
- Анна Козлова, Валерий Айрапетян. Тело Будиловой, Дело Дятлова. — Амфора, 2010. — 192 с. — 5 000 экз, экз. — ISBN 978-5-367-01450-1. — о летних каникулах Оли Будиловой и нестандартном случае из жизни Миши Дятлова.
- Екатерина Чубукина. Выжить и победить: практические советы школьного психолога. — Амфора, 2010. — 224 с. — 7 000 экз, экз. — ISBN 978-5-367-01432-7. — полезные советы, увлекательные тесты и тренинги от школьного психолога для достижения душевной гармонии школьников.
На DVD
В России и странах СНГ сериал «Школа» лицензионно издаётся на DVD с 11 марта 2010 года компанией «Новый диск». Всего было выпущено 10 DVD-дисков по 4 серии на каждом (40 серий из 69), после чего выпуск сериала на DVD был приостановлен.
17 февраля 2011 года состоялся релиз «Полного издания сериала „Школа“. Версия без цензуры (на 6 DVD — все 69 серий „Школы“)» от компании «Новый диск». На каждом из 6-ти дисков находится по 10-12 серий «Школы»[35].
Факты
- По данным социологов, за показом сериала «Школа» следила треть опрошенных россиян[36].
Напишите отзыв о статье "Школа (телесериал)"
Примечания
- ↑ 1 2 [Lenta.ru/news/2010/02/09/yesschool Названа причина прекращения показа сериала «Школа»] // Лента.ру, 09 февраля 2010 года
- ↑ 1 2 3 4 [RIAN.ru/culture/20100113/204260735.html Съёмки сериала «Школа»] // РИА Новости, 13 января 2010 года
- ↑ [Lenta.ru/news/2010/04/02/finish Съёмки сериала «Школа» закончились] // Лента.ру, 2 апреля 2010 года
- ↑ Роман Волобуев. [Afisha.ru/blogcomments/6037 Милые Кости] // Сайт журнала «Афиша», 19 января 2010 года
- ↑ Роман Волобуев. [echo.msk.ru/programs/kulshok/877983-echo/ «Краткий Курс Счастливой Жизни» как отражение действительности]
- ↑ [Echo.MSK.ru/blog/troitskiy/656618-echo Блог А. Троицкого на сайте «Эхо Москвы»]
- ↑ [Oper.ru/news/read.php?t=1051605757 Сериал «Школа»] // oper.ru
- ↑ [os.colta.ru/cinema/projects/14467/details/15854/page3/ Валерия Гай Германика: «Насилие противоречит самой архитектонике души человека»]
- ↑ Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокautogenerated1не указан текст - ↑ Odnakoj.ru/magazine/society/shkolqnxe_gadx_chydesnxe
- ↑ [www.interviewrussia.ru/movie/192 Интервью с режиссёром перед премьерой её второго сериала «Краткий курс счастливой жизни»]
- ↑ [Polit.ru/news/2010/01/25/isterika.html Владимир Путин о сериале «Школа»]
- ↑ [Lenta.ru/news/2010/01/12/schule/ Сериал «Школа» возмутил московских чиновников] // Лента.ру, 12 января 2010 года
- ↑ [Penza.KP.ru/daily/24430/599026 Заместитель министра культуры Пензенской области против показа сериала «Школа»] // Комсомольская правда, 26 января 2010 года
- ↑ [Ul.KP.ru/online/news/608031 Ульяновские депутаты считают сериал «Школа» безнравственным] // Комсомольская правда, 27 января 2010 года
- ↑ [V102.ru/society/17282.html Депутаты Волгоградской гордумы обратились к генпрокурору по вопросу целесообразности трансляции сериала «Школа»] // Информационное агентство «Высота 102.0», 12 февраля 2010 года
- ↑ [7Info.ru/index.php?kn=1264588101 Депутаты Рязанской областной думы направили официальное обращение на федеральный уровень с требованием прекратить показ телесериала «Школа»] // РИА «7 НОВОСТЕЙ», 27 января 2010 года
- ↑ [Rusk.ru/news_rl/2010/01/26/odnoznachnoe_net_teleserialu_shkola Однозначное «нет» телесериалу «Школа»] // Русская линия, 26 января 2010 года
- ↑ [AmPravda.ru/2010/01/16/024524.html Не наша «Школа». Амурские педагоги возмущены сериалом, порочащим систему образования] // Амурская правда, 16 января 2010 года
- ↑ [Izvestia.ru/education1/article3137470/ Андрей Фурсенко: «Сериал „Школа“ — это полуправда»] // Известия, 19 января 2010 года
- ↑ [RIAN.ru/culture/20100113/204220264.html Депутат требует объяснений от «Первого» в связи с сериалом «Школа»] // РИА Новости, 13 января 2010 года
- ↑ [KVNews.ru/archive/2010/jur2(928)/events/12936 Полежаев назвал «Школу» циничным вызовом обществу] // Коммерческие вести, 26.01.10
- ↑ [PravMir.ru/svyatejshij-patriarx-kirill-schitaet-chto-serial-shkola-otrazhaet-rossijskuyu-realnost Святейший Патриарх Кирилл, считает, что сериал «Школа» отражает российскую реальность] Православие и мир, 20.04.2010.
- ↑ [www.interfax-religion.ru/orthodoxy/?act=news&div=33868 В Русской церкви считают, что сериал «Школа» должен содержать хоть какие-то моральные выводы о своих героях]. Интерфакс. Религия (22 января 2011). Проверено 16 февраля 2012. [www.webcitation.org/65U1Q8WY3 Архивировано из первоисточника 16 февраля 2012].
- ↑ [RIAN.ru/culture/20100112/204107212.html Сериал «Школа»: одни возмущаются, другие благодарят «за смелость»] // РИА Новости, 12 января 2010 года
- ↑ [VZSar.ru/news/2010/01/15/direktora_saratovskih_shkol_trebuyut_zapretit_serial_na_pervom_kanale.html Директора саратовских школ требуют запретить сериал на Первом канале] // ИА «Взгляд-инфо», 15 января 2010 года
- ↑ [RG.ru/2010/01/21/reg-dvostok/shkola-anons.html Камчатские учителя выступили против сериала «Школа»] // Российская газета, 21 января 2010 года
- ↑ [Kuban.KP.ru/daily/24430/599097 Кубанские депутаты о сериале Валерии Гай Германики: «Это оскорбление для всех учителей!»] // Комсомольская правда, 26 января 2010 года
- ↑ [Ural.KP.ru/online/news/607182 Екатеринбургский родительский комитет: — У нас в школах ещё хлеще, чем в сериале «Школа»] // Комсомольская правда, 26 января 2010 года
- ↑ [Zavtra.com.ua/news/socium/173573 В Украине показали сериал «Школа»]
- ↑ [Trud.ru/article/25-05-2010/242774_aleksej_litvinenko_v_zhizni_vse_postrashnee_budet_chem_v_shkole.html Алексей Литвиненко: «В жизни все пострашнее будет, чем в „Школе“»]
- ↑ [TEFI.ru/ru/news_arch/index.php?id14=1143 16 сентября состоялась церемония вручения премии «Клуба телепрессы»]
- ↑ [cbagency.ru/new/index.php?option=com_content&view=article&id=73:2010-03-11-19-06-48&catid=13:news&Itemid=6 Премия «Золотой носорог»]
- ↑ [Club366.ru/publishers/amphora/school.shtml Серия книг «Школа» от издательства «Амфора»]
- ↑ [Flagman-Trade.ru/catalog/dvd/dvd_28569.html DVD — ШКОЛА (ПОЛНОЕ ИЗДАНИЕ)] // «Новый диск», 17.02.2011
- ↑ [n4k.ru/culture/13455-70-rossijan-ne-smotrjat-serial-shkola.html Данные социологов]
Ссылки
- [kinoart.ru/archive/2010/08/n8-article19 Наталия Мещанинова, Всеволод Каптур и Геннадий Медер об операторской работе в сериале] // Искусство кино, № 8, август 2010
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Школа (телесериал)
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
