Вульфред

Вульфред Wulfred
Архиепископ Кентерберийский
Посвящение	805
Интронизация	805
Конец правления	832
Предшественник	Этельгард
Преемник	Феологильд
Умер	24 марта 832(0832-03-24)
Похоронен	Кентербери

Вульфред (англ. Wulfred; умер 24 марта 832) — 15-й архиепископ Кентерберийский (805—832). Председательствовал на знаменательном синоде Челси в 816 году, возглавлял борьбу церковной иерархии с практикой пожалования монастырей светской аристократии.

Биография

Ранние годы и реформа церковной жизни

О раннем периоде жизни Вульфреда (до 803 года) сохранилось мало сведений, но дальнейшая его деятельность хорошо документирована в подлинных кентерберийских грамотах (Canterbury charters), в обетах верности вновь избранных епископов, в монетах, отчеканенных в его честь, и в канонах синода Челси. В 803 году он участвовал в Совете Кловешо в свите архиепископа Кентерберийского Этельгарда. В 811 году король Мерсии Кенвульф пожаловал Вульфреду земли в Кенте как принадлежащие ему по праву, но существуют основания предположить, что он был среднесаксонского происхождения (средние саксы не имели собственной государственности, в IX веке жили на территории Мерсии). На основании жалованных грамот можно сделать вывод, что Вульфред был рукоположён на Кентерберийскую кафедру в 805 году, не ранее октября.

Важнейшим деянием Вульфреда стала его реформа монастырской жизни, вдохновлённая примером епископа Меца Хродеганга, умершего в 766 году. Аналогичные начинания император Людовик I Благочестивый и франкский государственный деятель, бенедиктинский монах Бенедикт Анианский стремились в период 813—816 годов распространить на все франкские соборы. В грамоте, датируемой в интервале 808—813 годов, Вульфред объявил, что он «оживил святой монастырь Кентерберийской церкви, обновив, восстановив и перестроив его». Он настаивал, что монастырские общины должны соблюдать часы молитвы, питаться в общей трапезной и ночевать в общей спальне, а также требовал имущество отдельных братьев передавать в собственность монастыря. Кроме того, архиепископ жаловал монастырям земли при условии принятия ими положений реформы.

Политические трудности и земельные приобретения

С самого начала между Вульфредом и королём Кенвульфом зародился конфликт из-за монет, отчеканенных в Кентербери в честь нового архиепископа. На них было помещено изображение Вульфреда, а имя короля замещено именем чеканщика. В 808 году Папа Лев III в письме Карлу Великому упомянул, что Кенвульф «ещё на помирился со своим архиепископом», но в 811—814 годах Кенвульф и Вульфред совершили друг с другом несколько сделок купли-продажи и обмена земли, а поездка архиепископа в Рим в 814 году может объясняться жалобой короля на него. Между 815 и 821 годом конфликт обострился в связи с попытками Вульфреда избавиться от светского контроля над монастырскими церквями. После смерти Кенвульфа в 821 году в Мерсии последовала череда коротких правлений, к 827 году Кент отошёл во владение Уэссекса, и влияние мерсийского архиепископа снизилось.

Несмотря на все эти тяжёлые обстоятельства, Вульфред проводил активную территориальную политику путём приобретения имений в своё личное пользование (значительная их часть впоследствии осталась в распоряжении Кентерберийских архиепископов), а также реорганизации и расширения владений церкви Христа в Кентербери, оформленных как неотчуждаемые дары (с условием, что церковь будет следовать проводимой Вульфредом реформе). Он истратил личное состояние в 17 720 серебряных пенни на покупку имений в Кенте и на территории современного Мидлсекса, а также избавился от дальних владений в долине Темзы и других, сконцентрировав таким образом значительные земельные ресурсы. Хотя завещание Вульфреда не сохранилось, имеются сведения об обогащении его родственников, составивших наиболее влиятельную часть кентерберийской общины.

Упадок латинского образования

При Вульфреде в церкви Христа в Кентербери появился скрипториум, примечательный использованием особого рукописного шрифта, «островного минускульного курсива» (insular cursive minuscule), применявшегося для написания официальных документов и важных книг. Удивительно, но эта веха в развитии искусства каллиграфии совпала по времени с заметным падением латинской образованности. Известны две грамоты, 822 и 823 годов, которые считаются написанными собственноручно Вульфредом. Они содержат характерные ошибки, выдающие его просторечное, или «вульгарное», произношение. Духовенство кентерберийской общины было способно составить по старым образцам и представить архиепископу положенные обеты верности вновь избранных епископов, пользоваться латинскими текстами для богослужений и читать отдельные главы Священного Писания, но, судя по всему, лишь немногие его представители были способны создать латинский текст для более отвлечённых от повседневной рутины нужд.

Спор вокруг контроля над монастырскими церквями и смерть

В течение более ста лет ведущие английские церковные деятели добивались прекращения практики передачи в наследственное владение королевской семьи или местной аристократии монастырей и монастырских церквей, поскольку такая практика мешала соблюдению в них правил монашеской жизни и вредила духовному окормлению ими своих приходов. Совет Кловешо 803 года постановил запретить монастырским общинам избирать светских аристократов в качестве своих лордов и потребовал от них строго соблюдения монастырских уставов.

В 814 году Вульфред совершил поездку в Рим в сопровождении епископа Шерборна Вигберта и вернулся оттуда в следующем году с благословением Папы Льва III. Предположительно, целью поездки было заручиться поддержкой понтифика перед началом реформ, принятых синодом Челси 816 года. Постановления этого синода, возможно, составленные самим Вульфредом, учредили каноническую традицию, единство саутумбрийского епископата, а также обязанность английских епископов назначать настоятелей монастырей в своих епархиях с согласия общин и запрет на передачу монастырей аристократам, при обязательстве епископов защищать собственность монастырей от их посягательств.

В 816—821 годах последовала борьба Кенвульфа с Вульфредом в связи с правом собственности на монастырские церкви в Рекульвере и Минстер-ин-Тэнете (Кент). Незадолго перед смертью короля в 821 году Вульфред сохранил контроль над этими владениями, взамен уступив Кенвульфу имение в 300 гайд (предположительно в Эйншэме, Оксфордшир) и заплатив 120 фунтов. Дочь Кенвульфа Квентрит, настоятельница монастыря в Уичкомбе, унаследованного ею от отца, не признала соглашения, и Вульфред сумел подавить её сопротивление, а также противодействие нового короля Беорнвульфа только на Совете Кловешо 825 года, где также получил права на ряд других крупных имений.

В период между 825 и 827 годами король Уэссекса Эгберт вместе со своим сыном Этельвульфом отбил Кент у Мерсии. Новые правители не признали исключительных прав Кентерберийского архиепископа на кентские монастырские церкви. Они также конфисковали имение в Мэллинге на том основании, что оно было передано Кентерберийской архиепархии вице-королём Бальдредом в последний момент перед бегством от наступающих войск Уэссекса. Единственным приобретением Вульфреда после 827 года стал земельный участок в Ботвелле, переданный ему в 831 году королём Виглафом.

Вульфред умер 24 марта 832 года.

Литература

• Anglo-Saxon Charters S 22, 40, 90, 161, 164, 168—170, 175—178, 186—188, 1188, 1264—1268, 1414, 1434, 1436, 1619
• M. Richter, ed., Canterbury professions, Canterbury and York Society, 67 (1973), nos. 7-16
• A. W. Haddan and W. Stubbs, eds., Councils and ecclesiastical documents relating to Great Britain and Ireland, 3 (1871)
• N. Brooks, The early history of the church of Canterbury: Christ Church from 597 to 1066 (1984), pp. 132—142, 155—206
• C. Cubitt, Anglo-Saxon church councils, c.650-c.850 (1995), 191—204
• M. P. Brown, ‘Paris, Bibliothèque nationale lat. 10861 and the scriptorium of Christ Church, Canterbury’, Anglo-Saxon England, 15 (1986), pp. 119—137
• J. Crick, ‘Church, land and local nobility in early ninth-century Kent: the case of Ealdorman Oswulf’, Historical Research, 61 (1988), pp. 251—269
• S. Keynes, ‘The control of Kent in the ninth century’, Early Medieval Europe, 2 (1993), 111-32
• W. de G. Birch, ed., Cartularium Saxonicum, 1 (1885), nos. 312, 332, 342
• P. Collinson and others, eds., A history of Canterbury Cathedral, 598—1982 (1995)

Ссылки

• [www.oxforddnb.com/view/article/30095?docPos=1 N. P. Brooks «Wulfred»]//Oxford Dictionary of National Biography
• [www.aschart.kcl.ac.uk/idc/idx_sawyerNo.html Anglo-Saxon Charters by Sawyer number]

Отрывок, характеризующий Вульфред

13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.
Ввечеру Наполеон между двумя распоряжениями – одно о том, чтобы как можно скорее доставить заготовленные фальшивые русские ассигнации для ввоза в Россию, и другое о том, чтобы расстрелять саксонца, в перехваченном письме которого найдены сведения о распоряжениях по французской армии, – сделал третье распоряжение – о причислении бросившегося без нужды в реку польского полковника к когорте чести (Legion d'honneur), которой Наполеон был главою.
Qnos vult perdere – dementat. [Кого хочет погубить – лишит разума (лат.) ]


Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.