Вариант «Омега»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Вариант «Омега»
Жанр

драма
военный фильм
шпионский фильм

Режиссёр

Антонис-Янис Воязос

Автор
сценария

Николай Леонов
Юрий Костров

В главных
ролях

Олег Даль
Игорь Васильев

Оператор

Владимир Трофимов

Композитор

Богдан Троцюк

Кинокомпания

ТО «Экран»

Длительность

356 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1975

IMDb

ID 0072578

К:Фильмы 1975 года

«Вариа́нт „Оме́га“» — советский пятисерийный художественный фильм, снятый в 1975 режиссёром Антонисом-Янисом Воязосом. Героико-приключенческий фильм, в основе которого лежит документальный материал о действиях советской разведки в Таллине. Экранизация романа Николая Леонова и Юрия Кострова «Операция „Викинг“». На экраны фильм вышел в 1975 году.





Сюжет

В начале 1942 года, по истечении четырёх лет работы в Германии, в результате провала советский разведчик Скорин переходит линию фронта, получив ранение в ногу.

Весной в Таллин приезжает барон Георг фон Шлоссер. Одновременно не приемля и нацистов, и советскую власть, горит желанием реализовать себя как разведчика. Написав доклад о мощи СССР, тем самым дисквалифицировав себя, был отстранён от работы личным указанием фюрера. Его же распоряжением спустя три года был назначен на особое важное задание, решающее, без малого, исход войны.

Фон Шлоссер провоцирует советскую разведку фактом собственного появления, дублируя его заброской двух агентов, не без основания понимая, что агенты будут раскрыты.

Советская контрразведка догадывается, что ведётся какая-то игра, но в чём её смысл, поручается понять не совсем оправившемуся от ранения старшему лейтенанту госбезопасности Скорину.

Под именем Пауль Кригер Скорин прибывает в Таллин якобы на лечение, всячески демонстрируя то, что он именно тот человек, что нужен фон Шлоссеру. Последний покупается на мелкие уловки, что использует Скорин, и «приглашает» его к сотрудничеству.

В роскошном загородном доме фон Шлоссер склоняет Скорина к работе на абвер.

Используя новый в то время способ записи передачи на магнитофон, фон Шлоссер сообщает советскому разведчику, что все его усилия сообщить своему командованию о том, что он работает под контролем, безуспешны. При этом нужная дезинформация в ставку уже прошла.

Скорин, закрепляя то, что дезинформация прошла успешно, демонстративно уходит в запой, при этом сообщая по другому каналу связи об истине.

Апофеозом психологического поединка двух очень умных людей является беседа в последней серии, где Скорин раскрывает, что не фон Шлоссер был ведущим во всей этой истории.

В ролях

Съёмочная группа

  • Авторы сценария:
  • Режиссёр-постановщик: Антонис-Янис Воязос
  • Оператор-постановщик: Владимир Трофимов
  • Художники-постановщики:
  • Композитор: Богдан Троцюк
  • Тексты песен: Роберт Рождественский
  • Звукооператор: А. Куцый
  • Режиссёры:
    • А. Густавсон
    • Е. Промыслова
  • Операторы:
    • Г. Иконников
    • А. Беркович
  • Комбинированные съёмки: А. Пекарь
  • Художник: В. Седов
  • Художник-фотограф: Н. Синельщиков
  • Ассистенты:
    • режиссёра:
      • И. Козина
      • О. Щербань
      • В. Сверкунов
    • оператора:
      • В. Боков
      • В. Забузов
      • Ю. Серебряков
    • художника: Е. Барановская
  • Костюмеры:
  • Гримёры:
    • И. Самойлова
    • Э. Туркова
  • Художник-декоратор: С. Шонина
  • Монтажёр: Л. Писаренко
  • Главный консультант: П. Петров
  • Консультанты:
    • К. Тынсон
    • А. Лыхмус
  • Редактор: А. Шершова
  • Музыкальный редактор: В. Барабанова
  • Государственный оркестр кинематографии:
  • Директор фильма: Д. Эппель

Технические данные

  • Производство: ТО «Экран»
  • Художественный фильм, пятисерийный, телевизионный, чёрно-белый

Места съемок

В фильме ряд эпизодов снят на улицах Старого Таллина (Пикк-Ялг и Люхике-Ялг, Пикк, Бёрзи-Кайк, Кооли, Лабораториуми, Аида, Нунне, Ратаскаэву, Рюйтли и др.)

Песня из фильма

См. также

Напишите отзыв о статье "Вариант «Омега»"

Примечания

  1. Александр Целлариус является реальным лицом, действительно возглавлявшим абверкоманду в Таллине в период немецкой оккупации. См. Чуев С. Г. Спецслужбы Третьего Рейха. — Кн. 1. — СПб., М.: Издательский дом «Нева»; ОЛМА-ПРЕСС; Образование, 2003. — С. 39.

2. В первой серии на стене кабинета Целлариуса висит послевоенная карта Европы. Это отчетливо видно по нынешним границам Польши. Также, в этой же серии когда Шлоссер рассматривает фотографии зверств айнзацгрупп, нетрудно заметить, что одно из фото из событии ликвидации Варшавского гетто, что случилось годом позже — 1943, а события в фильме разворачиваются в 1942-м году.

3. Книга, по которой Скорин/Кригер шифрует радиограммы в центр — томик стихов Генриха Гейне «Романсеро» (Romanzero). Одно из стихотворений в третьей серии фильма — «Enfant Perdu» / «Смертник» (буквально «Потерянное дитя») — начинают читать дешифровальщики, а заканчивает по памяти майор Шлоссер, добавив: «Запрещённый Гейне. Любопытный выбор для кода».

Ссылки

  • [militera.lib.ru/prose/russian/leonov/index.html Николай Леонов, Юрий Костров. Вариант «Омега» (Операция «Викинг»)]
  • [www.nashfilm.ru/sovietkino/1360.html Вариант Омега — опасные игры конгениальных шпионов]

Отрывок, характеризующий Вариант «Омега»

Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.