Бэмби

Бэмби
нем. Bambi. Eine Lebensgeschichte aus dem Walde
Жанр:	роман
Автор:	Феликс Зальтен
Язык оригинала:	немецкий
Дата первой публикации:	1923
Издательство:	Ullstein Verlag

«Бэмби» (нем. Bambi. Eine Lebensgeschichte aus dem Walde — «Бэмби. Биография из леса») — австрийский роман, написанный Феликсом Зальтеном и опубликованный Ullstein Verlag в 1923 году. Роман рассказывает о жизни Бэмби, самца косули (хотя в русских переводах и пересказах он превращён в оленя), от момента рождения: о детстве, потере матери, нахождении друга, уроках, которые он получает от своего отца, и опасностях в виде охотников. Книга была переведена более чем на 20 языков мира. В 1939 году Зальтен выпустил продолжение, «Дети Бэмби» (нем. Bambis Kinder, eine Familie im Walde — «Дети Бэмби, семья в лесу»).

Роман был хорошо принят критиками, считается классическим и одним из первых энвайронменталистских романов. Он был адаптирован в анимационный фильм «Бэмби» студией Walt Disney Productions в 1942 году и в два игровых фильма киностудией имени Горького в 1985 и 1986 годах.

Сюжет

Бэмби родился в зарослях леса у молодой самки-косули поздней весной. В течение лета мать рассказывает ему о различных обитателях леса и о том, как живут косули. Когда он кажется ей достаточно взрослым, она отводит его на луг, про который он узнаёт, что это прекрасное, но в то же время опасное место, так как косули там оказываются у всех на виду. После изначального страха из-за предупреждения матери, Бэмби нравится полученный опыт. В последующем путешествии Бэмби знакомится со своей тётей Эной и её детёнышами-двойняшками Фалиной и Гобо. Они быстро становятся друзьями и обмениваются узнанным о лесе. Когда они играют, они впервые видят принцев — самцов-косулей. Когда они исчезают, малыши узнают, что это их отцы, но отцы редко находятся рядом или говорят с самками и молодняком.

Когда Бэмби вырастает, мать начинает оставлять его одного. Ища её одним днём, косулёнок впервые видит «Его» — человека — что пугает его. Человек поднимает ружьё и целится в него, и Бэмби стремглав убегает вместе с матерью. После того, как самец косули обругал Бэмби за то, что тот плакал и звал мать, он привыкает время от времени оставаться один. Позднее он узнаёт, что косулю зовут «Великий Король» и он самая старая и большая косуля в лесу, известная своею хитростью и замкнутостью. Зимой Бэмби знакомится с Мареной, молодой самкой, Неттлой, старой самкой, более не выращивающей молодняк, и двумя принцами, Ронно и Карусом. Среди зимы охотники выходят в лес и убивают много животных, включая мать Бэмби. Гобо также пропадает и считается за мёртвого.

После этого роман пропускает год, отмечая, что за Бэмби ухаживает Неттла, и что когда у него появился первый рог, другие самцы начали задирать его. Летом у Бэмби вырастает второй рог. Он воссоединяется со своею кузиной Фалиной. После того, как Бэмби начинает вступать в схватки и побеждает сначала Каруса, а затем Ронно, он и Фалина влюбляются друг в друга. Они проводят много времени вместе. В это время старый Король спасает жизнь Бэмби, когда тот почти подбегает к охотнику, имитирующему крик косули. Это учит молодого косулёнка быть осторожным и не бежать навстречу любому зову. Летом Гобо возвращается в лес: оказывается, что его выходил человек, который во время охоты, на которой погибла мать Бэмби, нашёл Гобо в снегу. Хотя его мать и Марена приветствуют его и хвалят как «друга» человека, старый Король и Бэмби жалеют Гобо. Марена становится его подругой, но через несколько недель Гобо убивают, когда он подбегает к охотнику на лугу, решив, что верёвка, повязанная человеком-спасителем ему на шею, защищает его ото всех людей.

Бэмби продолжает расти, он начинает проводить бо́льшую часть своего времени в одиночестве и избегать Фалину, которую меланхолически любит. Несколько раз он встречает старого Короля, который обучает его избегать силки, показывает ему, как освобождать из них других животных, и наставляет молодого косулёнка не идти по следу во избежание ловушек. Когда Бэмби подстреливает охотник, Король показывает ему, как ходить кругами, пока кровотечение не остановится, чтобы запутать людей и их собак. Когда Бэмби вырастает и становится «старым», старый Король показывает ему, что человек не так всемогущ, указывая на мёртвого мужчину, застреленного и убитого другим охотником. Бэмби подтверждает, что теперь он понимает, что «Он» не всемогущ, что есть нечто «Другое» над всеми животными, Король говорит Бэмби, что всегда любил его, и называет «сыном» перед тем, как уйти умирать.

В конце романа Бэмби знакомится с двойняшками-косулятами, зовущими свою мать, и ругает их за то, что они не могут оставаться одни. После того, как он их покидает, он размышляет, что самка напомнила ему о Фалине, а самец-косулёнок имеет потенциал; Бэмби надеется встретиться с ним, когда тот подрастёт.

История публикации

Зальтен написал книгу после Первой мировой войны, рассчитывая на интерес взрослой аудитории. Роман был впервые опубликован в Австрии Ullstein Verlag в 1923 году и переопубликован в 1926 году в Вене.

На английский язык книга была переведена Уиттакером Чэмберсом по заказу издательства Simon & Schuster. Издательство опубликовало первое англоязычное издание книги в 1928 году с иллюстрациями Курта Визе под заголовком Bambi. A Life in the Woods (с англ. — «Бэмби. Жизнь в лесах»). The New York Times назвала роман «великолепно переведённым».

На русском языке роман известен в переводах Юрия Марковича Нагибина и Владимира Матвеевича Летучего. Также существуют переводы Инны Борисовны Шустовой, Игоря Юрьевича Куберского, Леонида Львовича Яхнина и Е. В. Недорезовой.

Всего были выпущены более 200 изданий романа, включая почти 100 англоязычных и немецкоязычных изданий, и многочисленные переводы и переиздания на более чем 20 других языках. Роман также был выпущен в различных форматах, включая печатные издания, аудиокниги, книги в шрифте Брайля и электронные книги.

Авторские права

Когда Зальтен опубликовал «Бэмби» в 1923 году, он сделал это по законам об авторском праве Германии, не требовавшим утверждений о защите книги авторским правом. В переиздании 1926 года он включил уведомление об авторских правах США, так что книга считалась защищённой авторским правом в США с 1926 года. В 1936 году Зальтен продал некоторые права на роман продюсеру Metro-Goldwyn-Mayer Сидни Франклину, который передал их Уолту Диснею для создания киноадаптации. После смерти Зальтена в 1946 году его дочь Анна Вилер (нем. Anna Wiler) унаследовала авторские права и возобновила охраняемость книги авторским правом в 1954 году. В 1958 году она заключила три договора с Disney касательно прав на роман. После её смерти в 1977 году права перешли её мужу, Вайту Вилеру (нем. Veit Wyler), и её детям, которые удерживали права на книгу до 1993 года, после чего продали их издательскому дому Twin Books. Twin Books и Disney разошлись в условиях и юридической силе изначального соглашения Disney с Анной Вилер и продолжающимся использованием Disney имени Бэмби.

Когда компании пришли к неразрешимым противоречиям, Twin Books подала иск против Disney за нарушение авторских прав. Disney утверждала, что из-за того, что оригинальное издание Зальтена в 1923 году не включало уведомления об авторских правах, по американским законам оно немедленно становилось работой в общественном достоянии. Компания также утверждала, что, так как роман был опубликован в 1923 году, возобновление авторских прав Анной Вилер в 1954 году состоялось после крайнего срока и поэтому было юридически недействительным. Судебное разбирательство рассматривалось окружным судом США в северном округе Калифорнии, который постановил, что роман был защищён авторским правом во время публикации в 1923 году и не был работой в общественном достоянии. Однако, подтвердив 1923 год как год публикации, это подтвердило и претензию Disney, что возобновление авторских прав было совершено слишком поздно и что роман перешёл в общественное достояние в 1951 году.

Twin Books обжаловало решение, и в марте 1996 года Апелляционный суд девятого округа США аннулировал изначальное решение, утверждая, что роман был иностранной работой в 1923 году, не бывшей в общественном достоянии в стране происхождения, поэтому дата оригинальной публикации не может использоваться в обсуждении американского авторского права. Вместо этого датой, с которой роман был защищён авторским правом в США, была признана дата публикации в 1926 году, в которой впервые указывалась таковая защита. Поэтому возобновление авторских прав Анной Вилер было признано своевременным и имеющим силу, тем самым подтвердив удержание Twin Books авторских прав на книгу.

Решение в деле Twin Books Corporation против Walt Disney Company до сих пор признаётся спорным многими экспертами в области авторского права. Дэвид Ниммер в статье 1998 года утверждал, что решение по этому делу означает, что древнегреческий эпос, опубликованный за пределами США без соблюдения требуемых формальностей, также может быть субъектом авторского права. Ниммер охарактеризовал это решение как «явно абсурдное».

Защита авторских прав на книгу в США истекает 1 января 2022 года, в то время как в Европейском союзе книга находится в общественном достоянии с 1 января 2016 года.

Продолжение

Живя в изгнании в Швейцарии после того, как он был вынужден покинуть оккупированную нацистской Германией Австрию, Зальтен написал продолжение к «Бэмби», в котором рассказывается о рождении и жизни детей-двойняшек Бэмби, Гено и Гурри. Молодые косулята общаются с разными животными и обучаются и находятся под опекой Бэмби, пока растут. Они также узнают многое о людях, включая как охотников, так и егеря, пытающегося защитить косулей. Из-за статуса Зальтена английский перевод романа был опубликован в США в 1939 году издательством Bobbs-Merrill. В Австрии продолжение романа было выпущено только через год.

Критика

«Бэмби» стал «невероятно популярен» после своего выпуска, став «книгой месяца» и разошедшись тиражом в 650 тысяч копий в США к 1942 году. Тем не менее, роман был впоследствии запрещён в нацистской Германии в 1936 году как «политическая аллегория на обращение с евреями в Европе». Множество копий романа было сожжено, из-за чего первые издания романа являются библиографической редкостью.

Читателя сильно и захватывающе заставляют почувствовать ужас и страдание жертвы, хитрость и жестокость дикаря, терпение и преданность матери своему детёнышу, ярость соперников в любви, изящество и одиночество великих принцев леса. В словесных изображениях, которые иногда захватывают дыхание, автор рисует лес во всех его настроениях — брошенным в сумасшествие бурями, белым и тихим подо снегом или шепчащим и поющим себе на заре.

---

— Луиз Лонг, The Dallas Morning News, 30 октября 1938 года.

Оригинальный текст (англ.)  

The reader is made to feel deeply and thrillingly the terror and anguish of the hunted, the deceit and cruelty of the savage, the patience and devotion of the mother to her young, the fury of rivals in love, the grace and loneliness of the great princes of the forest. In word pictures that are sometimes breath-taking the author draws the forest in all its moods--lashed into madness by storms, or white and silent under snow, or whispering and singing to itself at daybreak.

В своём предисловии к роману Джон Голсуорси назвал его «восхитительной книгой» и «небольшим шедевром», показывающим «тонкость восприятия и необходимые истины». Он отмечает, что, читая гранки романа во время пересечения Ла-Манша, он, его жена и его племянник читали роман три часа, «молча поглощая» каждую страницу. Обозреватель The New York Times Джон Чемберлен похвалил «нежный, ясный стиль» Зальтена, который «выводит вас из себя». Он считал, что Зальтен сумел передать сущность каждого животного в разговоре, поймав «ритм созданий, населяющих его лесной мир», и показал особое «понимание» в деталях описания жизни Бэмби. Обозреватель Catholic World похвалил подход к теме, отметив, что он «отмечен поэзией и симпатией [c] очаровательными отсылками к немецкому фольклору». Тем не менее, ему не понравилось «перенесение отдельных человеческих идеалов в животный ум» и туманные отсылки к религиозным аллегориям. The Boston Transcript назвал книгу «нежной аллегорией жизни». Saturday Review посчитал её «красивой и изящной», отметив её редкую «индивидуальность». The Times Literary Supplement утверждал, что роман — «повесть с исключительным очарованием, хотя и недостоверная в отношении жизни животных». Изабель Илай Лорд в рецензии для American Journal of Nursing, назвала его «восхитительной историей о животных», а Зальтена — «поэтом», чьи «изображения лесов и их обитателей незабываемы». Сравнивая «Бэмби» и более позднюю работу Зальтена, роман «Перри», в котором Бэмби также ненадолго появляется, обозревательница Луиз Лонг из The Dallas Morning News посчитала обе истории «тихо и полностью [захватывающими] сердце». Лонг посчитала прозу «уравновешенной, подвижной и красивой как поэзия» и похвалила Зальтена за его способность дать животным, казалось бы, человеческую речь, не нарушив «их сущность».

Вики Смит из The Horn Book Magazine посчитала роман кровавым по сравнению с поздней адаптацией Disney и назвала его «душещипательным». Критикуя его как один из наиболее известных романов против охоты, она заключает, что роман непросто забыть, и хвалит «стержневую сцену», в которой умирает мать Бэмби, утверждая, что «сдержанное заключение этой сцены, „Бэмби никогда больше не видел свою мать“, мастерски пробуждает простой эмоциональный отклик». Она ставит под сомнение рекомендацию Голсоурси этого романа спортсменам в своём предисловии, задаваясь вопросом о том, «как много начинающих спортсменов может измениться перед лицом безысходной речуги Зальтена и как много может быть вместо этого отчуждено». Сравнивая роман с фильмом Disney, Стив Чеппл из Sports Afield посчитал, что Зальтен видел лес Бэмби «весьма страшным местом» и что роман в целом имеет «множество тёмных взрослых подтекстов». Интерпретируя его как аллегорию к собственной жизни Зальтена, Чеппл утверждал, что Зальтен «произвёл впечатление немного впечатлительного, проявляющего излишнее сочувствие европейского интеллектуала». Джеймс Стерба из The Wall Street Journal также посчитал его «антифашистской аллегорией» и саркастически отметил, что «вы найдёте [книгу] в детском разделе библиотеки, прекрасном месте для этого 293-страничного издания, состоящего из жестоких сцен, сексуального завоевания и предательства» и «лес полон головорезов и негодяев. Я насчитал по крайней мере шестерых убийц (включая трёх детоубийц) среди товарищей Бэмби».

Критики считают «Бэмби» одним из первых энвайронменталистских романов.

Адаптации

Фильмы

Анимационный фильм Уолта Диснея

Когда над Австрией нависла угроза аншлюса, Макс Шустер (англ. Max Schuster) спонсировал вылет еврея Зальтена из нацистской Германии и помог представить его и «Бэмби» кинокомпании Walt Disney Productions. Сидни Франклин, продюсер и директор Metro-Goldwyn-Mayer, купил права на фильм в 1933 году, изначально пожелав сделать игровую адаптацию романа. Решив, что такой фильм будет слишком тяжело сделать, он продал права Уолту Диснею в апреле 1937 года в надежде, что он будет адаптирован в анимационный фильм. Дисней начал работать над фильмом незамедлительно, намеревавшись сделать его вторым полнометражным фильмом компании и первым её фильмом, основанным на конкретной недавней работе.

Оригинальный роман, написанный для взрослой аудитории, был сочтён слишком «жестоким» и «мрачным» для молодёжной аудитории, на которую рассчитывал Дисней, и так как работа требовала адаптировать роман, Disney отложила производство фильма, работав над несколькими другими работами. В 1938 году Disney назначила Перса Пирса и Карла Фоллберга работать над сценарием фильма, но внимание к нему вскоре прекратилось, когда студия начала работать над мультфильмом «Фантазия». Наконец, 17 августа 1939 года началось производство фильма, хотя оно проходило медленно из-за изменений в составе работников студии, местоположении и методологии анимации в то время. Написание сценария было завершено в июле 1940 года и к этому времени бюджет фильма составил 858 тысяч долларов. В дальнейшем Disney был вынужден вырезать 12 минут из фильма до финальной прорисовки, чтобы снизить затраты производства.

Сильно отличавшийся от оригинального романа анимационный фильм «Бэмби» был выпущен в кинотеатрах США 8 августа 1942 года. Версия Disney значительно преуменьшает натуралистические и энвайронменталистские элементы романа, дав ему более лёгкое и дружелюбное ощущение. Добавление двух милых и добрых персонажей, зайца Топотуна и скунса Цветочка, также было сделано, чтобы дать фильму желаемое ощущение. Считающийся классическим фильм был назван «венчающим достижением анимационной студии Уолта Диснея» и занял третье место среди фильмов анимационного жанра в списке «10 лучших американских фильмов в 10 классических жанрах» по версии Американского института киноискусства.

Советские художественные фильмы

В 1985 году киностудией имени Максима Горького была выпущена советская русскоязычная игровая адаптация «Детство Бемби», распространявшаяся в формате VHS. Она была срежиссирована Натальей Бондарчук, которая также написала сценарий совместно с Юрием Нагибиным, а музыка к фильму была написана Борисом Петровым. Сын Натальи, Ваня Бурляев, и её муж Николай Бурляев сыграли маленького Бэмби и Бэмби-юношу соответственно, а Фалина была сыграна Катей Лычёвой (ребёнок) и Галиной Беляевой (взрослая девушка). В этой адаптации фильм начинается с использования животных, затем их сменяют актёры, а в конце вновь используются животные.

Продолжение фильма, «Юность Бемби», было выпущено в 1986 году. Главные роли — Бэмби и Фалину — вновь сыграли Н. Бурляев и Г. Беляева. Используя более 100 видов животных и будучи снят в различных локациях в Крыму, на горе Эльбрус, в Латвии и Чехословакии, фильм рассказывает о возлюбленных Бэмби и Фалине, которые отправляются на поиски цветка жизни. Оба фильма были выпущены в регионе 2 на DVD с русскими и английскими субтитрами компанией RUSCICO в 2000 году. DVD первого фильма также включало в себя французскую звуковую дорожку, в то время как второй содержал вместо этого французские субтитры.

Балет

Театр балета Орегона адаптировал «Бэмби» в балетную постановку, озаглавленную Bambi: Lord of the Forest (с англ. — «Бэмби: Властелин леса»). Её планировалось представить в марте 2000 года в качестве части сезона 2000—2001. Балет был создан художественного руководителя Джеймса Кэнфилда (англ. James Canfield) и композитором Томасом Лодердейлом (англ. Thomas Lauderdale), постановка планировалась в качестве интерпретации книги, а не фильма Disney. Обсуждая адаптацию, Кэнфилд утверждал, что книгу подарили ему на рождество и она показалась ему «классической историей о взрослении и жизненном цикле». Он также утверждал, что постановка была вдохновлена только романом и не включала в себя элементы фильма Disney. После изначального объявления авторы начали называть работу The Collaboration (с англ. — «Сотрудничество»), так как Disney удерживал права на лицензию названия Bambi и они не хотели бороться за права использования. Местная пресса начала обсуждать альтернативные названия для постановки, включая Not-Bambi (с англ. — «Не-Бэмби»), Кэнфилд назвал этот вариант своим любимым в насмешку над Disney. Выпуск постановки был отложен по необъяснённым причинам и постановка всё ещё ожидается.

Театр

Драматург Джеймс Девита из First Stage Children’s Theater написал театральную адаптацию романа. Сценарий был опубликован Anchorage Press Plays 1 июня 1997 года. Адаптация под названием Bambi—A Life in the Woods написана в расчёте на подростковую аудиторию, постановка состоялась в нескольких театрах США. Сценарий требует выносной сцены и предполагает участие по крайней мере 9 актёров (5 мужчин и 4 женщин) в 13 ролях. The American Alliance Theatre and Education наградила работу премией Distinguished Play Award (с англ. — «Награда за выдающуюся пьесу») за адаптацию.

Книга Джанет Шульман

В 1999 году роман был адаптирован в детскую иллюстрированную книгу в твёрдом переплёте Джанет Шульман (англ. Janet Schulman) с иллюстрациями Стива Джонсона (англ. Steve Johnson) и Лу Фэнчер (англ. Lou Fancher), и опубликован издательством Simon & Schuster в качестве части импринта Atheneum Books for Young Readers. В адаптации Шульман попыталась сохранить лирическую атмосферу оригинального романа. Она отмечает, что вместо того, чтобы переписать роман, она «практически полностью повторила язык Зальтена», перечитав роман несколько раз и «сохранив диалог и проникновенные реплики Зальтена». В книге сохранилась лирика оригинала, но из-за сокращения были утеряны его «величие и загадка». При создании иллюстраций художники старались сделать их как можно реалистичнее, работая в цвете, а не набросками. В 2002 году адаптация Шульман была выпущена в формате аудиокниги издательством Audio Bookshelf; книга прочитана Фрэнком Доланом (англ. Frank Dolan).

См. также

• Премия Бэмби

Отрывок, характеризующий Бэмби

Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»
– Ругай, на пазанку! – говорил он, кидая отрезанную лапку с налипшей землей; – заслужил – чистое дело марш!
– Она вымахалась, три угонки дала одна, – говорил Николай, тоже не слушая никого, и не заботясь о том, слушают ли его, или нет.
– Да это что же в поперечь! – говорил Илагинский стремянный.
– Да, как осеклась, так с угонки всякая дворняшка поймает, – говорил в то же время Илагин, красный, насилу переводивший дух от скачки и волнения. В то же время Наташа, не переводя духа, радостно и восторженно визжала так пронзительно, что в ушах звенело. Она этим визгом выражала всё то, что выражали и другие охотники своим единовременным разговором. И визг этот был так странен, что она сама должна бы была стыдиться этого дикого визга и все бы должны были удивиться ему, ежели бы это было в другое время.
Дядюшка сам второчил русака, ловко и бойко перекинул его через зад лошади, как бы упрекая всех этим перекидыванием, и с таким видом, что он и говорить ни с кем не хочет, сел на своего каураго и поехал прочь. Все, кроме его, грустные и оскорбленные, разъехались и только долго после могли притти в прежнее притворство равнодушия. Долго еще они поглядывали на красного Ругая, который с испачканной грязью, горбатой спиной, побрякивая железкой, с спокойным видом победителя шел за ногами лошади дядюшки.
«Что ж я такой же, как и все, когда дело не коснется до травли. Ну, а уж тут держись!» казалось Николаю, что говорил вид этой собаки.
Когда, долго после, дядюшка подъехал к Николаю и заговорил с ним, Николай был польщен тем, что дядюшка после всего, что было, еще удостоивает говорить с ним.


Когда ввечеру Илагин распростился с Николаем, Николай оказался на таком далеком расстоянии от дома, что он принял предложение дядюшки оставить охоту ночевать у него (у дядюшки), в его деревеньке Михайловке.
– И если бы заехали ко мне – чистое дело марш! – сказал дядюшка, еще бы того лучше; видите, погода мокрая, говорил дядюшка, отдохнули бы, графинечку бы отвезли в дрожках. – Предложение дядюшки было принято, за дрожками послали охотника в Отрадное; а Николай с Наташей и Петей поехали к дядюшке.
Человек пять, больших и малых, дворовых мужчин выбежало на парадное крыльцо встречать барина. Десятки женщин, старых, больших и малых, высунулись с заднего крыльца смотреть на подъезжавших охотников. Присутствие Наташи, женщины, барыни верхом, довело любопытство дворовых дядюшки до тех пределов, что многие, не стесняясь ее присутствием, подходили к ней, заглядывали ей в глаза и при ней делали о ней свои замечания, как о показываемом чуде, которое не человек, и не может слышать и понимать, что говорят о нем.
– Аринка, глянь ка, на бочькю сидит! Сама сидит, а подол болтается… Вишь рожок!
– Батюшки светы, ножик то…
– Вишь татарка!
– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.