Буршье, Томас
Томас Буршье Thomas Bourchier | |
Архиепископ Кентерберийский | |
Епископское посвящение | 23 апреля 1454 года |
---|---|
Интронизация | неизвестно |
Конец правления | 30 марта 1486 |
Предшественник | Джон Кемп |
Преемник | Джон Мортон |
Родился | ок. 1404 года |
Умер | 30 марта 1486 Ноул-хаус, Англия |
Похоронен | Кентерберийский собор |
Содержание
Биография
Происхождение
Томас был младшим сыном Уильяма Буршье (умер в 1420), графа д’Э, а через свою мать, Анну Глостер, дочь Томаса Вудстока, был потомком короля Англии Эдуарда III Плантагенета. Одним из его братьев был Генри Буршье (умер 1483), 1-й граф Эссекс, а его внучатым племянником был Джон, 2-й барон Бернерс, переводчик Фруассара. Хамфри Стаффорд, 1-й герцог Бекингем был его единокровным братом.
Церковная и политическая карьера
Обучался в Оксфордском университете, докторантура in utroque iure, в каноническом и гражданском праве, и магистр искусств в 1433.
Он тогда вступил на церковную стезю и получил быстрое продвижение по службе: пребендарий Личфилда в мае 1424 года; декан Солсбери, декан Сент-Мартин-ле-Гранд, Лондон, в 1428 году. Получил младший сан и субдьяконат 24 сентября 1429 года; вторую пребенду в Западном Тарроке, в Хастингсе в 1432 году. Рукоположен в священники в 1433 (никакой дальнейшей информации не найдено). Стал пребендарием в Линкольнской церкви в 1433 году и канцлером Оксфордского университета в 1433—1437 гг.
После проведения некоторых незначительных назначений он стал епископом Вустера в 1434, хиротонисан 15 мая.[1] В том же самом году он был канцлером Оксфордского университета, а в 1443 он был назначен епископом Илийским,[2] тогда в апреле 1454 он был сделан архиепископом Кентерберийским,[3] стал лорд-канцлером Англии в следующем марте.[4]
Буршье и война Алой и Белой розы
Короткий срок пребывания Буршье на должности лорд-канцлера совпал с началом войны Алой и Белой розы, и сначала он не был сильным приверженцем ни одной из сторон, хотя он потерял свой пост лорд-канцлера когда Ричард, герцог Йоркский, был лишен власти в октябре 1456. Впоследствии, в 1458, он помог примирить противоборствующие сторон, но когда война возобновилась в 1459, он предстает как решительный йоркист; он короновал Эдуарда IV в июне 1461, а четырьмя годами позднее он исполнил подобную церемонию для королевы Елизаветы Вудвилл.
Буршье при Йорках
В 1457 Буршье взял главную часть в суде над Реджинальдом Пекоком, епископом Чичестера, обвиненным в ереси. Кардинал-священник с 18 сентября 1467 с титулом церкви S. Ciriaco alle Terme, в 1473 после некоторой задержки, он был объявлен кардиналом, поскольку эта честь была добыта для него Эдуардом IV в 1465, а в 1475 он был одним из этих четырёх арбитров, назначенных, чтобы устроить детали относительно договора Пикиньи между Англией и Францией. После смерти Эдуарда IV в 1483 Буршье убедил королеву позволить её младшему сыну, Ричарду, герцогу Йоркскому, разделить место жительства со своим братом в Лондонском Тауэре; и хотя он поклялся быть преданным Эдуарду V перед смертью его отца, он короновал Ричарда III в июле 1483. Он не был, однако, никоим образом вовлечен в убийство молодых принцев, и он был вероятно участником заговоров против Ричарда.
Буршье и Генрих VII
Третьим английским королём, коронованным Буршье, был Генрих VII, который также женился на Елизавете Йоркской в январе 1486. Архиепископ умер 30 марта 1486[3] в своей резиденции, Нол Хаус, около Севенокса, и был захоронен в Кентерберийском соборе.
Напишите отзыв о статье "Буршье, Томас"
Примечания
Литература
- Томас Мор. Эпиграммы. История Ричарда III. — М.: Наука, 1973. — 254 с. — (Литературные памятники).
- Устинов В. Г. Столетняя война и Войны Роз. — М.: АСТ: Астрель, Хранитель, 2007. — 637 с. — (Историческая библиотека). — 1500 экз. — ISBN 978-5-17-042765-9.
Ссылки
- [www.britannia.com/bios/abofc/tbourchier.html Биография Томаса Буршье в Британии]
- [www.newadvent.org/cathen/02716b.htm Томас Буршье в католической энциклопедии]
Отрывок, характеризующий Буршье, Томас
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.
В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.