Буршье
Поделись знанием:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
Буршье (фр. Bourchier) или Бушер (англ. Bourchier)[1] — угасший знатный средневековый английский род. Название рода произошло от фр. bouchier. Его представители носили титулы баронов и виконтов Буршье, баронов Бернерс и Фицуорин, графов д’Э и Эссекс.
Содержание
История
Род известен с XIII века. Владения рода располагались в графстве Эссекс. В XIV году выдвинулся Роберт (ум. 1349), 1-й барон Буршье. В составе английской армии он принимал участие в нескольких сражениях Столетней войны, включая битву при Креси. Некоторое время Роберт занимал пост лорда Верховный канцлер Англии[2]. От его двух сыновей пошли 2 ветви рода. Старший сын Роберта, Джон (ум. 1400), унаследовал отцовский титул. Как и отец он принимал активное участие в Столетней войне, участвовал во многих сражениях во Франции и Испании. После смерти в 1432 году его внучки Элизабет ветвь угасла, а баронский титул перешёл к другой ветви рода, родоначальником которой был младший сын Роберта, Уильям. Его сын, Уильям (1386 — 28 мая 1420) женился на Анне (Энн) Глостер, дочери Томаса Вудстока, герцога Глостер, благодаря чему породнился с королевской семьёй. В 1419 году король Англии Генрих V даровал Уильяму обширные владения в Нормандии и титул графа Э. Он умер в 1420 году, оставив четырёх сыновей. Один из сыновей, Томас (ок. 1413 — 30 марта 1486), избрал духовную карьеру. В 1454 году он стал архиепископом Кентерберийским и играл заметную роль во время войны Алой и Белой розы. От трёх же других сыновей Уильяма пошли три ветви рода.
Ветвь графов Эссекса
Родоначальником ветви стал старший из сыновей Уильяма Буршье, графа д’Э — Генри Буршье (ок. 1404 — 4 апреля 1583). Он унаследовал пожалованные Генрихом V его отцу владения в Нормандии, однако после отступления англичан из Франции их потерял. Но в 1432 году Генри унаследовал баронство Буршье. Кроме того, он женился на сестре герцога Ричарда Йоркского, благодаря чему во время войны Алой и Белой розы держал сторону Йорков. Он участвовал в нескольких сражениях в составе армии Йоркистов и после того, как в 1461 году королём стал племянник его жены Эдуард IV, Генри получил титул графа Эссекса.
Наследником Генри в 1483 году стал его внук Генри Буршье (до 1472 — 13 марта 1540), 2-й граф Эссекс и 6-й барон Буршье. Поскольку он не оставил сыновей, то титул графа Эссекса был упразднён. Единственная дочь Генри, Анна (ум. 1571), унаследовала титул баронессы Буршье. После её смерти ветвь угасла, а титул баронов Буршье унаследовал Уолтер Девере, правнук Сисели Буршье, сестры Генри Буршье, 2-го графа Эссекса. Позже для него был восстановлен и титул графа Эссекс.
Ветвь баронов Фицуорин и графов Бата
Родоначальником ветви стал третий из сыновей Уильяма Буршье, графа д’Э — Уильям Буршье (ум. ок. 1470). Он посредством брака унаследовал титул барона Фицуолтера. Его внук Джон Буршье (20 июля 1470 — 30 апреля 1539), 11-й барон Фицуорин, в 1536 году получил титул графа Бата.
По мужской линии род угас после смерти Генри Буршье (1593 — 15 августа 1654), 15-й барона Фицуорин и 5-й графа Бат.
Ветвь баронов Бернес
Родоначальником ветви стал младший из сыновей Уильяма Буршье, графа д’Э — Джон Буршье (ок. 1415 — 15 мая 1474). Для него был создан титул барона Бернерса. Его внук Джон (1467 — 16 марта 1532), 2-й барон Бернерс, был канцлером казначейства в 1516—1527 годах. Сыновей он не оставил, титул унаследовала его старшая дочь Маргарет, однако она им никогда не пользовалась.
Из этой ветви также известна Маргарет Буршье (1468—1551), баронесса Брайан, сестра Джона, 2-го барона Бернерс. Она последовательно была гувернанткой детей короля Генриха VIII — Марии, Елизаветы и Эдуарда.
Генеалогия
Роберт де Буршье; жена: Эмма
- Джон Буршье из Стенстед Холла (ум. 1329), судья; жена: Хелен де Колчестер, дочь Уолтера де Колчестера и Джоан де Моншенси
- Роберт Буршье (ум. 1349), 1-й барон Буршье, лорд Верховный канцлер Англии в 1340—1341; жена: Маргарет Прейер, дочь сира Томаса Прейера из Сайбл-Хедингхема и Маргарет де Эссекс
- Джон Буршье (март 1329—1400), 2-й барон Буршье с 1349; жена: Элизабет Коггешолл, дочь сира Джона Коггешолла
- Бартоломью Буршье (ум. 1409), 3-й барон Буршье с 1400; 1-я жена: Маргарет, вдова Джона де Саттона; 2-я жена: Идонея Ловей
- Элизабет Буршье (ум. 1 июля 1433), 4-я баронесса Буршье с 1409; 1-й муж: сир Хьюго Стаффорд (ок. 1382 — 25 октября 1420), 1-й барон Стаффорд с 1411; 2-й муж: сир Льюис Робсарт (ум. 1431)
- Бартоломью Буршье (ум. 1409), 3-й барон Буршье с 1400; 1-я жена: Маргарет, вдова Джона де Саттона; 2-я жена: Идонея Ловей
- Уильям Буршье (ум. 1375); жена: Элеанор де Лувен (27 марта 1345 — 5 октября 1397), дочь Джона де Лувен и Маргарет Уэстон
- Уильям Буршье (ум. 28 мая 1420), 1-й граф д’Э с 1419, констебль Лондонского Тауэра с 26 ноября 1415; жена: ранее 20 ноября 1405 Анна (Энн) Глостер (апрель 1383 — 16 октября 1438), дочь Томаса Вудстока, герцога Глостер, и Элеоноры де Богун, вдова Эдмунда Стаффорда, 5-го графа Стаффорда
- Генри Буршье (ок. 1404 — 4 апреля 1483), 2-й граф д’Э 1420—1449?, виконт Буршье с 1446, 5-й барон Буршье с 1432, 1-й граф Эссекс с 1461; жена: Изабелла Плантагенет (1409/21 сентября 1411 — 2 октября 1484), дочь Ричарда Конисбурга, 3-го графа Кембриджа, и Анны Мортимер
- Уильям Буршье (ум. 14 апреля 1471), 2-й виконт Буршье; жена: Анна Вудвиль (ум. 30 июля 1489), дочь Ричарда Вудвила, 1-го графа Риверса, и Жакетты Люксембургской
- Генри Буршье (до 1472 — 13 марта 1540), 2-й граф Эссекс и 6-й барон Буршье с 1483; жена: с ок. 1478 Мэри Сей (ум. после июня 1535), дочь сира Уильяма Сей из Броксбурна и Иссендена и Элизабет Фрей
- Анна Буршье (ум. 1571), 7-я баронесса Буршье с 1540; муж: с 9 февраля 1526 (аннулирован в 1552) Уильям Парр (14 августа 1513 — 28 октября 1571), 1-й барон Парр из Кендала в 1539—1553, 1559—1571, 1-й граф Эссекс в 1543—1553, 1559—1571, 1-й маркиз Нортгемптон в 1549—1553, 1559—1571
- Сисели Буршье; муж: сир Джон Девере (1463 — 5 марта 1500/1501), 2-й барон Феррерс из Шертли
- Генри Буршье (до 1472 — 13 марта 1540), 2-й граф Эссекс и 6-й барон Буршье с 1483; жена: с ок. 1478 Мэри Сей (ум. после июня 1535), дочь сира Уильяма Сей из Броксбурна и Иссендена и Элизабет Фрей
- сир Генри Буршье (ум. ок. августа 1458); жена: Элизабет Скейлз (ок. 1446 — 2 сентября 1473), 8-я баронесса Скейлз с 1460, дочь Томаса де Скейлз, 7-го барона Скейлза, и Эммы Уолесбург
- сир Хэмфри Буршье (ум. 1471), лорд Кромвель; жена: Энн Стенхоуп, дочь Ричарда Стенхоуп и Мод Кромвель
- сир Джон Буршье (ум. 1495); 1-я жена: Элизабет Феррерс (1419 — до 23 января 1482), 6-я баронесса Феррерс из Гроуби, дочь сира Генри Феррерса из Гроуби и Изабеллы Моубрей, вдова Эдварда Грея, 6-го барона Феррерс из Гроуби
- сир Томас Буршье; жена: Изабель Бейрр, дочь сира Джона Бейрра
- сир Эдвард Буршье
- Фальк Буршье (ум. в млад.)
- Изабель Буршье (ум. в млад.)
- Хью Буршье (ум. в млад.)
- Флоренс Буршье (ум. после 1525)
- Уильям Буршье (ум. 14 апреля 1471), 2-й виконт Буршье; жена: Анна Вудвиль (ум. 30 июля 1489), дочь Ричарда Вудвила, 1-го графа Риверса, и Жакетты Люксембургской
- Томас Буршье (ок. 1413 — 30 марта 1486), епископ Вустера 1434—1443, епископ Эли 1443—1454, архиепископ Кентерберийский с 1454, лорд Верховный канцлер Англии с 1455, кардинал с 1467
- Уильям Буршье (ум. ок. 1470), 9-й барон Фицуорин; 1-я жена: Томасина Хенкефорд (1423—1453), 9-я баронесса Фицуорин, дочь Ричарда Хенкефорда и Элизабет Фицуорин; 2-я жена: Екатерина
- (от 1-го брака) Фальк Буршье (25 октября 1445 — 18 сентября 1479), 10-й барон Фицуорин с 1453; жена: Элизабет Динхем (ум. 19 октября 1516), дочь Джона Динхема, 6-го лорда Динхема, и Джоан Эрш
- Джон Буршье (20 июля 1470 — 30 апреля 1539), 11-й барон Фицуорин с 1479, 1-й граф Бат с 1536; 1-я жена: Сесилия Добене, дочь Жиля Добене, 1-го барона Добене, и Элизабет Арундел; 2- жена: Флоренс Бонвиль (1472 — октябрь 1524), дочь Джона Бонвиля из Хелнекера; 3-я жена: Элизабет Уэнтуорт (ум. после 1542), дочь сира Генри Уэнтуорта из Неттлстида
- (от 1-го брака) Джон Буршье (ок. 1499 — 10 февраля 1560), 12-й барон Фицуорин и 2-й граф Бат с 1524; 1-я жена: Элизабет Хангерфорд, дочь сира Уолтера Хангерфорда; 2-я жена: Элеанор Меннерс, дочь сира Джорджа Меннерса, 12-го барона Рос; 3-я жена: Маргарет Донингтон (ок. 1509 — 20 декабря 1561), дочь Джона Донингтона
- (от 1-го брака) Элизабет Буршье
- (от 2-го брака) Джон Буршье (1529 — 28 февраля 1556), лорд Фицуорин; жена Френсис Китсон (ум. 1586), дочь сира Томаса Китсона из Хенгрейва
- Уильям Буршье (ум. 12 июля 1623), 13-й барон Фицуорин и 3-й граф Бат с 1560; жена: с 7 августа 1583 Элизабет Рассел (ум. 24 марта 1605), дочь Френсиса Рассела, 2-го графа Бедфорда
- сир Эдвард Буршье (ум. 31 марта 1636), 14-й барон Фицуорин и 4-й граф Бат с 1623; 1-я жена: Дороти Сент-Джон, дочь Джона Сент-Джона из Блетсо и Дороти Рид; 2-я жена: с 1633 Энн Ловет, дочь сира Роберта Ловета из Лискомба и Энн Саундерс
- (от 1-го брака) Элизабет Буршье (1622 — 22 сентября 1670) муж: Базил Филдинг (ок. 1608 — 28 ноября 1675), 2-й граф Денбиг
- (от 1-го брака) Дороти Буршье (ок. 1626 — после 1660); 1-й муж: с ок. 4 июня 1646 Томас Грей из Стемфорда (1623 — до 8 августа 1657); 2-й муж: Густавус Мекуорт (ум. август 1659)
- (от 1-го брака) Анна Буршье (ок. 1628—1662); 1-й муж: с 3 марта 145/1646 Джеймс Кренфилд (ноябрь 1621—1651), 2-й граф Миддлсекс; 2-й муж: сир Чичестер Врей (1628—1668), 3-й баронет Врей из Требитча
- Френсис Буршье
- сир Эдвард Буршье (ум. 31 марта 1636), 14-й барон Фицуорин и 4-й граф Бат с 1623; 1-я жена: Дороти Сент-Джон, дочь Джона Сент-Джона из Блетсо и Дороти Рид; 2-я жена: с 1633 Энн Ловет, дочь сира Роберта Ловета из Лискомба и Энн Саундерс
- Уильям Буршье (ум. 12 июля 1623), 13-й барон Фицуорин и 3-й граф Бат с 1560; жена: с 7 августа 1583 Элизабет Рассел (ум. 24 марта 1605), дочь Френсиса Рассела, 2-го графа Бедфорда
- (от 2-го брака) Генри Буршье
- (от 2-го брака) сир Джордж Буршье (ок. 1535—1605); жена: Марта Говард, дочь Уильяма Говарда, 1-го барона Говарда из Эффангхема
- сир Генри Буршье (1593 — 15 августа 1654), 15-й барон Фицуорин и 5-й граф Бат с 1636
- (от 2-го брака) Фальк Буршье
- (от 2-го брака) Мэри Буршье; муж: Хью Уиот из Эксетера
- (от 2-го брака) Сесилия Буршье; муж: Томас Пейтон из Плимута
- (от 3-го брака) Сюзанна Буршье
- (от 3-го брака) Бриджет Буршье; муж: Томас (Артур) Прайс из Вейнора
- (от 1-го брака) Элизабет Буршье (23 августа 1548); муж: Эдвард Чичестер (ум. июль 1522)
- (от 1-го брака) Дороти Буршье; муж: сир Джон Фалфорд
- (от 1-го брака) Джон Буршье (ок. 1499 — 10 февраля 1560), 12-й барон Фицуорин и 2-й граф Бат с 1524; 1-я жена: Элизабет Хангерфорд, дочь сира Уолтера Хангерфорда; 2-я жена: Элеанор Меннерс, дочь сира Джорджа Меннерса, 12-го барона Рос; 3-я жена: Маргарет Донингтон (ок. 1509 — 20 декабря 1561), дочь Джона Донингтона
- Джоан Буршье; муж: с ок. декабря 1488 Джеймс Туше (ок. 1463 — 28 июня 1497), 7-й барон Одли
- Элизабет Буршье; 1-й муж: сир Эдвард Стенхоуп из Ремптона (ум. 6 июня 1512); 2-й муж: сир Ричард Пейдж
- Джон Буршье (20 июля 1470 — 30 апреля 1539), 11-й барон Фицуорин с 1479, 1-й граф Бат с 1536; 1-я жена: Сесилия Добене, дочь Жиля Добене, 1-го барона Добене, и Элизабет Арундел; 2- жена: Флоренс Бонвиль (1472 — октябрь 1524), дочь Джона Бонвиля из Хелнекера; 3-я жена: Элизабет Уэнтуорт (ум. после 1542), дочь сира Генри Уэнтуорта из Неттлстида
- (от 2-го брака) Элизабет Буршье
- (от 1-го брака) Фальк Буршье (25 октября 1445 — 18 сентября 1479), 10-й барон Фицуорин с 1453; жена: Элизабет Динхем (ум. 19 октября 1516), дочь Джона Динхема, 6-го лорда Динхема, и Джоан Эрш
- Джон Буршье (ок. 1415 — 15 мая 1474), 1-й барон Бернерс; жена: Марджери Бернерс (ум. 18 декабря 1475), дочь сира Ричарда Бернерса из Уэст Хорсли и Филиппы Дейлинридж
- Хамфри Буршье (1440/1444 — 14 апреля 1471); жена: Элизабет Тилни (ум. 4 апреля 1497), дочь сира Фредерика Тилни из Бостона
- Джон Буршье (1467 — 16 марта 1532), 2-й барон Бернерс с 1474; жена: Екатерина Говард, дочь Джона Говарда, 1-го герцога Норфолка, и Маргарет Чедуорт
- Мэри Буршье; муж: Александр Юнтон из Уэдли
- Джейн Буршье из Эшуэлторпа (ум. 17 февраля 1561/1562); муж: Эдмунд Ниветт (ум. 1 марта 1539)
- Анна Буршье (ум. после сентября 1530); муж: с 1492 Томас Фиенн (1471/1472 — 9 сентября 1534), 2-й барон Дакр
- Маргарет Буршье (1468—1551), баронесса Брайан, Леди Гувернантка детей короля Генриха VIII; муж: Томас Брайан из Шеддингтона (1464—1517)
- Джон Буршье (1467 — 16 марта 1532), 2-й барон Бернерс с 1474; жена: Екатерина Говард, дочь Джона Говарда, 1-го герцога Норфолка, и Маргарет Чедуорт
- Джоан Буршье; муж: сир Генри Невилл из Латимера (ум. 14 июля 1469)
- Хамфри Буршье (1440/1444 — 14 апреля 1471); жена: Элизабет Тилни (ум. 4 апреля 1497), дочь сира Фредерика Тилни из Бостона
- Элеанор Буршье (ум. ноябрь 1474); муж: с 1424 Джон Моубрей (ум. 6 ноября 1461), граф Ноттингем, граф-маршал Англии, 6-й граф Норфолк и 3-й герцог Норфолк с 1432
- Генри Буршье (ок. 1404 — 4 апреля 1483), 2-й граф д’Э 1420—1449?, виконт Буршье с 1446, 5-й барон Буршье с 1432, 1-й граф Эссекс с 1461; жена: Изабелла Плантагенет (1409/21 сентября 1411 — 2 октября 1484), дочь Ричарда Конисбурга, 3-го графа Кембриджа, и Анны Мортимер
- Уильям Буршье (ум. 28 мая 1420), 1-й граф д’Э с 1419, констебль Лондонского Тауэра с 26 ноября 1415; жена: ранее 20 ноября 1405 Анна (Энн) Глостер (апрель 1383 — 16 октября 1438), дочь Томаса Вудстока, герцога Глостер, и Элеоноры де Богун, вдова Эдмунда Стаффорда, 5-го графа Стаффорда
- Джон Буршье (март 1329—1400), 2-й барон Буршье с 1349; жена: Элизабет Коггешолл, дочь сира Джона Коггешолла
- Джон Буршье
- Роберт Буршье (ум. 1349), 1-й барон Буршье, лорд Верховный канцлер Англии в 1340—1341; жена: Маргарет Прейер, дочь сира Томаса Прейера из Сайбл-Хедингхема и Маргарет де Эссекс
Напишите отзыв о статье "Буршье"
Примечания
Литература
- Dictionary of National Biography / Edited by Leslie Stephen. — London: Smith, Elder & Co, 1886. — Vol. VI Bottomley — Browell. — 471 p.
- Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
Ссылки
- [www.tudorplace.com.ar/BOURCHIER1.htm Bourchier family] (англ.). Tudor Court. Проверено 2 января 2012. [www.webcitation.org/67jtzMEjR Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
- [www.manninghouse.co.uk/FamilyTree/Bourchier/index.htm Bourchier Family] (англ.). Проверено 2 января 2012. [www.webcitation.org/67ju0QhHM Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
- [www.stirnet.com/genie/data/british/bb4fz/bourchier1.php Bourchier1] (англ.). Stirnet. Проверено 2 января 2012. [www.webcitation.org/67ju1BLO0 Архивировано из первоисточника 18 мая 2012].
Отрывок, характеризующий Буршье
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
