Вайнштейн, Альберт Львович

Вайнштейн Альберт Львович
Дата рождения:	21 января (3 февраля) 1892(1892-02-03)
Место рождения:	Бричаны, Бессарабия
Дата смерти:	15 апреля 1970(1970-04-15) (78 лет)
Место смерти:	Москва
Научная сфера:	экономика

Альберт Львович Вайнштейн (3 февраля 1892, Бричаны Хотинского уезда Бессарабской губернии — 15 апреля 1970, Москва) — советский экономист, статистик и библиограф, один из основоположников российской школы экономико-математического анализа и клиометрики.

Биография

Ранние годы

Родился в семье врача Еврейской больницы в северном бессарабском местечке Бричаны (теперь райцентр Бричанского района Молдовы). В 1898 году семья переехала в Москву. После окончания гимназии в Москве в 1910 году поступил на математическое отделение физико-математического факультета Московского университета. Был домашним учителем детей в семье Л. В. Собинова. После окончания университета в 1914 году с дипломом первой степени продолжил обучение на экономическом отделении Московского коммерческого института, который окончил в 1917 году. Начал научную деятельность в Аэродинамической лаборатории Н. Е. Жуковского.

В 1918—1923 годах заведовал статистическим отделением Мосгубсовнархоза и экономическим отделом Управления сельскохозяйственной экономии и плановых работ Наркомзема. В 1923—1928 годах — консультант и заместитель директора новообразованного Конъюнктурного института Наркомфина СССР, которым руководил Н. Д. Кондратьев; в 1929—1930 годах — старший научный сотрудник сектора статистики внешней торговли института. Занимался исследовательской работой также в созданном А. В. Чаяновым Научно-исследовательском институте сельскохозяйственной экономии и политики при Тимирязевской академии.

Первые научные работы А. Л. Вайнштейна были посвящены вопросам экономики и статистики сельского хозяйства. В годы НЭПа вышли его первые монографии, крупнейшие из которых — «Обложение и платежи крестьянства в довоенное и революционное время» (1924) и «Эволюция урожайности зерновых хлебов в России до войны и перспективы её развития в будущем» (1927). А. Л. Вайнштейн стал одним из первых отечественных интерпретаторов метода прогнозирования рыночной конъюнктуры, получившего название «экономического барометра», увлёкся применением методологии гармонического анализа (рядов Фурье) к исследованию периодичности и прогнозированию колебательных процессов в экономике. Его научные интересы в те годы включали изучение рыночной циклической экономики НЭПа, движения конъюнктуры и методов сознательного регулирования хозяйственных процессов по схеме «рынок плюс план», а также анализ оперативной и долгосрочной народнохозяйственной динамики.

Аресты

Первый раз А. Л. Вайнштейн был арестован в 1930 году вместе с рядом других видных представителей экономической науки (Н. Д. Кондратьевым, А. В. Чаяновым, Л. Н. Юровским) по делу «Трудовой крестьянской партии». Выслан в Алма-Ату, где работал консультантом Госплана Казахской ССР, но в 1933 году реабилитирован. По возвращении в Москву преподавал математику и статистику в нескольких высших учебных заведениях, продолжил прикладные исследования в научных институтах Наркомата пищевой промышленности.

Повторно арестован в 1937 году. После этого его сына — будущего радиофизика Л. А. Вайнштейна — при поступлении в институт заставили написать письменное отречение от отца, якобы выступавшего против советской власти. Вновь арестован в 1941 году, осуждён на 8 лет лагерей строгого режима; срок отбывал в Карагандинской области. После освобождения в 1949 году оставлен в Караганде на пожизненное поселение, где находился до окончательной реабилитации в 1957 году.

После реабилитации

Вернувшись в Москву в 1957 году целиком посвятил себя научно-исследовательской работе. Уже к 1960 году Вайнштейн завершил свой монументальный труд «Народное богатство и народнохозяйственное накопление предреволюционной России», в следующем году защитил докторскую диссертацию, с 1962 года профессор. С 1963 года в Центральном экономико-математическом институте АН СССР, где стал одним из ведущих теоретиков, наравне с Л. В. Канторовичем, В. С. Немчиновым, В. В. Новожиловым, А. Л. Лурье. Преподавал также в Промышленно-экономическом институте, Московском государственном университете и Московском институте народного хозяйства. В эти годы он также руководил теоретическим семинаром для начинающих экономистов.

Работоспособность А. Л. Вайнштейна в последнее десятилетие жизни оказалась неимоверной: к концу жизни он успел написать свыше 40 книг и брошюр, более 100 статей. Руководил переводом ряда зарубежных работ по математическим методам экономического анализа, издание которых сыграло большую роль в повышении научной культуры советских экономистов. В работе «Народный доход России и СССР. История, методология, исчисления, динамика» (1969) Вайнштейн попытался возродить методику расчёта агрегированных индексов, характеризующих состояние советской и российской национальной экономики («экономический барометр»), над которой он работал ещё в Конъюнктурном институте в середине 1920-х годов. Последняя его книга, «Цены и ценообразование в СССР в восстановительный период 1921—1928 гг.» (1972), была опубликована посмертно. Двухтомное издание избранных научных трудов А. Л. Вайнштейна было выпущено издательством «Наука» в серии «Памятники экономической мысли» в 2000 году.

Всю свою жизнь А. Л. Вайнштейн занимался, главным образом, проблемами макроэкономической статистики, исследовал долгосрочную динамику изменения доходов и цен, на десятилетие предвосхитив клиометрическое направление новой экономической науки. Другие направления научно-исследовательской работы Вайнштейна включали разработку экономико-математических методов, методологии экономической статистики, решение задач по оптимизации сельскохозяйственного производства, разработку математического обеспечения учёта национального богатства. Значительное влияние на советскую экономическую науку оказали составленные им библиографии трудов по отечественной и мировой статистике и экономическому моделированию, исследования функции сбережений, эффективности капитальных вложений, анализ динамики и структуры национального дохода, критериев оптимальности экономики. Им впервые в мировой науке был применён метод «непрерывной инвентаризации» основных фондов при оценке народного богатства. Под его редакцией издан коллективный труд «Народно-хозяйственные модели. Теоретические вопросы потребления» (Москва, 1963).

Сын А. Л. Вайнштейна — крупный советский радиофизик Лев Альбертович Вайнштейн (1920—1989).

Научные монографии А. Л. Вайнштейна

• Математическое исчисление среднего расстояния полей от усадьбы при различной конфигурации площади землепользования и разном местоположении усадьбы. Москва, 1922.
• Обложение и платежи крестьянства в довоенное и революционное время. Опыт статистического исследования. Москва, 1924.
• Исследование тесноты взаимной связи: между ценой, валовым сбором, урожайностью и посевной площадью хлопка в С.-А. С. Ш. Издательство Главного хлопкового комитета, 1924.
• Итоги, основные тенденции и конъюнктура народного хозяйства в 1923—1924 году. Труды конъюнктурного института. Акционерное общество «Промиздат», 1925.
• Урожайность, метеорологические и экономические циклы, проблема прогноза. Проблемы урожая. Под ред. А. В. Чаянова. Экономическая жизнь: Москва, 1926.
• Эволюция урожайности зерновых хлебов в России до войны и перспективы её развития в будущем. Москва, 1927.
• Проблемы экономического прогноза в её статистической постановке. РАНИОН: Москва, 1930.
• Народное богатство и народнохозяйственное накопление предреволюционной России. Статистическое исследование. Госстатиздат: Москва, 1960.
• Народнохозяйственные модели. Теоретические вопросы потребления (редактор-составитель). Москва, 1963.
• Статистика народного богатства, народного дохода и национальные счета. Очерки по балансовой статистике (редактор-составитель). Наука: Москва, 1967.
• Народный доход России и СССР. История, методология, исчисления, динамика. Наука: Москва, 1969 (см. полный текст [www.ekon.oglib.ru/bgl/4529.html здесь]).
• Цены и ценообразование в СССР в восстановительный период 1921—1928 гг. Наука: Москва, 1972.
• Избранные труды: В двух книгах. Кн. 1. Советская экономика: 20-е годы. Кн. 2. Народное богатство и народный доход России и СССР. Серия «Памятники экономической мысли», Наука: Москва, 2000 (см. обзор [www.ieras.ru/journal/journal2.2001/21.htm здесь]).

Ссылки

• [isaran.ru/?q=ru/fund&ida=1&guid=E4C4B4F0-BD52-BA53-4837-54ACB6338E5B ИС АРАН. Фонд 1611]
• [www.cemi.rssi.ru/rus/index2.htm Основоположники экономико-математического направления]
• [cshistory.nsu.ru/obj794/LETTER_BY_AUTHOR.htm Переписка А. Л. Вайнштейна с Л. В. Канторовичем]

Отрывок, характеризующий Вайнштейн, Альберт Львович

– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.