Берендт, Уве

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Уве Берендт
нем. Uwe Behrendt
Дата рождения:

1 апреля 1952(1952-04-01)

Место рождения:

Пёснек, ГДР

Гражданство:

ГДР ГДР / ФРГ ФРГ

Дата смерти:

16 сентября 1981(1981-09-16) (29 лет)

Место смерти:

Ливан

Причина смерти:

самоубийство

Принадлежность:

Военно-спортивная группа Гофмана

Работа:

студент, преподаватель

Преступления
Преступления:

убийство Шломо Левина и Фриды Пошке

Период совершения:

19 декабря 1980

Регион совершения:

Эрланген

Мотив:

антисемитизм

Дата ареста:

не был арестован

Обвинялся в:

убийство

Признан виновным в:

не признан

Статус:

умер за три недели до начала суда

У́ве Бе́рендт (нем. Uwe Behrendt; 1 апреля 1952, Пёснек — 16 сентября 1981, Ливан) — немецкий неонацист и антисемит, обвинявшийся в убийстве председателя еврейской общины Нюрнберга Шломо Левина и его жены Фриды Пошке.





Биография

Ранние годы

Уроженец ГДР, города Пёснек. Окончил школу в 1970 году. В 1973 году попытался бежать из ГДР, за что был приговорён к 11 месяцам тюрьмы в Котбусе и штрафу в размере 50 тысяч марок. 24 июля 1974 года депортирован в ФРГ. Учился в университетах Ульма, Эрлангена и Тюбингена по специальностям «геология», «германистика» и «медицина», совершал путешествия в Южно-Африканский Союз и Родезию, где наладил контакты с бандами неонацистов и расистов. В 1976 году был избран во главе студенческого совета Тюбингенского университета[1]. В июне 1976 года поступил в Высшую политическую школу Немецкого студенческого братства (нем. Hochschulpolitischen Ausschuss der Deutschen Burschenschaften). Состоял в военно-спортивной группе неонациста Карла-Хайнца Гофмана[2].

Убийство Левина и Пошке и бегство в Ливан

19 декабря 1980 года Берендт ворвался в дом Шломо Левина, бывшего главы еврейской общины Нюрнберга, и его жены Фриды Пошке, расстреляв обоих из автомата. Ещё до этого Левин неоднократно подвергал критике группу Гофмана[3] и призывал Федеральные службы ликвидировать её. Однако Гофман сумел сжечь одежду на месте преступления и уничтожить все доказательства причастности[4], прикрыв Берендта и взяв вину на себя. Уве, проживавший в замке Эрмройт, вскоре бежал в Ливан, где установил связь с движением ФАТХ[5]. В Ливане члены банды Берендта зачастую подвергались жестокому обращению и пыткам: так, бесследно исчез Кай Уве Бергманн[2].

Смерть и расследование

16 сентября 1981 Берендт покончил с собой в ливанском военном лагере[6]. Спустя три недели должен был начаться судебный процесс, однако в итоге вину ни Гофмана, ни Берендта не доказали — несмотря на показания свидетелей из группы Гофмана против своего руководителя, Гофман был оправдан[3]. Найденные на месте преступления очки Гофмана не убедили следствие в его причастности[4].

Напишите отзыв о статье "Берендт, Уве"

Примечания

  1. Anton Maegerle: [www.bnr.de/artikel/hintergrund/im-braunen-sumpf Im braunen Sumpf]. Blick nach rechts, 25. Oktober 2011 (kostenpflichtig)
  2. 1 2 [www.spiegel.de/spiegel/print/d-13509040.html Mit dem Rucksack]. Spiegel 34/1984
  3. 1 2 Wolfgang Most: [www.hagalil.com/archiv/2006/01/hoffmann.htm Vereinigung der Einzeltäter: Wehrsportgruppe Hoffmann]. haGalil, 3. Januar 2006
  4. 1 2 [www.spiegel.de/spiegel/print/d-13512120.html Chef, ich habe den Vorsitzenden erschossen]. Spiegel, 47/1984
  5. Armin Pfahl-Traughber: [books.google.de/books?id=sB-gJ-oYEg4C&pg=PA73 Rechtsextremismus in der Bundesrepublik] Ch. Beck, S. 73
  6. Hans-Gerd Jaschke, Birgit Rätsch, Yury Winterberg, Nach Hitler: radikale Rechte rüsten auf, Bertelsmann 2001, S. 42

Отрывок, характеризующий Берендт, Уве

– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.