Битва при Гимере

Битва при Гимере
Основной конфликт: Сицилийские войны
Романтическое изображение битвы
Дата	12 сентября 480 год до н. э.
Место	Гимера
Итог	Сиракузы сохранили доминирующее положение на Сицилии
Противники
Сиракузы Агригент Карфаген
Командующие
Гелон Ферон Гамилькар†
Силы сторон
неизвестно 300 000 (античные историки) 50 000 (современные оценки)
Потери
неизвестно неизвестно

Битва при Гимере — сражение между греками (союз Сиракуз и Агригента) и карфагенянами за контроль над Сицилией, произошедшее в 480 году до н. э. Карфагенская армия была разбита, а карфагенские колонии на Сицилии заплатили грекам большой выкуп. По мнению ряда историков, битва при Гимере была попыткой открыть «второй фронт» греко-персидской войны.

Предыстория

Финикийцы основывали торговые посты на побережье Сицилии после 900 года до н. э., занимаясь торговлей с элимцами, сиканами и сикулами. Но после прибытия греческих колонистов в 750 году до н. э. эти посты были захвачены Мотией, Панормом и Солусонтом, Эти города были присоединены к карфагенским землям после 540 года до н. э.

Город Гимера когда-то просил Фаларида, тирана Агригента (570—554 годы до н. э.), взять власть над ним. Ферон поддержал Фаларида, когда тот сверг Терилла, и присоединил город. Терилл, пришедший в своё время к власти после свержения правящих олигархов, испытывал недостаток в общественной поддержке. Поэтому он обратился за помощью к Гамилькару, суффету Карфагена. После 3-летней задержки, в 480 году до н. э., прибыла карфагенская экспедиция, совпавшая по времени с вторжением Ксеркса в Грецию.

Карфагенский флот, сопровождаемый 60 триремами, приплыл в Панорм. Гамилькар решил сначала восстановить власть Фаларида, и лишь затем начать завоевание Сицилии.

Карфагеняне расположились двумя лагерями около Гимеры. Стоянка флота расположилась к северу от города, наземные войска находились с юга. Неизвестно, хотел ли Гамилькар начать осаду или решить всё генеральным сражением.

Город не был полностью блокирован — восточное и южное направления были свободны.

Гамилькар участвовал в рекогносцировке и победил греков в генеральном сражении около Гимеры. Ферон послал сообщение о своём положении Гелону, который прибыл с армией и расположился около реки. Его коннице удалось захватить многих фуражиров Гамилькара.

Состав армий

Карфагенские войска

Основную часть армии составляли африканские подразделения. Тяжёлая пехота сражалась в плотной фаланге, вооружённая тяжёлыми метательными копьями, длинными щитами и короткими мечами, из защитного вооружения имея шлемы и льняные панцири. Сардинская и галльская пехота были экипированы собственным оружием, но часто на средства Карфагена. Лёгкая ливийская пехота имела на вооружении копья и маленькие щиты, как и иберийская лёгкая пехота.

Ливийцы и карфагенские граждане обеспечивали дисциплинированную конницу, вооружённую копьями и круглыми щитами.

Греко-сицилийские войска

Гелон и Ферон обладали закалённой в боях армией. Помимо граждан колоний она включала греческих и сицилийских наёмников. Гелон получил денежные средства на финансирование военных действий от своих граждан, что указывало на серьёзность ситуации. Основу армии составляли наёмные гоплиты из Сицилии, Италии и материковой Греции. Некоторые из граждан служили пельтастами, в то время как более богатые сформировали конницу.

Ход битвы

Геродот и Диодор Сицилийский дали собственные описания битвы при Гимере, сильно отличающиеся друг от друга.

Версия Геродота

Греческая и карфагенская армия сражались от рассвета до заката, в то время как Гамилькар следил за схваткой из своего лагеря, принося финикийскому богу Баалу жертвы на огромном костре. Когда карфагенская армия была разбита, полководец прыгнул в жертвенный огонь. Геродот отмечает, что по сицилийской традиции считалось, что сражение прошло в один день с битвой при Саламине.

Версия Диодора

Нападения греческой конницы на карфагенских фуражиров заставили Гамилькара отправить письмо в Селинунт с просьбой отправить конницу к Гимере к дате приношения жертв греческому божеству Посейдону. Письмо было перехвачено людьми Гелона. Тот решил замаскировать своих людей под союзных Карфагену греков.

На рассвете всадники Гелона достигли карфагенского морского лагеря и были туда допущены. После этого армия Гелона двинулась на сухопутный карфагенский лагерь. Ферон и его армия осталась в Гимере. Карфагенская армия покинула лагерь и заняла позиции на холме. Борьба была жестокой и долгой, и ни одна из сторон не получила перевеса.

Замаскированные греческие всадники убили Гамилькара, готовившего жертву богам, и затем подожгли выброшенные на берег суда, вызвав хаос в морском лагере. Карфагеняне отступили к оставшимся судам, некоторые из которых смогли покинуть место схватки. Но элитные карфагенские войны не покинули поле боя, и были перебиты полностью. Когда новости о смерти Гамилькара и поджоге судов достигли сражавшихся армий, греки смогли победить карфагенян, бежавших в свой лагерь.

Армия Гелона штурмовала карфагенский лагерь, но греки предались грабежу. Иберийцы напали на распавшиеся отряды, нанеся серьёзные потери. В этом критическом положении Ферон решил вступить в бой. Он атаковал фланг и тыл иберийцев в лагере и также поджёг палатки. Те отступили к оставшимся судам. Другие карфагенские воины покинули лагерь и отступили к безводному холму, но в конечном счёте были вынуждены сдаться.

Половина карфагенской армии погибла, большая часть флота была сожжена, грекам досталась богатая добыча.

Последствия

Сицилийские тираны не стали атаковать после сражения Гимеру и карфагенскую территорию в Сицилии, так как их противник подготовился к греческому вторжению и укрепил городские стены. Карфаген заплатил 2 000 серебряных талантов в качестве компенсации, установил два памятника в память о битве, но не потерял своей территории. Греческая культура и торговля продолжали процветать в Сицилии, а борьба между тиранами гарантировала сохранение мира.

Карфаген сосредоточился на том, чтобы продолжать территориальную экспансию в Африке, оставив Сицилию в покое на 70 лет.

Отрывок, характеризующий Битва при Гимере

Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…