Арсе, Мануэль Хосе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мануэль Хосе Арсе
исп. Manuel José de Arce y Fagoaga<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Соединённых Провинций Центральной Америки
29 апреля 1825 — 13 апреля 1829
Предшественник: должность учреждена
Преемник: Хосе Франсиско Баррундиа
 
Вероисповедание: Католик
Рождение: 1 января 1787(1787-01-01)
Сан-Сальвадор, Испания
Смерть: 14 декабря 1847(1847-12-14) (60 лет)
Сан-Сальвадор, Сальвадор
Отец: Спаниард Бернардо Хосе де Арсе
Мать: Антония Фагоага
Супруга: Фелипе де Арансаманди
Партия: Либерал
Образование: военный

Мануэ́ль Хосе́ Арсе́, полное имя Мануэль Хосе де Арсе-и-Фагоага (исп. Manuel José de Arce y Fagoaga; 1 января 1787, Сальвадор — 14 декабря 1847, Сальвадор) — государственный и военный деятель Центральной Америки, президент Соединённых Провинций Центральной Америки с 1825 до 1829 годы.



Биография

Родился в Сальвадоре в 1787 году. В 1801 году отправился в Гватемалу, чтобы продолжить образование. Поступил в [en.wikipedia.org/wiki/Universidad_de_San_Carlos_de_Borromeo Университет Сан-Карлос], но прервал учёбу из-за болезни отца. В декабре 1808 года женился на Фелипе де Арансаманди в Сан-Сальвадоре.

Арсе присоединился к движению за независимость Центральной Америки от Испании. Вместе со своим дядей, Хосе Матиасом Дельгадо, участвовал в первом восстании за независимость 5 ноября 1811 года в Сан-Сальвадоре. Мятежники удерживали Сальвадор в течение почти месяца, прежде чем королевская власть была восстановлена. Арсе также участвовал во втором восстании, которое началось 22 января 1814 года. За участие в освободительном движении был заключен под стражу с 1815 по 1818 год[1].

После обретения независимости Мексики от Испании, выступал против императора Агустина Итурбиде. Сальвадор объявил о своём отделении от Мексиканской империи. Будучи полковником, Арсе, был назначен главнокомандующим национальной армией. В 1822 году мексиканские войска заняли Сальвадор, и Арсе был вынужден бежать в США. Находясь в Вашингтоне, Арсе предлагал включить Сальвадор в состав США[1].

После возвращения из США, в октябре 1823 года был избран членом триумвирата Соединённых провинций. В этой должности он находился с 15 марта по 20 октября 1824 года. За это время ему удалось подавить восстание в Никарагуа.

29 апреля 1825 года Арсе был избран первым президентом Соединённых Провинций, но на этом посту ему так и не удалось найти компромисс между либералами и консерваторами. Будучи изначально либералом, он стал делать уступки консерваторам, чем вызвал возмущение либералов. 13 октября 1826 года, поддавшись влиянию консерваторов, он низложил либерального президента Хуана Буррундию и установил прямое управление Гватемалой. Эти действия спровоцировали гражданскую войну, которая длилась с 1826 до 1829 годы.

13 апреля 1829 года он оставил пост президента, передав власть Франсиско Морасану. Однако Арсе не собирался сдаваться. Дважды, в 1831 и 1833 годах, при поддержке консерваторов, он безуспешно пытался сместить Франсиско Морасана, и оба раза терпел поражение.

В 1840 году участвовал в президентских выборах в Сальвадоре, но проиграл. В 1842 году пытался поднять мятеж против президента Хуана Гусмана, и после поражения удалился в изгнание. В конце жизни ему было разрешено вернуться на родину. Умер в бедности, в Сан-Сальвадоре, 14 сентября 1847 года.

В честь Арсе, в Сальвадоре, в 1947 году был назван город Сьюдад-Арсе.

Напишите отзыв о статье "Арсе, Мануэль Хосе"

Примечания

  1. 1 2 [liberea.gerodot.ru/neoglot/morasan.htm Либерея «Нового Геродота». Морасан.]

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/istoriya/ARSE_MANUEL_HOSE.html Мануэль Хосе Арсе в энциклопедии Кругосвет]

Отрывок, характеризующий Арсе, Мануэль Хосе

– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.