Бриллюэн, Леон

Леон Бриллюэн
фр. Léon Nicolas Brillouin
Место рождения:	Севр
Научная сфера:	квантовая механика физика твёрдого тела
Место работы:	Высшая электротехническая школа (1921—1931) Сорбонна (1928) Институт Анри Пуанкаре (1929—1932) Коллеж де Франс (1932—1948) Висконсинский университет (1942—1945) Гарвардский университет (1946—1949) Колумбийский университет (1954—1969)
Учёная степень:	доктор философии (1920)
Альма-матер:	Высшая нормальная школа (Париж), Мюнхенский университет Людвига-Максимилиана
Научный руководитель:	Марсель Бриллюэн, Арнольд Зоммерфельд, Поль Ланжевен Анри Абрагам

Лео́н Николя́ Бриллюэ́н (фр. Léon Nicolas Brillouin 18 августа 1889, Севр, Франция — 4 октября 1969, Нью-Йорк, США) — французский и американский физик, основатель современной физики твёрдого тела.

Биография

Ранние годы (1889—1912)

Семья Бриллюэна имела глубокие научные традиции. Его прадед по материнской линии, Шарль Брио, занимал должность профессора в Сорбонне, дед, Элётэр Маскар, преподавал экспериментальную физику в Коллеж де Франс и был известен работами в области оптики и земного магнетизма. Его отец, Марсель Бриллюэн в течение 32 лет заведовал кафедрой теоретической физики в Коллеж де Франс и был признанным физиком-теоретиком.

В 1908 году Бриллюэн-младший поступает в Высшую нормальную школу в Париже, где до этого учился и его отец. Ему не нравился курс физики, преподаваемый в то время в школе, поэтому он отлынивал от занятий, посещая курсы Поля Ланжевена в Коллеж де Франс, на которых впервые узнал про только зарождавшиеся тогда теорию относительности и квантовую механику. Будучи впечатлён, он прослушал также и курсы Жана Перрена по атомной физике и Мари Кюри по радиоактивности.

Работа в Мюнхене (1912—1913)

В 1912 году он заканчивает Высшую нормальную школу, получив степень «агреже», после чего проводит год в Мюнхене, где работает с одним из основоположников атомной физики Арнольдом Зоммерфельдом, возглавлявшим Институт теоретической физики при Мюнхенском университете. В этот период Бриллюэн выполняет свою первую крупную научную работу «Распространение света в рассеивающих средах», опубликованную позже в «Annalen der Physik». Проявив в этой работе свои способности в области математической физики, Бриллюэн показал, что в средах в зонах аномального рассеяния наравне с фазовой и групповой скоростями необходимо выделять «скорость распространения сигнала» и «скорость распространения энергии». Также в Мюнхене молодой Бриллюэн знакомится с первыми квантовыми теориями твёрдого тела, в частности квантовой теорией удельной теплоёмкости, развитой в работах Эйнштейна, Дебая, Борна и фон Кармана

Первая мировая война (1914—1918)

В июне 1913 года Бриллюэн возвращается в Париж и начинает работы над своей диссертацией, носившей предварительное название «Теория твёрдых тел и квантов». Однако начавшаяся в 1914 году Первая мировая война, прервала его исследования. Он был призван в армию, где на должности лейтенанта армейской радиослужбы работал над улучшением телеграфной связи. Работа проходила в лаборатории генерала Ферье, где вместе с Бриллюэном трудились такие учёные как Анри Абрагам, Морис и Луи де Бройль. Считается, что эта работа наложила свой отпечаток на дальнейшую деятельность Бриллюэна, который занимаясь сугубо теоретическими вопросами, старался не забывать о практической применимости получаемых результатов.

Теоретические исследования во Франции (1918—1939)

В 1920 году Леон Бриллюэн, наконец, защищает диссертацию. С 1921 по 1931 годы он читает лекции по радиофизике в Высшей электротехнической школе. В этот период он также дважды, в 1924 и 1928 годы посещает Канаду и США. В 1928 году он преподаёт теоретическую физику в Сорбонне, а затем в течение четырёх лет — в Институте Анри Пуанкаре. В 1932 году его назначают заведующим кафедры теоретической физики в Коллеж де Франс, которую до Леона Бриллюэна возглавлял его отец. На этом посту Бриллюэн находился до 1948 года.

Вторая мировая война (1939—1945)

В 1939 году, находясь в США, Бриллюэн отмечает плохое качество радиотрансляций из родной Франции, в то время как приём немецкого радио был отличным. Вернувшись на родину, он обращается в правительство с предложением о модернизации радиооборудования. Его назначают на должность директора французского радиовещания. Через месяц после этого началась Вторая мировая война, и Бриллюэн был вынужден уничтожить всё новое оборудование, чтобы оно не досталось оккупировавшим Францию немецким войскам. Чувствуя, что оставаться на родине для него небезопасно, Бриллюэн через Португалию уезжает в США. Там он вместе со своим братом Жаком занимается проблемой распространения электромагнитных и акустических волн в волноводах. Им удалось усовершенствовать теорию магнетрона, внеся существенный вклад в развитие радиолокации, что имело большое значение для армии союзников.

Работа в США после войны (1945—1969)

В США Бриллюэн преподаёт в Висконсинском и Гарвардском университетах. После окончания войны Бриллюэн остаётся в США, возглавляя с 1946 по 1949 годы кафедру в Гарварде, а с 1954 года — кафедру в Колумбийском университете.

В 1953 году Леон Бриллюэн был избран членом Национальной академии наук США, а в 1961 — Международной академии философских наук.

Названы в его честь

• Зоны Бриллюэна
• Рассеяние Мандельштама — Бриллюэна
• Формула Бриллюэна — Вигнера
• Теорема Бриллюэна
• Метод Вентцеля — Крамерса — Бриллюэна
• Функция Бриллюэна

Библиография

• Л. Бриллюэн, Квантовая статистика, Хар.— К., 1934
• Л. Бриллюэн, Атом Бора, М.—Л., 1935
• Л. Бриллюэн, Теория магнетрона, М., 1946
• Л. Бриллюэн, М. Пароди, Распространение волн в периодических структурах, М., 1959.
• Л. Бриллюэн, "Наука и теория информации", М., 1960.
• Борн М., Каратеодори К., Бриллюэн Л. / Кузнецов Б.Г. (под ред.), Тамм И.Е., Гинзбург В.Л. и др. Развитие современной физики, 1964
• Л. Бриллюэн, "Научная неопределённость и информация", М., 1966.
• Л. Бриллюэн, Новый взгляд на теорию относительности. «Мир». Москва, 1972.

Литература

• А. Кастлер [ufn.ru/ru/articles/1972/1/d/ Жизнь и творчество Леона Бриллюэна] // УФН. — 1972. — Т. 106. — С. 101—117.
• Храмов Ю. А. Бриллюэн Леон // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 46. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Ссылки

• [photos.aip.org/quickSearch.jsp?qsearch=Leon+Brillouin&group=10&Submit=GO Фотографии Леона Бриллюэна] на сайте Визуальных архивов Эмилио Сегре Американского института физики

Отрывок, характеризующий Бриллюэн, Леон

– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)