Баян (баарин)
- Не путать с меркитом Баяном (†1340)
| Баян | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Дата смерти | |
| Звание |
полководец Монгольской империи |
| Сражения/войны | |
Баян (монг. Баян жанжин, кит. 伯顏, 1236—11 января 1295) — крупный монгольский военачальник, полководец великого хана и первого императора династии Юань Хубилая. Также известен как Баян Чинсанг.
Биография
Происходил из монгольского племени баарин. Его дед Алаг был наместником Хорезма в Монгольской империи. Его отец погиб во время осады монголами горной крепости низаритов. Первоначально Баян воевал вместе с Хулагу в Персии, но затем был отозван царевичем Хубилаем.
В 1252—1253 годах Баян под командованием Хубилая участвовал в завоевании царства Дали (Наньчжао), вассала империи Сун. В этой кампании Баян командовал крупным отрядом монгольской конницы. В 1257—1259 годах Баян принимал участие в военных действиях монгольской армии под предводительством великого хана Мунке против империи Сун. Монголы нанесли ряд поражений сунским войскам, но не смогли взять город Чанша.
В 1259 году после смерти великого хана Мунке Баян поддержал Хубилая в его борьбе за престол с младшим братом Ариг-Бугой. В том же году монголы продолжили войну против Сунской империи. В сентябре 1259 года они форсировали реку Янцзы и нанесли поражение китайской речной флотилии. Речное сражение закончилось пленением большого количество китайских солдат. Затем монгольская армия осадила город Эчжоу, который защищал большой гарнизон под командованием Люй Вэндэ. Сунский император вынужден вступить в переговоры о заключении мира, с началом переговоров монголы сняли блокаду с Эчжоу. В том же году был заключен мирный договор. Сунский император Ли-цзун уступил монголам китайские земли к северу от реки Янцзы. Сунцы обязались платить ежегодную дань в размере 200 тысяч кусков шелка и 200 тысяч слитков серебра.
Завоевание Южного Китая
Осенью 1268 году военные действия между Хубилаем и Империей Сун возобновились. Монгольская армия под командованием Аджу осадила крепости Фаньчэн и Санъян. С начала 1269 года монголы стали совершать набеги вглубь сунских владений, разбивая китайцев в полевых сражениях. Только в 1273 году после пятилетней осады города Фаньчэн и Санъян капитулировали.
В 1275 году Хубилай отстранил от командования Аджу и назначил новым главнокомандующим монгольской армией в Южном Китае Баяна. В октябре 1274 года Баян во главе монгольской армии двинулся из Сянъяна на восток и форсировал Янцзы в декабре 1274 — январе 1275 года. 13 января 1275 года Баян сосредоточил войска в Уцзишань на южном берегу Янцзы.
В январе 1275 года армия Баяна взяла сунские крепости Эчжоу и Ханьян. В январе-марте 1275 года монгольские отряды прошли вдоль Янцзы, заняв провинции Аньхой, Цзянсу, Цзянси и Чжэцзян. В начале марта сунский император Гун-цзун попросил мира при условии выплаты ежегодной дани, но получил отказ от Баяна.
19 марта 1275 года Баян наголову разгромил южносунскую армию в битве у селения Динцзячжоу. Южносунский главнокомандующий Цзя Сыдао имел 130-тысячную армию, но в битву повел только 70-тысячный авангард военачальника Сунь Хучэня и флотилию из 2500 боевых речных судов, которой командовал Ся Гуй. Военная флотилия Баяна с отрядами монгольских лучников на борту первой атаковала неприятельскую речную армаду. Цзя Сыдао не ожидал такого исхода баталии на водах Янцзы. Китайские моряки при первом же столкновении с монгольской флотилией сразу же обратились в бегство на берег и вниз по реке, увлекая за собой все остальное войско сунцев. Монгольские суда и конница преследовали бежавшего противника на протяжении 75 километров. Монголы захватили вооружение, две тысячи боевых судов, географические карты, печати чиновников всех рангов, воинские списки и много тысяч пленников, которые были превращены в рабов.
С осени 1275 года началось новое монгольское наступление, сопровождавшееся массовой капитуляцией китайских городов. Только крепости Янчжоу, Тайчжоу, Чанчжоу и Таньчжоу оказали сопротивление монгольским войскам. Все они пали к концу декабря, причем в Чанчжоу, куда стеклось множество народа из других городов и деревень, Баян приказал вырезать около миллиона человек. Баян, оставляя отдельные отряды для блокады крепостей, с главными силами двинулся на южносунскую столицу Линьань. 23 декабря 1275 года южносунский император Гун-цзун вновь безуспешно просил о мире. 21 февраля 1276 года Линьань, осажденная монголами, капитулировала. 6 марта пленный император Гун-цзун был депортирован ко двору Хубилая в Шанду. С этого момента Хубилай считал себя законным преемником империи Южная Сун.
Однако несколько сунских сановников провозгласили в Фучжоу новым императором Дуань-цзуна, брата пленного Гун-цзуна. Его сторонники продолжали сопротивление в Фучжоу и Цзянси. В 1277 году монгольская армия под командованием Баяна продолжила наступление на юг и захватила провинцию Фуцзянь. Город Гуанчжоу был осажден и взят. После упорного сопротивления сунское войско отступило дальше в провинцию Гуандун, но здесь монголы одержали новую победу над китайцами. В начале 1278 года император Дуань-цзун со своим двором бежал в город Ганчжоу, где скончался в мае того же года. Сунские вельможи в мае 1278 года провозгласили новым императором его малолетнего брата Хуай-цзуна.
В марте 1279 года в морской битве в Кантонском заливе, в окрестностях Гуанчжоу, сунский флот потерпел окончательное поражение от монголов и был полностью уничтожен. В этом последнем сражении сунский флотоводец Лу Сюфу вместе с малолетним императором на руках бросился в море, чтобы спасти свою и императорскую честь.
Дальнейшая карьера
В 1278 году хан Хубилай отозвал Баяна из Южного Китая и направил его во главе большой армии в Монголию, где он принял участие в борьбе с мятежным царевичем Хайду и его сторонниками. Баян разгромил войска царевичей Ширкэ, Токтэмура и Арамалы, сторонников Хайду, на реке Орхон и при Каракоруме.
В 1287 году Хубилай отправил Баяна во главе большой монгольской армии в Монголию, где он должен был охранять Каракорум от нападений со стороны Хайду. Формально во главе монгольских войск находился царевич Гаммала, внук Хубилая, но фактическим всеми военными операциями руководил опытный военачальник Баян. В январе 1288 года Гаммала, стоявший с частью сил Баяна в центральной Монголии, попытался помешать Хайду перейти через Хангай, но был окружен и разбит на реке Селенга. Царевич был едва спасен военачальником Тутугой. Летом 1289 года сам Хубилай во главе армии выступил в поход на Монголию, но Хайду не принял боя и отступил в свои владения. В 1293 году Хубилай, недовольный бездействием Баяна, отстранил его от командования в Монголии и назначил на его место своего внука Тэмура. Однако Баян, не дожидаясь Тэмура, выступил против Хайду, разбил его, после чего вернулся, сдал командование прибывшему Тэмуру и отбыл в Даду, где был осыпан необычайными милостями.
Летом 1294 году после смерти Хубилая, умершего в конце января, Баян поддержал на курултае кандидатуру царевича Тэмура, который и был избран новым императором династии Юань под именем Олджайту-хаган.
Напишите отзыв о статье "Баян (баарин)"
Ссылки
- [www.wirade.ru/history/history_mongolian_empire_part_1.html Сайт «Удел Могултая»]
Литература
- Шишов А. В. «100 великих полководцев средневековья», Москва, «Вече», 2010 г. ISBN 978-5-9533-4684-9, ст. 133—137
Отрывок, характеризующий Баян (баарин)
– Ты устала – постарайся заснуть.– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.
После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
