Венуолис, Антанас

Антанас Венуолис
Antanas Vienuolis
Имя при рождении:	Антанас Жукаускас
Псевдонимы:	Венуолис
Дата рождения:	26 марта (7 апреля) 1882(1882-04-07)
Место рождения:	деревня Ужуожеряй, ныне Аникщяйский район
Дата смерти:	17 августа 1957(1957-08-17) (75 лет)
Место смерти:	Аникщяй
Гражданство:	Российская империя, Литовская Республика, СССР
Род деятельности:	прозаик, драматург
Направление:	реализм
Жанр:	рассказ, роман, исторический роман, драма
Награды:

Анта́нас Венуо́лис (Анта́нас Венуо́лис-Жука́ускас, лит. Antanas Vienuolis-Žukauskas, 26 марта (7 апреля) 1882, деревня Ужуожеряй, ныне Аникщяйского района Литвы — 17 августа 1957, Аникщяй) — литовский писатель, народный писатель Литовской ССР.

Биография

Настоящая фамилия Жукаускас; Венуолис («инок») — псевдоним. Родился в крестьянской семье. Опекался двоюродным дедом — епископом и писателем Антанасом Баранаускасом. С 1895 года учился в гимназии в Либаве (Лиепая). По окончании гимназии отказался, вопреки воле родителей и Баранаускаса, поступать в духовную семинарию и поэтому лишился их поддержки. В 1900 году уехал в Москву, работал учеником аптекаря, начал писать (рассказ, поэма). С 1903 года работал провизором на Кавказе. За участие в революционной деятельности подвергся полуторамесячному тюремному заключению в Тифлисе (ныне Тбилиси). С 1907 года жил в Москве, работая в аптеке, изучая фармакологию на медицинском факультете Московского университета и слушая лекции по теории и истории литературы в Народном университете имени А. Л. Шанявского. В 1918 году вернулся в Литву. В 1922 году переехал из Ковны (Каунас) в Оникшты (Аникщяй), работал в аптеке. В 1925 году в Ажупечяй на унаследованном участке земли построил дом, в котором жил до смерти. Сотрудничал в печати, участвовал в литературных вечерах, выезжал за границу (Италия, 1930; Франция, 1938).

Советскими властями сын Антанаса Жукаускаса был вывезен в сибирские лагеря. Аптека была национализирована. Во время войны дочь выехала на Запад (1944). В 1944—1945 годах преподавал в Аникщяй русский язык в школе.

В доме, в котором с 1925 года жил писатель, действует мемориальный дом-музей Антанаса Венуолиса.

Творчество

Первые публикации до Первой мировой войны: рассказы «Утопленница» (1909), «Вернулся» (1908), «Жена» (1909). Автор романов («Перед наступлением дня», 1925; «Гостья с севера», 1933; «Министр», 1935), исторического романа о борьбе литовцев с крестоносцами «Перепутья» (1932), повестей («Рак», 1920; «Палата интеллигентов», 1921), пьес («Сумерки», 1936), пьесы о восстании 1831 года «1831 год» (1936). Выпустил сборник рассказов «Бессонные ночи» (1937).

Переработанная для сцены пьеса «Сумерки» ставилась в Каунасе в 1941 как «первая оригинальная советская драма». Советское правительство подтолкнуло его к переходу к канонам социалистического реализма. В повести «Приёмная дочь» (1946), в романе «Усадьба Пуоджюнасов» (1949, русский перевод 1952) изображена классовая борьба в литовской деревне. Некоторые произведения писателя раннего периода творчества с изображением неприемлемых властям эпизодов и сторон русской революции, а также историко-патриотические произведения не переиздавались и не включались в собрания сочинений. Последние книги «Из моих воспоминаний» и сборник «Предания и легенды» (1957). Народный писатель Литовской ССР. Произведения переводились на английский, латышский (начиная по меньшей мере с 1923), польский, русский, украинский («Садиба Пуоджюнасів», 1957) эстонский и другие языки.

Сочинения

• Raštai. T. 1—7. Vilnius, 1953—1955 (Собрание сочинений).
• Raštai. T. 1—6. Vilnius: Vaga, 1985—1988 (Сочинения: В 6 т. Редкол.: Ю. Балтушис (пред.) и др. Вступ. ст. Ю. Стониса. Вильнюс: Вага, 1985—1988).
• Rinktine. 3-iasis leid. Kaunas, 1960. 144 p. (Избранное).

• Grįžo: vaizdelis. Vilnius: M. Kuktos sp., 1910. 22 p.
• Beždžionės. Vilnius: J. Rinkevičius ir A. Vėgėlė, 1913. 19 p.
• Šio svieto niekniekių niekniekiai: apysaka. Vilnius, 1914. 38 p.
• Ąžuolas. Vilnius, 1919. 41 p.
• Kaukazo legendos. Kaunas: Švyturys. 30 p.
• Keturi monologai. Kaunas, 1920. 24 p.
• Inteligentų palata. Klaipėda, 1922. 47 p.
• Užžėlusiu taku: novelės. Kaunas: Valst. grož. lit. l-kla, 1946. 260 p.
• Apsakymai. Vilnius: Valst. grož. lit. l-kla, 1951. 70 p.
• Astronomas Šmukštaras: apsakymai ir atsiminimai. Vilnius: Valst. grož. lit. l-kla, 1962. 405 p.
• Amžinasis smuikininkas: apsakymai, apysakos, legendos. Vilnius : Vaga, 1969. 521 p.
• Padavimai ir Legendos. Illustr. Albina Makunaite. Vilnius, 1971.
• Užkeiktieji vienuoliai: legenda. Vilnius: Vaga, 1978. 30 p.
• Kryžkelės: romanas. Vilnius: Valst. grož. lit. l-kla, 1963. 318 p.
• Prieš dieną; Kryžkelės: romanai. Vilnius: Vaga, 1971. 497 p.
• Išdukterė: apysakos ir apsakymai. Vilnius: Vaga, 1975. 288 p.
• Puodžiūnkiemis: romanas. 4-asis leid. Vilnius: Vaga, 1977. 367 p.
• Užkeiktieji vienuoliai: legenda. Vilnius : Vaga, 1978. 30 p.
• Iš mano atsiminimų. Kaunas: Šviesa, 1982. 214 p.
• Paskenduolė: apsakymas. Vilnius: Vaga, 1982. 71 p.
• Padavimai ir legendos. 3-ias leid. Vilnius: Vaga, 1982. 150 p.
• Viešnia iš šiaurės: romanas. 4-asis fotografuot. leid. Vilnius: Vaga, 1989. 409 p. (Гостья с Севера: Роман. 4-е изд. Вильнюс: Вага, 1989).

В русском переводе

• Усадьба Пуоджюнасов: роман / авторизованный перевод с литовского О. Йоделене и Л. Славина. Москва: Советский писатель, 1953. 354 с.
• Кавказские легенды. Вильнюс, 1955.
• Утопленница. Вильнюс, 1955.
• Избранное. Москва, 1959.
• День рождения: роман / авторизованный перевод с литовского В. Чепайтиса. Москва: Советский писатель, 1960. 430 с.
• Кавказские легенды. Тбилиси: Накадули, 1963. 98 с.
• Утопленница: Рассказы. Вильнюс: Вага, 1982.
• Из моих воспоминаний: Автобиогр. повесть. Каунас: Швиеса, 1982.
• Предания и легенды: Вильнюс: Вага, 1982.
• Усадьба Пуоджюнасов: Роман. Рассказы. Повести. Пер. с литов. Вступ. ст. В. Оскоцкого. Москва: Художественная литература, 1982.
• Проклятые монахи: легенда / пер. с лит. И. Соколов, Л. Славин. Вильнюс: Вага, 1982. 30 с.
• Перепутья: Роман. Пер. с литов. Б. Балашявичюса. Вильнюс: Vaga, 1986. 301 с.

Литература

• К. Korsakas. A. Vienuolio romanas «Puodžiunkiemis». Vilnius, 1953.
• J. Stonys. A. Vienuolio realizmo problemos (1917—1940). Vilnius, 1966.
• Antano Vienuolio «Paskenduolė»: tekstas ir interpretacijos: Antano Vienuolio «Paskenduolės» tekstas ir kritikų straipsniai bei ištraukos iš mokslinių straipsnių / sudarytoja Loreta Mačianskaitė; red. Danutė Kalinauskaitė. Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2003. 203 p. Bibliogr. str. gale (Serija Colloquia). ISBN 9955-475-40-4.

Ссылки

• [www.russianresources.lt/archive/Vien/Vien_0.html Биография и эпистолярные материалы]
• [anthology.lms.lt/texts/34/autor.html Classic Lithuanian Literature Anthology: Antanas Vienuolis]
• [www.baranauskas.lt/vienuolio/turinys.ru.htm Мемориальный дом-музей Антанаса Венуолиса]

Отрывок, характеризующий Венуолис, Антанас

Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.